– Да, я тебя помню, – ответил Каль, не без некоторого отвращения пожимая парню руку.

– Неплохо бы пропустить по стаканчику на «Каннских львах».[9]

– У меня не будет времени.

– Да?.. Ну ладно. Может, тогда в Париже?

– Может быть…

Каль опять уткнулся в «Уолл Стрит джорнел», технарь прошел дальше, стараясь скрыть раздражение за утонченностью манер.

Ему надо было подготовиться к вечернему выступлению, о котором его попросил организатор Международного фестиваля рекламы – одного из самых престижных мероприятий в сфере маркетинга и коммуникаций, проводившегося в том же самом дворце, где за месяц до этого проходил Международный Каннский кинофестиваль. На смену стразам и блесткам седьмого искусства, на смену Стивену Спилбергу, всяким там Джорджам Миллерам, Пакам Чхан-Укам и Полам Верховенам приходили истинные, могущественные хозяева, воротилы бизнеса, тоже жаждавшие устроить выход на публике и вкусить немного гламура.

И его, как вице-президента и исполнительного директора компании «КМО», «Компании маркетинга и операций», одной из крупнейших французских рекламных групп, попросили поделиться своим видением перемен в мире цифровых технологий.

Калю обязательно надо было их вдохновить.

К основной просьбе присовокупили и дополнительную: описать пройденный им путь и объяснить, как он стал одним из самых влиятельных французов в области маркетинга. Подобный перечень обязательств не представлял собой ничего сложного и особой оригинальностью тоже не отличался. Каждый год Каль проводил на ту же тему с полсотни конференций по всему миру. А если добавить сюда и сотню письменных интервью, то эту пьесу, можно сказать, он разыгрывал уже очень много раз.

Все сводилось к тому, чтобы подчеркнуть два притягательных момента – очарование того, кто преуспел, даже если все ненавидят его за то, что он собой отражает, и очарование тщетности, даже если она терроризирует нас тем, на что может открыть глаза.

Самолет набрал высоту, принял горизонтальное положение и выровнял скорость. Каль воспользовался этим, чтобы вытащить из кожаной сумки ноутбук. Затем набросал в общих чертах выступление, включив в него темы, на которые обычно говорил, и украсил их парой личных мазков касательно этапов своей карьеры. От аудиторий университета Париж-Дофин до членства в исполнительном комитете международной корпорации его история звучала поистине прекрасно, особенно для сироты, которого с самых юных лет взяло на попечение государство, ведь даже его фамилия, и та была вымышленной, позаимствованной у безымянных подкидышей-американцев.

Потрудившись полчаса над тем, чтобы собрать в кучу мысли и записать несколько красочных моментов, призванных немного зарифмовать его проповедь, Каль мысленно расслабился и внимательнее присмотрелся к незнакомцу слева. Порядка пятидесяти лет, седеющий, безупречный; сшитый по мерке английский костюм; наручные часы из ограниченной, авторской серии – в нем сразу можно было безошибочно определить банкира, еще одного представителя их круга. Наверняка вице-президент инвестиционного банка, для чего у него имелись все аксессуары. Живи Каль не нынешней своей жизнью, а какой-то другой, такой человек наверняка внушал бы ему зависть.

Но Каль предпочитал джинсы, кроссовки и сексуальных стажерок.

Эльга приложила бейджик к магнитному считывателю у неприметной входной двери.

Лишь посвященные знали, что под небольшой табличкой «Мне везет» посреди Лондонской улицы за престижными парижскими бутиками расположился вход в национальный филиал одной из самых могущественных корпораций нового мира. Прочная, тяжелая дверь вела во внушительного вида особняк, в котором расположились офисы «Гугл Франс». Этот символ современности и перемен приткнулся в роскошном здании Девятого округа, построенного в эпоху барона Османна больше ста лет назад.

Скромность в этом деле играла немаловажную роль, ведь выставлять напоказ богатство не согласовывалось с ценностями, которые исповедовала компания.

Эльга поздоровалась с Домиником, охранником, который проверял, чтобы у каждого, кто переступал порог, для этого имелось разрешение. Она машинально показала ему свой бейджик с фотографией, и он так же машинально ей кивнул.

По рассеянности она не заметила как за ней, мелькнув на фоне открытой двери, скользнул хрупкий силуэт. Доминик перекрыл ему дорогу и потребовал показать документ, его акцент явственно выдавал восточные корни.

Эльга пошла дальше и увидела молодую стажерку, пришедшую на прошлой неделе. Девушка съежилась под холодным, решительным взглядом Доминика.

– Прошу прощения, извините, я сейчас найду бейджик, – сказала она, яростно шаря правой рукой в глубокой, чуть ли не хозяйственной сумке.

Сменялись одна другой секунды, а Доминик не двигался ни на миллиметр, напрягая мышцы и не сводя глаз с сумки девушки. Наконец, она с победоносным видом вытащила бесценный «сезам». Он довольствовался лишь тем, что пропустил ее во внутренний дворик и напоследок сказал:

– Все должны предъявлять на входе бейджик.

Эльга тоже прошла вперед и миновала застекленные двери главного входа. Справа стояли с полдюжины мягких, выполненных в стиле ар деко кресел, образуя удобный уголок, где посетители дожидались тех, кто их пригласил, перед тем как пройти в офисы сотрудников.

В «Гугле» не работают, там либо изобретают, либо сотрудничают. Слева располагалась длинная стойка ресепшена, у которой посетители и клиенты сообщали о цели своего визита. Их принимали две девушки, блондинка и брюнетка, всегда улыбающиеся, всегда элегантно и нарядно одетые. В помещении, заливаемом яркими лучами естественного света, стояла теплая, навевавшая покой атмосфера.

– Привет, девчонки! Как она с утреца жизнь? – спросила у них Эльга.

– Если не считать, что на выборах выиграл придурок, то ничего, – ответила брюнетка.

– А ты как? На улицах не слишком много народу? На работу смогла добраться? – задала ей встречный вопрос блондинка.

– Нет, что ты! Только вот в воздухе витает запах серы.

Она провела бейджиком по магнитному считывателю внутренней двери, повернула направо и направила стопы в столовую – местную достопримечательность.

Эльга до сих пор помнила свой первый день в «Гугле». Для каждого «гуглера» (или, на французский манер, «гуглёра»), первое посещение столовой оставляло в памяти самые яркие воспоминания. А для француза, пожалуй, и подавно. От сочетания культурной гастрономии и гордости принадлежать к привилегированному классу, природная галльская экзальтация усиливалась в десять раз.

Бесплатное питание давно представляло собой особый устой, укрепляющий глобальные узы между сотрудниками компании, которых «мы холим и лелеем, потому как они лучшие в мире и заслужили самого лучшего к себе отношения».

Тренажерный зал, музыкальная комната, библиотека, гостиная, комната для послеобеденного отдыха, маникюр, массаж и, конечно же, бесплатное питание, приготовленное, само собой разумеется, шеф-поваром.

Эльга взяла поднос, поставила на него блины, только что приготовленный смузи, фруктовое ассорти и «этический» кофе с экологически чистым молоком. Застыла в нерешительности, раздумывая, не взять ли еще и омлет с грибами и поджаренными до хрусткой корочки овощами, но испугалась, что это уже будет перебор.

Усаживаясь за стол, она столкнулась со стройной, красивой женщиной лет тридцати, с которой они порой «сотрудничали» по вопросам, связанным с операторами кабельных сетей.

– Ты уже видела конкурс на третьем этаже? – спросила ее соседка.

– Нет, я еще туда не поднималась. Сначала завтрак, и только потом мозговой штурм.

– Тогда еще увидишь.

– Давай, выкладывай, ты меня заинтриговала.

– Никогда не думала, что Трамп может обладать таким творческим потенциалом…

– Вот теперь ты уже не на шутку пробудила во мне любопытство!