– Здорово, правда? – сказал он, звучно захохотав. – Это одна сучка из «Пюблиси» со своим дружком. Когда она обгадила мне одну кампанию, я навел кое-какие справки, и ее родители, представь себе, оказались добрыми католиками, выступающими с непримиримых, консервативных позиций. Она скрывала от них, что уже целых три года встречалась с марокканцем. Я повел дело так, чтобы семья узнала об этом из социальных сетей, выложив это небольшое, снятое в самый интересный момент видео.

Он от души расхохотался, гордый проявлением своей креативности, желая убедиться, что на подконтрольной ему территории все знают, кто хищник, а кто добыча. Об этой «лиге» Каль уже слышал. Свора злобных псов, находивших удовольствие в травле избранных жертв в социальных сетях, для собственного удобства неизменно скрывавшаяся за левыми аккаунтами.

Каль оценил момент по достоинству и засмеялся ледяным смехом.

– Главный врач ждет тебя в здании напротив, в девятой палате, – сказала Лоране, махнув рукой на северное крыло. – Жиль обнаружил вход, которым преступник воспользовался, чтобы войти сюда, а потом ускользнуть. Подвал этой больницы дырявый, как швейцарский сыр, из него можно попасть как в канализационные коллекторы, так и в катакомбы. На чугунной плите, преграждающей вход в одну из таких галерей, расположенной под пристройкой Бенжамена Балля, обнаружены свежие следы взлома.

– А дальше в этих галереях Жиль никаких следов не нашел?

– Для сбора данных мы запустили дрон, но пока ничего нового.

– Понятно. Позвони в парижскую мэрию и запроси у них здешние планы. А я пойду поговорю с главным врачом.

Фрэнк направился в отделение нейрофизиологии. От чертового здания, где нашли Сильву, его отделяли каких-то несколько метров. Жертву поместили в послеоперационную палату, где можно было лечить пациентов, перенесших хирургическую операцию на мозге. На докторе Рюзеке, главном враче неврологического отделения, был традиционный белый халат. Когда Фрэнк вошел в палату, он как раз разглядывал компьютерные томограммы.

В помещении располагалось внушительное количество самых разнообразных экранов, пультов управления, машин и труб. Вся эта аппаратура была подключена к Сильве для поддержания жизненных функций. «Машина спасения жизни», – подумал Фрэнк. Теперь Сильва представлял собой что-то вроде андроида, Робокопа, только без «копа» и привинченной к телу пластинки со словом «универсальная модель».

– Здравствуйте, комиссар.

Фрэнк пожал доктору Рюзеку руку. У того был тихий и более приветливый по сравнению с большинством других врачей голос – его, вероятно, смягчало сочувствие, столь необходимое в заведении, специализирующемся на лечении душевных расстройств.

– Прошу прощения, что реквизировал у вас несколько помещений, доктор, но они нужны нам, чтобы как можно быстрее продвинуться вперед.

– Это вполне естественно, комиссар, мы здесь для того, чтобы облегчить эту работу.

Фрэнк повернулся к Филиппу Сильве, внимательно оглядел его истерзанное тело и распухшее от побоев лицо.

У того под глазами залегли фиолетовые круги, по которым можно было понять, насколько жестокому насилию его подвергли. Несмотря на паутину трубок, закрывавших половину лица, явственно виднелись два пятна высохшей крови по обе стороны переносицы и четыре других в тех местах, где к голове гвоздями прибили маску – два над ушами и еще два под ними.

Правую руку ему отняли чуть выше локтя. На грудной клетке между ребрами виднелись многочисленные порезы. Не отводя от тела глаз, Фрэнк обратился к доктору Рюзеку и спросил:

– Что вы можете сообщить о его состоянии?

Врач ответил не сразу. Он обогнул койку и подошел к небольшому передвижному столику, заваленному бумагами. Взял несколько листков, за пару секунд пробежал их глазами и значительно посмотрел на комиссара:

– Я начну с фактов, установленных по телу жертвы. Ему нанесли тяжкие телесные повреждения в четырех разных местах. И начали наверняка с металлического штыря, загоняя его между ребер, возможно, с помощью небольшого электроперфоратора. Диаметр сверла составил от одного до полутора миллиметров, глубина ран – пять-семь сантиметров. Таких ран мы насчитали двадцать семь, они разбросаны по всей грудной клетке без какой-то определенной системы.

Доктор на миг умолк, желая подчеркнуть значимость своих слов.

– Раны поверхностны, даже если учесть, что в нескольких местах задеты легкие. С другой стороны, должен заметить, что межреберные боли чрезвычайно мучительны. Его явно пытали. Воздействуя на этот участок тела, всегда преследуют цель заставить страдать, но не покалечить и не убить.

Фрэнк как можно ближе склонился над ранами на торсе Сильвы. По виду они в точности напоминали повреждения от толстой иглы. Каждое пятнышко высохшей крови окружала тоненькая красная кайма от воспаления, вызванного инородным телом. Фрэнк выпрямился и попытался определить в их расположении какой-нибудь порядок. Подобно ребенку, который безоблачной ночью смотрит в небо, он мысленно соединял точки между собой, пытаясь сложить из них буквы, узоры или знаки. Ничего. Ни формы, ни заранее определенного посыла. Ближе к концу дня эту гипотезу подтвердит и цифровой анализ снимков.

– Что еще? – спросил Фрэнк.

Подойдя к краю кровати, доктор Рюзек откинул одеяло и простыню. Ноги жертвы внизу были плотно закутаны в бинты. Врач протянул Фрэнку сделанные перед перевязкой фотографии, на которых можно было увидеть, что под ними скрывалось.

Ступни Филиппа Сильвы пребывали в ужасном состоянии – жуткое месиво плоти, раздавленных мышц и раздробленных костей. Снимков, снятых как общим, так и крупным планом, было много, благодаря чему источник повреждений прослеживался совершенно отчетливо, причем диаметр сделанных сверлом отверстий казался больше, чем на грудной клетке. Пока доктор Рюзек приводил ему клиническое описание, Фрэнк поднес отпечатки к глазам, желая рассмотреть их во всех подробностях.

– После этого преступник занялся ногами, прибегнув к той же технике, что и на груди. Проще говоря, он просверлил в нескольких местах перфоратором ноги. Однако диаметр здесь был гораздо больше, почти целый сантиметр. Большинство отверстий сквозные. Десять ран на правой ноге и восемь на левой. Повреждения на каждой ноге очень и очень серьезные, раздроблены кости и порваны сухожилия.

– Я полагаю, что здесь он тоже мучился от невыносимой боли? – спросил для проформы Фрэнк.

Доктор Рюзек на несколько секунд оставил его вопрос без ответа, затем посмотрел комиссару прямо в глаза.

– Да, в этом можно не сомневаться.

На несколько мгновений мужчина в халате сбросил с себя маску профессионала, и Фрэнку показалось, что на его лице отразилось живейшее волнение. Опыт и отстраненный взгляд на вещи так и не сделали его вконец бесчувственным. Комиссару и самому с большим трудом удавалось сохранять бесстрастность.

– Как вы смогли определить, что сначала раны были нанесены в районе грудной клетки и только потом на ногах? – спросил он.

– По свертываемости крови и развитию воспалительных процессов, – продолжал Рюзек, – ему сначала просверлили грудную клетку, через несколько часов ноги, а потом отрезали руки и гениталии.

– Это дает нам хоть какие-то представления о том, как долго его пытали?

– Я бы предположил, от шести до десяти часов.

Доктор Рюзек подошел к левой стороне кровати и показал на внушительную повязку на культе, оставшейся от правой руки Сильвы.

– Преступник отнял ему руку чуть выше локтя. За один заход, причем электрической пилой. Модель наверняка сродни той, которой мы пользуемся в операционном блоке. Затем наложил жгут, иначе жертва истекла бы кровью. Этот извращенец позаботился о том, чтобы его не убить.

– Жертва была в сознании?

– У нас нет данных, позволяющих думать иначе.

– А вы сами как считаете?

– С учетом всего остального я бы сказал, что в сознании, хотя это лишь мое личное мнение.