За считанные секунды Натали исполнила пожелание Лизы. Вера и Марина уселись справа и слева от нее. Они представляли собой два полярных имиджа. Бежевый деловой костюм Веры Носовой красноречиво говорил о ее принадлежности к какой-то фирме. Аккуратные черты лица – небольшой острый нос, поджатые губы, маленькие глаза – сейчас вовсю работали на Верин имидж среднего менеджера – собранного и исполнительного. Марина Антонова была полной противоположностью Носовой. Свободная художница, она чаще всего носила джинсы и свитера или футболки в зависимости от сезона. Вот и сейчас с ее плеч свисал меланжированный джемпер из хлопка. Его радужная расцветка гармонировала с ярким макияжем на лице. Темно-вишневая помада «лореаль» на пухлых губах, маленький пикантный носик – парижский, как шутила сама Марина, и влажные карие глаза огромных размеров. Всегда очень смазливая, Антонова стала еще эффектнее за последние годы.

«По сравнению с серенькой мышкой Верой Марина – тропический цветок», – усмехнулась про себя Лиза. Тем временем Антонова начала выкладывать из пакета прямо на стол апельсины.

– Цитрусовые, это живой витамин «С», Лиз! – Марина всегда называла ее этим усеченным именем – в честь Лиз Тейлор. – Он сейчас позарез нужен тебе. Ты знаешь, что антибиотики полностью сжирают «С»?

– Впервые слышу.

– Так повнимательнее послушай европейскую личность, – посоветовала Натали, устраивая фиалки в маленькой вазе.

Все улыбнулись. Бабушка намекала на обстоятельства, известные всему Зараеву. Оригинальную художницу, Марину Антонову все чаще приглашали для работы в европейские частные галереи.

– Ты только что вернулась из Германии? – спросила Лиза.

– Об этом – позже, – отсекла Марина. – Сначала – о тебе и о твоем здоровье.

– Да я почти поправилась! А вот Леська… Девчонки, она же прямо на моих глазах!..

В общих чертах Лиза рассказала им о своей встрече с Рюминой и о трагедии во время ливня.

– И этот подонок скрылся! – возмутилась Марина. – Наталья Сергеевна, можно закурить?

– О чем ты, Маринка! Будь как дома. – Натали быстро подставила ей индийскую пепельницу. – Хотя медики, которые там были, сказали, что бедной Лесе уже никто бы не помог.

Привычным жестом Марина закурила длинную темную сигарету. Над комнатой поплыл запах, в котором Лиза уловила отголосок дружеских костров Зараево.

– Но морально все равно было бы легче, – сказала Лиза. – А так я ощутила себя как в джунглях во время тропического ливня. Небеса опрокинулись. Хлещет не дождь, а просто водопад какой-то. «Джип» свалил в туман. Помощи нет. А Леська лежит, как тряпичная кукла, и ее нахлестывает ливень…

– Ужас, – прошептала Вера.

Над столом повисла тягостная пауза. Натали поняла, что надо взять бразды правления в свои руки. Она сказала:

– Девочки, милые, как говорится в Библии, неизвестен день и час. Никому не дано узнать время и место своей кончины. Пусть наши души успокоятся тем, что Лесе сейчас хорошо. Она там, где много света и добра.

– Вы так думаете, Наталья Сергеевна? – с сомнением спросила Марина.

– Вернее сказать, я так ощущаю. Это не на уровне сознания, а на уровне эмоций.

– Хорошо, если для Леськи поют ангелы, – сказала Вера, делая глоток крепкого чая. – Может, хоть там обходится без нервотрепки. А то у нас на фирме – одни интриги.

– Правда? – удивилась Лиза. – А ты где сейчас, Веруша?

– Да в одной консалтинговой фирме.

– А чем занимаетесь?

– Всем на свете! Консалтинг по реструктуризации предприятий. Советы по процедуре банкротства. Финансовое оздоровление, повышение…

– Ой не надо! – попросила Марина. – Модные термины, а реально – сплошная нудятина! Такая скука может увлечь только тебя, Верушка.

Она говорила мягко и снисходительно. Но от Лизы не ускользнул взгляд, брошенный Носовой на Антонову. Выразительный взгляд. Вера всегда считала Марину избранницей судьбы. Однажды, в задушевной беседе с Лизой, Вера посетовала на то, что выглядит серенькой мышкой. Вот если бы она была такой, как Марина, то смогла бы воевать Эдика Соболевского – признанного лидера их тусовки.

Чтобы снять неожиданно возникшее напряжение, Натали весело спросила:

– Слушай, Маринка, а как там в Германии?

– Ну, туда хлынула масса наших беженцев. Это казахские, поволжские немцы. Местные, естественно, недовольны. Приезжие ведь претендуют на рабочие места. Отношение к русским ухудшилось.

– На себе испытала? – с любопытством спросила Лиза.

– Нет, я соглашаюсь пахать только на приличные галереи.

– Еще бы! – ехидно заметила Вера, но развивать свою мысль не стала.

«Надо будет уточнить у Натали, что означает это „еще бы!“», – подумала Лиза и сказала:

– Отношение к нам везде ухудшилось. Мир любит победителей. С проигравшими – разговор короткий: на колени! – Все за столом согласно закивали, а она спросила: – Ты ездишь в Европу по контракту? На каких условиях?

– Не буду лгать, что кондиции отличные, но для меня они вполне приемлемы. – С удивительным изяществом Марина выпустила новую струю дыма. – Здесь, в Москве, обговариваем условия контракта. Обычный стереотип. Полный пансион за счет хозяев галереи. Плюс небольшая оплата. Мизерные деньги на карманные расходы.

– А холсты и всякие прочие причиндалы? Кисти, краски? – уточнила Лиза.

– О чем ты! Это все стоит бешеные деньги! Конечно, за счет хозяев. По окончании работы я оставляю в их галерее свои шедевры.

– Бесплатно?! – охнула Натали.

– Скажем так: на консигнацию. – В следующий момент Марина поняла, что термин следует пояснить. – В общем, на продажу. Картины висят в галерее. Если кто-то положит на них глаз и купит, хозяевам – процент от продажи, мне соответственно – гонорар.

– Как я поняла, – заметила молчавшая до этого Вера, – твоя свобода творчества основательно ограничена теперь. А ведь ты так ею дорожила!.. – Ехидный подтекст фразы не укрылся ни от кого за столом.

– Ты за меня не переживай! Это у тебя, Верушка, на фирме – постоянная стрессовая ситуация. А у меня – мольберт где-нибудь в парке или в павильоне зимнего сада. Собственные творческие задачи. И великолепный иллюзорный мир, в котором я полностью растворяюсь!..

Все почувствовали легкую зависть к Марине. Над ней витала счастливая аура ее собственного мира. «Да, – поняла Лиза, – девчонки оказались гораздо целеустремленнее меня. Правильно твердит Натали: кто разбрасывается, тот ничего не достигнет в жизни. Даже Верушка – при деле. Пусть скучная, но серьезная фирма. Носова оперирует такими понятиями, о которых я и не слышала. А уж об Антоновой и говорить нечего! На какой-нибудь выставке в Германии или Голландии ее отсечет западный меценат – из мультимиллионеров – и оп-ля! Маринка, естественно, соблазнит его. А там уж – законная супруга или любовница – это на западе почти одно и то же: классный пансион!..»

– «Жизнь коротка – искусство вечно!» – с чувством процитировала Натали. – Если бы у меня был кругленький счет в банке – как у всех западных женщин моего возраста, – то я бы моталась по всему свету и собирала коллекцию живописи. Только оригиналы! Никаких подделок! Исключительно те полотна, которых касалась кисть мастера!

«Натали может сейчас удариться в патетику», – испугалась Лиза. Хрипло вздохнув, она сказала:

– А если бы у меня был хоть какой-то счет в приличном банке, я бы не болталась всю эту зиму по Москве, как – пардон! – дерьмо в проруби.

– Как?! – охнула Марина. – А я слышала, что ты пристроилась к какой-то творческой группе и тоже рассекала воздух в Европе!

«Это она о „смертельном турне“!» – Лиза вздрогнула.

– Ой, не надо! Я так «пристроилась», что еле ноги унесла.

– Не будем о печальном, – попросила Натали. – Я уверена, Лизок еще найдет себя.

– С ее темпераментом и способностями – несомненно! – сказала Марина. – Слушай, Лиз, тебе вообще стоит обратиться к нашим ребятам. Мне кажется, Эдик Соболевский владеет каким-то своим делом.

– Ваш лидер? – улыбнулась Натали. – Эффектный юноша. Марина права. Ты, Лизок, вполне могла бы позвонить Эдику.