Литмир - Электронная Библиотека

– Ты… Ты это читал?! – Таня указала подбородком на скомканную газету в ее руках.

– Что именно?

– В разделе происшествий!

Ее смуглое лицо сделалось желтоватым, так она бледнела.

– Я еще не дошел. Что там?

Он вообще-то дома никогда не читал подобных новостей. Хватало сводок происшествий на работе. Татьяна же, напротив, ими зачитывалась. И даже пыталась их обсуждать и предполагать ход следствия. Он в ее рассуждениях никогда участия не принимал, считая это чудачеством.

– Там… – Желтизна ее щек сделалась почти прозрачной. – Там про нее…

– Про кого? – нацепленный на вилку огуречный кружок чуть дрогнул.

– Кажется, про твою Машу. Кажется, они нашли ее.

Утренний холод, который он почти не замечал на берегу залива, кажется, только-только до него добрался. Стало так холодно, что зубы лязгнули.

– Кто нашел? Где нашел? – стараясь говорить нормальным, не дребезжащим голосом, спросил Тимофей. – Когда нашел? Почему считаешь, что это Маша? Черт! Меня не было на работе два дня. Я ничего не знаю. Я сводок не читал!

– Нашли вчера рано утром. Недалеко от твоего дома. – Ее губы дрожали, голова опустилась. – Дождями подмыло берег. И тело…

– Дай сюда! – громко приказал он, хватая из ее рук скомканную газету.

Она все еще держала ее в руках крепко-крепко. А он дернул. И оторвал гигантский клок, уничтожив статью. Треск рвущейся бумаги показался ему оглушительным.

– Да что же такое-то!

Он вскочил со стула, едва его не опрокинув. И метровыми шагами рванул в дальнюю комнату, куда Тане был вход запрещен. Это была его комната с Машей. Любимая их комната.

В ней почти не было мебели. Только старый плюшевый диванчик на два места, который они отодвинули от стены поближе к широким окнам в пол. Вид из них открывался потрясающий. Весь залив был как на ладони. А также сосны, нависшие над водой и чудом цепляющиеся корнями за песчаный берег. И еще противоположный берег справа виднелся. Чуть-чуть совсем. Тоненькой полоской, но угадывался. И ночами эта узкая полоска суши светилась крохотными точками далеких огней. И Маша называла их светлячками. И зазывала его вечерами поглазеть на светлячков.

Они усаживались на диванчик – скрипучий, жесткий, с пружинами, впивающимися в спины. Прижимались тесно друг к другу. Смотрели на мерцающие огни на линии горизонта. И молчали.

Им и не надо было говорить ни о чем. Их молчание было славным, сладким, обволакивающим. Сколько раз за минувшие три с половиной года он мечтал все это повторить? Сколько надеялся? Сосчитать невозможно. Он думал, мечтал, надеялся всегда. Каждый день без исключения.

Вот-вот, уже скоро, Машка вдруг объявится. Живой и невредимой. Встанет на пороге его дома с виновато опущенной головой и признается…

Да бог знает в чем она могла ему признаться! В неожиданной страсти, которой она поддалась. В бегстве от долгов, которые она от него скрывала. И даже в том, что по наивности попала в сексуальное рабство.

Плевать! Ему было плевать на причину, из-за которой она отсутствовал три с половиной года. Он готов был простить ей все-все-все. Лишь бы она вернулась. Лишь бы она была жива.

А что теперь?! Ни надежды, ни возвращения, ни прощения! Ничего этого не будет! И как…

И как ему теперь с этим жить?!

Глава 2

Он и Она…

Он и она – и никого больше. Ни рядом, ни отдаленно, ни в мыслях. Или, как это теперь принято говорить: по умолчанию. Все, чтобы чисто было между ними. Открыто. Искренне и любяще. Он всегда об этом мечтал. Всегда этого требовал от своих женщин. Те не всегда понимали, глупые. Со временем принимались скучать и желать кого-то еще. Детей!

– Зачем они? – изумлялся он всякий раз подобным желаниям. – Сопли, слюни, ор, бессонные ночи, болезни. Ты в своем уме, чтобы желать этого?

Не дожидаясь, как правило, ответа, он принимался рисовать картину ужасной жизни с детьми. Никакой свободы. Отдыха на островах. Постоянные траты, по большей части бесполезные.

– Ты готова сократить свое довольствие ради орущего эгоиста? – изумленно округлял он глаза. – Готова отказаться от платья, туфель, сумочки ради пластикового танка или автомата?

Некоторые, подумав, говорили, что – нет, не готовы жить в ущерб себе и своим привычкам. Некоторые, подумав, были готовы к жертвам. С этими он расставался сразу. Первые, насладившись эгоизмом еще какое-то время, уходили сами. Он потом узнавал: они благополучно выходили замуж и рожали детей. И конечно, расползались в талии и бедрах.

Фу-у-у! Этого он не выносил в женщинах. Мужчине, он считал, простительно быть обладателем лишнего веса. В конце концов, он добытчик, воин, самец. Дополнительный сантиметр подкожного жирка не помешает. Расходуя столько жизненных сил и энергии, мужчина должен иметь запас.

Он покрутился голышом перед зеркалом и тут же накинул на себя махровый белоснежный халат.

В свои пятьдесят четыре года он выглядел потрясающе. Мускулист, подтянут, смугл и гладок кожей. Темные волосы не тронуты сединой. Легкая сетка морщин в углах глаз его не портила. И особенно его не портило состояние его банковских счетов. Все это – внешность и достаток – внушало ему уверенность, что он вправе требовать от женщины того, чего захочет.

Все были послушными. Почти все. Непослушных он изгонял сразу. Капризных дурочек ему только не хватало! Укрощать строптивых ему наскучило давно. Хотелось мягкости и покорности. Но…

Но была одна женщина, которую он готов был терпеть всякой. И строптивой, и ноющей, и в слезах, и непричесанной. С ней он давно расстался. Правильнее, она сама от него ушла. Но, несмотря на это, он помнил о ней. И каждую следующую свою даму с ней сравнивал.

– Может, ты ее любишь, Федя? – подозрительно щурился в его сторону его лучший друг и бывший партнер по бизнесу Иван.

Почему бывший партнер? Потому что Федор продал ему свою долю в бизнесе за очень хорошие деньги. И наслаждался теперь и покоем, и тишиной, и искренней дружбой.

– Кого? Таньку? Люблю? – делал он ужасные глаза. – Смеешься! Что вообще такое любовь?

– Скажу банальность, но любовь каждый понимает по-своему. Для кого-то это поэзия. Для кого-то секс. Кому-то боль. У тебя вот – непроходящая досада.

– Ой, да ладно! – посмеивался Федор.

Но в глубине души не мог с ним не согласиться. Таня бросила его почти на заре их отношений. Он еще толком не успел разобраться ни в себе, ни в ней. Не успел обложить ее условиями, как красными флажками, а она возьми и упорхни.

В тот день, он отчетливо это помнил, он так долго и тщательно выбирал ей украшение в подарок, что разболелась голова. Приехал домой, а ее нет. И на столе записка отвратительного содержания.

– То, что она написала это на бумаге, очень хорошо ее характеризует, – пытался часом позже утешить его Иван. – Она не сбросила тебе сообщение на телефон. Она написала это на бумаге!

– Это что-то меняет? – смотрел он на друга злыми больными глазами.

– Это в корне меняет все! Это говорит о том, что она не безмозглая дура. А серьезная женщина, которой было сложно сделать выбор, которая не хотела сделать тебе больно.

– Ты сейчас с какой целью ее расхваливаешь? – со стоном обращался к Ивану Федор. – Чтобы я окончательно понял, какую великолепную женщину потерял?…

Разговору тому было два года. После Татьяны в его доме проживало много женщин. Не одновременно, конечно, по очереди. Но ни одна из них не могла с ней сравниться.

– Хотя бы потому, что никому из них не придет в голову: взять в руки лист бумаги и авторучку.

Это он вчера вечером ворчал на Ивана, взявшегося расхваливать Виолу, проживающую у него уже как с месяц.

Девчонка была очень симпатичной, длинноногой. Обладала пухлыми губами и красивой грудью от природы. Умела вкусно готовить и быть незаметной. И все равно она его раздражала.

– Ну почему? – округлял глаза Иван, рассматривая сквозь стекло девушку, поливающую розы на участке. – Она же чудо как хороша! Работяща и ненавязчива…

2
{"b":"788806","o":1}