Снова.

Почему она такая? Будто… будто её избивали.

И какого хера мне не все равно?

– Эээ… Марат? – вытаращилась на меня всклокоченная девушка с расцарапанным лицом.

– Кристина, как я понимаю?

– Да. А Алика…

– Алика в комнате. Не выйдет. Больше на неё свои обязанности не вешай, – пропустил её на кухню, где девчонка принялась собирать бутылочки.

– Но я…

– Меня не интересует что у тебя случилось. Абсолютно наплевать. Твои проблемы – это твои проблемы.

На идиотку бы наорать, но выглядит она тоже неважно. Только это меня уже не трогает.

Она надулась, забрала ребенка, и на прощание, уже у двери, произнесла:

– Мне жаль. Надеюсь, у Алики все в порядке? Передайте ей, пожалуйста, мои извинения. И спасибо, что о Ками позаботились. Я… я пойду?

– Передам. Пока, – закрыл перед её носом дверь, и пошел в комнату.

Наверное, пора уезжать. Алика не умрет, отлежится, и завтра-послезавтра будет в норме. Мне нечего здесь делать.

– Спишь?

– Нет, – тихо ответила она, не шевелясь.

– Я домой.

– Дверь захлопни, пожалуйста. Только поверни замочек, чтобы дверь закрылась. Спасибо, что помог.

Я кивнул. Направился к выходу из спальни. Мне, правда, нечего здесь делать – кровать у Алики узкая, до моего дома близко, минут десять на машине, и я буду у себя. Поужинаю, открою ноутбук, включу спортивный канал, и немного поработаю перед сном.

Уже в коридоре я усмехнулся, развернулся, и вернулся в спальню. В абсолютной тишине скинул костюм, рубашку, и лег рядом с Аликой.

– Ты останешься? – она подвинулась к стене. – Я… я не смогу сегодня.

– Я знаю.

– Я вообще никак не смогу. Даже… даже как мы сделали вчера вечером.

– Минет, ты имеешь в виду?

– Да. Минет. Не смогу.

От этого заявления захотелось головой об стену побиться. Или её встряхнуть, чтобы очнулась.

– Скажи, – обнял её за талию, и девушка прижалась лицом к моей шее, – для тебя я – персональная мразь, или вообще всех мужчин ты такими считаешь?

Она завозилась на кровати, зажалась… и выдохнула. Шумно. А затем сдалась, и обняла меня расслабленно.

– Извини, я просто раст…

– Ты растерялась, – перебил я, испытывая странное чувство – смесь веселья и ярости. – Помню. Твое любимое слово и состояние. Спи уже, пока не наговорила еще больше.

– Спокойной ночи, – Алика чуть приподнялась, и невесомо поцеловала меня в щеку.

Какая-же она еще девочка!

Я проснулась среди ночи с четким пониманием – что-то не так.

Тревожное чувство смешалось во мне с отголосками боли и со страхом самого жуткого времени в сутках – предрассветного утра. Никогда не любила это время, то ли дело розовый восход солнца, светлый день, оранжево-красный закат, или даже темная ночь. А это серое затишье за окном меня всегда пугало.

Я дернулась, но теплая, сильная рука удержала меня.

Замерла, даже дышать прекратила. Неприятная тревога сменилась иным чувством, тоже неуютным, дискомфортным, но, в то же время, странным. Волнующим. Заставляющим внутренне дрожать.

Марат здесь. Обнимает меня со спины, его ладонь под моей короткой майкой.

Горячая у него ладонь, как и все его тело. Позади меня словно дракон – чувствую его сильное тело, мерное, но громкое сердцебиение, и… до чего же он обжигающий! Обнимает Марат крепко, ощутимо давит на живот, но мне не больно. Немного стыдно, пожалуй – за свою вечную слабость, которую я ярко продемонстрировала; за свой вид – я ведь даже душ вечером не приняла.

Страшно. Слабый животный страх от присутствия рядом человека, который намного сильнее меня.

И этот страх творит со мной что-то странное, мной самой непонятое. Вместо того, чтобы отодвинуться, я развернулась, и сама обняла Марата.

– Плохо? – хриплым от сна голосом спросил он.

– Мне лучше. Под утро всегда проходит. Такое только в первый день.

Я уткнулась носом в ямку на его шее. От Марата пахнет не моим шоколадным гелем для душа, а мылом. И сквозь него пробивается его собственный запах. Вдыхаю его, сердце стучит громче, тревога усиливается, но я не могу остановить себя. И не хочу.

Дышу им. Прижимаюсь отчаянно, и… как же хочется заплакать! Ничего дурного не произошло, но вот бы можно было обнять кого-то сильного, выплакаться… только это будет странно.

Нельзя.

Я и так слишком явно продемонстрировала, до чего слабая. Слабая я, почему-то, именно рядом с Маратом. Другим я и ответить могу, и лицо умею держать, а перед ним теряюсь, тушуюсь. Должно быть, жалкое зрелище.

– Алика, ты в курсе, что ты спишь как мертвая? – Марат устроился удобнее, и медленно скользнул ладонью под мою майку.

Опять.

– Я тихо сплю, да.

– Вышел из душа, вернулся в спальню, а ты не двигалась, и почти не дышала, – недовольно произнес он, медленно, лениво лаская мою спину пальцами. – И холодная была, еле отогрел.

– Открою тебе секрет: я зомби, – тихо рассмеялась я. – Весьма экзотичная любовница тебе попалась, скажи?

– Надо же, ты умеешь шутить, – выдохнул он с усмешкой. – Но это не норма. Ты и правда, как мертвая лежала все то время, пока не проснулась. Вообще не шевелилась.

Я привыкла спать тихо, так что ничего удивительного. Последние годы у меня так себе были.

– В детстве бабушка рядом с моей кроватью стулья ставила. Я ворочалась, падала на пол. Бабуля говорила, что неугомоннее меня никого нет. Вернее, не было, – зачем-то поделилась я с Маратом.

– С трудом верится, что ты была неугомонной, – шепнул Марат.

– А ты поверь! Я была признанным чемпионом игры в резиночку. Часами могла прыгать, круче всех девчонок была. И в салочки лучше всех играла.

– И что же случилось потом?

На этот вопрос я предпочла не отвечать. Что случилось? Повзрослела – вот что.

Марат замолчал, замолчала и я. Пригрелась, расслабилась. Даже разомлела. С этим мужчиной приятно лежать рядом, пусть и пугает его сила. В самом начале мне и с Мишей нравилось лежать на одной кровати, смотреть сериал, положив ноутбук ему на живот.

Нравилось примерно месяц. Люди умеют разочаровывать.

– Не хочешь мне ответить?

– Не хочу, – я потерлась щекой о мужское плечо.

Как же приятно! Оказывается, мне порядком надоело одиночество. И не хватало, всю жизнь не хватало того, кто бы вот так лежал со мной рядом, и в страшный предрассветный час обнимал. Крепко, так, что почти больно, но это приятная боль.

И волны сытого удовольствия по телу расходятся от ленивых ласк.

Марат действует медленно, словно он в своем праве. Ведет ладонью по лопатке, вниз, к изгибу талии. Нажимает, чуть оцарапывая мою кожу своей мозолистой ладонью, и от этого легкого дискомфорта еще приятнее становится.

– Ты пропустил из-за меня встречу? – голос мой позорно дрогнул.

Сама от себя не ожидала, что это так взволнует меня – то, как Марат большим пальцем прошелся по позвоночнику, заставив мое тело изогнуться в пояснице.

Ох, пусть он прекратит, пожалуйста!

– Плевать. Юбилей у одного знакомого, неважно, – отмахнулся Марат, и продолжил эту невинную пытку.

Тело плавится, подстраивается под мужскую ладонь. Марат не трогает меня там, где уже побывал, не сжимает мою грудь, даже не прикасается к ней. Его внимание сосредоточено на спине, и на животе. Кажется, он ни миллиметра не оставил без прикосновения.

И я реагирую. Странно, расслабленно, и разнеженно. Кусаю губы, заставляя себя лежать смирно, а не тянуться словно кошка за хозяйской рукой, которая погладит.

Мне чертовски хорошо, и… и я больше всего хочу, чтобы Марат прекратил все это. Потому что сама я не в силах.

– Через четыре дня мы улетаем.

– Мы?

– Лечу проверять один из филиалов. Есть подозрения, что меня обворовывают. Доказательства мне предоставили, но они могут быть липой, чтобы подсидеть начальство. А могут быть правдой, и тогда одного из моих директоров придется наказать. Я лечу. А ты летишь со мной.