– Вам сегодня невероятно повезло, мистер Белл, – Натаниэль натянуто улыбнулся, склонил голову набок и зажал зубами вытащенную из серебристого портсигара сигарету. – Причём не один раз. Впервые вижу настолько везучего человека, Уильям. Я бы вам поаплодировал, но…

Натаниэль в извиняющемся жесте развёл руками и чиркнул спичкой о шершавую поверхность коробка. Уильям нахмурился: голос Натаниэля был невероятно спокойным, но кончики пальцев ощутили неприятное покалывание, словно от маленьких собиравшихся в воздухе электрических разрядов. Люстра в центре зала задрожала, зазвенев прозрачными хрусталиками, но, кажется, никто кроме Уильяма этого не заметил. Он услышал чей-то топот, но в зале были лишь те, с кем Уильям уже здоровался этим вечером.

– Тебе практически удалось убедить меня в том, что у тебя роял-флэш, – неожиданно произнёс Натаниэль, выпустив в лицо Уильяму облачко сладковатого дыма. – Я восхищён, Уилл. Правда. – Длинные аристократические пальцы Натаниэля потянулись за перстнем, возвращая его на положенное ему место на руке хозяина, а пепел с сигареты серым снегом опал на потрескавшийся от времени паркет. – Не каждому такое под силу.

Дым был сладким, приторным. Уилл не понимал, чем он мог так восхитить Натаниэля, потому как ни один из продуманных им заранее манёвров не сработал так, как было нужно: Натаниэль предугадывал каждое действие и был на несколько шагов впереди, а Уильям поддавался ему, принимал его правила игры, хотя думал, что это он тут главный. Для Уильяма Натаниэль был открытой книгой, но ни одной строчки Уилл разобрать не мог – все сливалось, перепутывалось между собой и сгорало яркой вспышкой сигаретного кончика. Иллюзия превосходства, затмившая разум Уилла, не позволила ему заметить самое главное.

Это Натаниэль выбирал, каким будет следующий шаг Уильяма.

А не он.

– Поэтому дружеский совет, – Натаниэль глубже втянул в себя сигаретный дым, чтобы в следующее мгновение выпустить его в воздух маленькими неровными кружочками, – тебе лучше свалить отсюда, да побыстрее. Если ты, конечно, хочешь остаться в живых.

Уильям не понимал. Он нервно вздохнул, почувствовав, как его сердце учащённо забилось в груди. Уилл редко страдал головной болью, но сознание резко пронзило острыми копьями: мысли спутались, заметались, а перед глазами поплыло. Что-то липкое, тёмное стало окружать Уильяма, скользя по коже, проникая внутрь и обволакивая собой каждую клеточку его тела. Он вздрогнул: что-то тёплое упало ему на руку, – и опустил затуманенный взгляд на так и замершую над картами кисть. Жирное алое пятно медленно растянулось на коже и неровными краями начало сползать вниз, замерев на остро выпирающей косточке, чтобы в следующее мгновение сорваться вниз на тёмную поверхность стола. Уильям вздрогнул и поднёс руку к лицу, стирая побежавшую из носа дорожку. Пересохшие от напряжения губы разомкнулись и на языке ощутился мёртвый металлический вкус крови. Манжет белой рубашки покрылся розоватыми разводами, а в глазах начало двоиться, и как бы Уилл не пытался – у него не получалось отогнать от себя этот медленно наползающий туман.

Уилл тряхнул головой, пытаясь отогнать от себя сонливость, но смог лишь вызвать смех Натаниэля, пристально разглядывающего его лицо.

– Тебе нужно поспать, Уильям Белл, ты неважно выглядишь, – Натаниэль небрежно вдавил ногтем сигарету в поданную ему пепельницу, а затем перегнулся через стол, приблизившись к лицу Уильяма и вглядываясь в его глаза. – Доброй ночи. Надеюсь, для тебя она пройдёт лучше, чем для остальных гостей.

За спиной Натаниэля скользнули расплывчатые тёмные фигуры, а затем яркие вспышки громкими хлопками разорвались внутри головы, проносясь дрожью и звоном по каждой мысли, каждому воспоминанию вместе со слившимися воедино криками людей. Задать вопросов Уильям не успел, потому как поверхность стола неожиданно оказалась слишком близко от его лица, а резкая тупая боль пронзила нос и затылок, а вслед за ней пришла умиротворяющая тишина. Боль отступила – её место заняла тьма, поглотившая в себя все пространство бара и лицо нового знакомого Уилла, принёсшего с собой гораздо больше вопросов и загадок, чем когда-либо стояло перед Уильямом.

Вопросов, которые не стоило задавать.

Загадок, которые не стоило разгадывать.

– Доброе утро, господин Саворетти! Как ваше самочувствие?

«Надеюсь, что намного лучше, чем моё…»

Уильям Белл едва перешагнул двадцать пятый день рождения, когда он наконец заплатил месячную аренду за квартиру и нашёл постоянную работу в одной небольшой клинике на окраине города. Полный юношеского восторга и максимализма он не упускал случая воспользоваться всеми преимуществами своей молодости. Уильям Белл считал себя невероятно везучим человеком и никогда не боялся рисковать тем, что имеет.

Разумеется, если речь шла о покере.

Новенькая перьевая ручка скользила по шершавому листку бумаги, каждым своим отблеском вызывая у Уильяма острую резь в глазах, а тяжёлый кашель мужчины на больничной койке заставлял голову трещать и подозрительно хрустеть по неровным костяным швам, соединявшим такие же неровные костяные пластины, именуемые черепом. Мужчина что-то говорил Уиллу, но вместо слов он слышал лишь тягучий низкий корабельный гул, сопровождавшийся противнейшим скрежетом ржавой тупой иглы по пластинке граммофона.

Уильям предпочёл бы, чтоб сейчас он сам был пациентом, а не врачом.

Каждое движение глаз вызывало яркие и болезненные вспышки молний, перемежавшиеся с последующими раскатами грома по венам Уильяма. За это утро он уже опустошил не один стакан воды, а пачка сигарет закончилась на половину.

Щелчок колпачка ручки заставил Уилла поморщиться, и он тяжело вздохнул, потерев раскалывающуюся переносицу.

Буквы на бумаге плясали, не говоря ровным счётом ничего, и Уильям начал жалеть, что прошлой ночью решил провести время не в мягкой кровати. Уилл бессмысленным взглядом пялился на разлинованный лист перед собой, силился разобрать мелкие напечатанные на машинке слова, но видел лишь «аппендицит», «воспаление» и «хирургическое вмешательство».

– Что ж, мистер… э-э-э… Саворетти, – Уилл неловко замялся, бегло проскользив взглядом по выведенному на табличке на кровати имени, – кажется, все ваши показатели в норме. Вставать вам нельзя еще два дня, чтобы швы не разошлись. Сестра Грейс присмотрит за вами.

Уилл коротко улыбнулся поправляющей одеяло девушке, и щеки той мгновенно вспыхнули. Уильям тут же вернулся к планшету с карточками пациентов, но смог лишь вывести кривую подпись, тяжело вздохнуть и, бросив мистеру Саворетти короткий кивок, покинуть палату.

События прошлой ночи вспыхивали в памяти неясными образами, голоса людей сливались в сплошной гул, а во рту моментально становилось настолько сухо, что даже выпитое до последней капельки озеро Мичиган не смогло бы исправить ситуацию. Все казалось Уильяму неправильным, лишённым реальности и смысла. Он помнил как ступил через порог знакомого бара. Помнил, как привычно поздоровался с барменом и опрокинул в себя несколько стаканов виски. Помнил, как опустился за один из укрытых зелёным бархатом столов в ожидании очередной неосмотрительной жертвы, готовой прийти прямо к нему в руки.

Помнил бледные глаза.

Кожа Уильяма покрылась мурашками, волосы на шее встали дыбом, а внутри все скрутилось в болезненный узел в предвкушении чего-то неотвратимого, пугающего и до сих пор неизвестного. Уилл не помнил большую часть прошедшей ночи, а найденное на прикроватной тумбочке письмо не дало ему никаких ответов – лишь нестерпимо жгло сквозь плотную ткань халата цвета слоновой кости.

Уильям поморщился, когда дверь захлопнулась, и устало рухнул в скрипнувшее кресло. Пальцы потянулись к стоящему на углу рабочего стола небольшому радио и резким, – насколько это было возможно в состоянии Уилла, – движением повернули выключатель. Деревянное устройство противно зашипело, вторя Уильяму, и кабинет начал наполняться мягкими переливами труб и обволакивающим бархатистым мужским голосом.