Чангюн сунулся за телефоном, но, как и ожидалось, сети не было, так что экран показывал последнее сохраненное место. Он чуть нахмурился, глянул на наручные часы и сразу же перевел стрелки на час назад.

— Почти семь, — ответил он и вздрогнул оттого, что Хосок схватил его за запястье.

— Никогда не переводи часы назад, только вперед. И дело не только в порче механизма, это еще и очень плохая примета.

— Не знал, что ты веришь в приметы.

Вернулся назад, подумал Чангюн, ощущая легкий приступ головокружения, граничащий с тошнотой. Пожалуй, он больше остальных надеялся, что запах выветрится. Пограничное состояние не отпускало после вчерашнего выпитого виски. Сначала оно вроде налаживалось, но потом ком подступал к горлу, и четко ощущался запах собственного перегара. В желудке при этом разгорался пожар.

Из полумрака дома наконец появился Хёнвон, пытающийся стряхнуть с волос и одежды пыль, перемешанную с паутиной. Лицо его выглядело немного чумазым; на носу точно прослеживалась черная полоса. Он предложил осмотреться и начал с кухни.

— На старой плите только одна рабочая конфорка, — начал он с таким рвением, будто и не чувствовал запах мертвячины. — Плита газовая, а в подвале я нашел баллон с пропаном, так что должно быть все нормально. Я включил рубильник, но думаю, что вы это уже заметили, — указал он на лампочку и потер ладони. — Отопление работает только на первом этаже. Трубы, ведущие на второй этаж, просто отрезаны.

— Думаю, что старик решил экономить на оплате счетов, — мрачно усмехнулся Кихён, повторяя жест брата. В доме действительно пока было гораздо прохладнее, чем на улице. Руки начинали мерзнуть. — Не будем расстраиваться, нам вполне хватит места на первом этаже.

При входе на кухню Хосок застыл на месте. Он сложил руки на груди и с прищуром осмотрелся, а пальцы выбивали по локтю нервную дробь.

— Вы как хотите, но всю посуду придется выкинуть, — недовольно фыркнул он. — Конечно, если вы не собираетесь ее помыть, в чем я сомневаюсь. У нас осталось несколько больших мусорных пакетов…

Чангюн не дал ему договорить, нетерпеливо дернул за кофту и первым вылетел на улицу. Все же ему сейчас приходилось тяжелее всех. Все, что угодно, только бы не изучать дом и не вкушать его чудное амбре.

Кихён хмуро кивнул, а затем снова повернулся к брату, уже начавшему сгребать грязь в одну кучу. Пришлось ему помочь.

— Холодильник небольшой, но, судя по всему, в рабочем состоянии. Тарелки и стаканы можно будет купить одноразовые, думаю, что здешняя посуда нам не понадобится, — беспрестанно протараторив, Хёнвон запнулся на полуслове, когда тарелка из его рук скользнула на пол и раскрошилась у ног, добавив еще больше забот.

Наступила полная тишина, замолкло даже море кукурузы на улице, но Хёнвон не сразу понял, что это поднялось давление от волнения. В голове загудело, и кухня перед глазами закружилась. Кихён даже не успел осознать всю тревожность этого момента, как Хёнвон сам вцепился пальцами в столешницу и устоял на ногах. Может, это все же не давление, а запах.

Половицы громко скрипнули под тяжестью увесистого мужчины. Кихён остановился в метре от брата и потянулся через стол к стене, чтобы настроить реле отопления. Он услышал этот звук из детства — дребезжание допотопного обогревателя. Буквально через несколько секунд в воздухе потянулся издавна знакомый пыльный запах включенного по осени отопления.

— Вон-а, ты включил генератор, но не повернул реле, — почти спокойно ответил Кихён и постарался спрятать трясущиеся руки. — В воздухе пахло газом, поэтому тебе стало плохо.

Под скрип досок на кухню снова вошел Хосок, ехидно улыбаясь и протягивая Хёнвону один из пакетов, что они с Чангюном нашли в чемоданах. Кихён кивнул брату, а тот подал молчаливый сигнал, что все хорошо. Возможно, так оно и было, ведь запах тухлых яиц, который обычно специально примешивают к пропану, заметно ускользал в открытое окно.

И пока на кухне кипела работа, Кихён с Чангюном наконец-то затащили вещи в дом. Начинал накрапывать дождь, который оказался весьма некстати. Звуки капель забарабанили по черепичной крыше, а ветер теребил жесткие листья кукурузы.

— Там, дальше по коридору, две спальни, — пояснил Кихён, указывая в темный коридор, а потом они прошли под небольшой аркой в просторную комнату. — Если ничего не изменилось, то в них должны быть старые двуспальные кровати. Думаю, что нам всем хватит места. А это гостиная. В детстве мы редко сюда заходили, тут только отец смотрел одному ему интересные передачи на небольшом телевизоре.

Чангюн с любопытством огляделся. Два древних кресла, а между ними приставной столик с пыльной лампой из позапрошлого века; диван, по всей видимости, на пружинах, которые давно просели. На полу лежал ковер с безвкусным орнаментом, выцветший за последние десятилетия. Не было того самого телевизора, про который говорил Кихён, не было стационарного телефона, не было даже дешевого радио, которое обычно стоит в каждом доме. Плотные шторы на высоких окнах прятали гостиную от солнечного света.

— Если бы кто-нибудь покупал вековую пыль, то мы бы точно озолотились, — хохотнул Чангюн, но в ответ увидел скромное пожимание плечами.

Шторы лениво поехали в стороны, поскрипывая на ржавых гардинах. Парнишка чихнул, наверное, раз шесть подряд, пока не победил тяжелую ткань. Вечерний свет, проходя сквозь грязное окно, становился водянисто-желтым, да и свинцовые тучи окрашивали улицу в цвет жидких испражнений. Не самое приятное зрелище. Особенно, когда твой нос забивает почти таким же запахом.

Незамысловатая экскурсия по первому этажу обошлась всего в несколько минут. По правую руку — грязная кухня с одним окном, чуть дальше спальня родителей, дверь на задний двор. Прямо напротив первой спальни — вторая, чуть меньше, ее обычно отдавали гостям или родственникам. По левую руку — гостиная, занимающая добрую половину этажа. Обычный дом для небольшого семейства, работающего на ферме.

Чангюн все еще слушал голос Кихёна, рассказывающий, где и чья комната, а сам завороженно остановился у начала лестницы, ведущей наверх. Парень тронул перила, потер пыль между пальцами и уже готов был ступить на первую ступеньку, как Кихён быстро перехватил его в подмышках и развернул к себе.

— Куда это ты собрался, дружочек? — воскликнул он негромко и довольно нежно, мягко припадая к губам.

И как бы банально это ни звучало, но губы дорогого человека для Чангюна были как плацебо. Пусть он любил заниматься сексом с Хёнвоном, пусть любил ласкать его менее крепкое тело, но глубокий тягучий поцелуй Кихёна часто мог перечеркнуть целую ночь, проведенную в объятиях Хёнвона. От Кихёна он ощущал исходящую мощь — чувство полной защищенности.

— А что наверху? — переспросил он смущенно, когда смог оторваться от любимых губ, и вытер рот ладонью.

Кихён сам глянул на второй этаж, но увидел только наглухо забитый фанерой проход. Кажется, в детстве было не так. Там горел тусклый фонарь при входе, затем несколько настенных светильников, обозначающих двери в комнаты. Всего их там было три, плюс вход на чердак. Если хорошенько напрячь память, то можно припомнить даже синтетический ковер, о который можно было тереться носками, а затем бегать за младшим братишкой и пугать его тем, что ты повелитель молний. Хёнвон до писка боялся удара статикой и закрывался в комнате, крича, что он в домике и больше не играет. Кихён же тем временем больше терся по ковру шерстяными носками, подделывал отцовский голос, зовущий к обеду, и ждал за дверью. Каждый раз срабатывало безотказно.

— Там были наши с братом комнаты, — наконец ответил он совершенно бесцветным тоном.

Чангюн еще раз обернулся через плечо.

— Но там все заколочено. Туда нельзя?

— Почему же нельзя? — недоуменно пожал плечами Кихён. — Можно, конечно, но проход заколочен, да и отопления там нет. Ты же слышал Вона.

Мальчишка слабо кивнул.

— Не обидно? — все же спросил он. — Вам не кажется, что так он вычеркнул детей из своей жизни, будто вас и не было?