Стоя перед столиком и упираясь в него бедрами, Кихён выругался про себя из-за того, что не в силах остановить капающие с подбородка слезы. Горло сводило противным спазмом.
— Ки-ки, это не стыдно, — послышался тихий шепот Хёнвона, а его рука нежно поглаживала по спине. — Не держи в себе.
Кихён долгим взглядом смотрел на горизонт. В приятной тишине старого дома он думал о том, как бы все сложилось, если бы мама не увезла их отсюда. Жизнь на ферме была не так уж и плоха, да и моментов, за которые можно было даже душу отдать, тоже было не мало.
— Что здесь происходит? — спросил Кихён так тихо, что едва сам расслышал свой голос. Пальцы по-прежнему сжимали снимок.
Хёнвон покачал головой, удивленный непрошибаемости брата. Даже плача в полуметре от его лица, он пытается это скрыть и сделать вид, что просто ничего не понимает. Мальчишка взял снимок в свои руки и при слабом свете постарался его рассмотреть. Да, он тоже его помнил, а точнее то, что тот висел тут еще до его рождения.
— Может, ты хочешь лучше поговорить об отце? — Хёнвон слабо улыбнулся и смахнул зависшие слезы с подбородка Кихёна. — Расскажи мне о нем.
Кихён попробовал выдавить из себя некое подобие усмешки, затем развернулся спиной к окну и присел на стол. Руки зажались между колен, плечи повело вперед, стыдно было поднять голову и показать свое кислое лицо.
— Ты все знаешь, Вон-а, — вздохнул он. — Зачем тебе это?
— Ты ведь любил его на самом деле. Разве нет?
Хёнвон тихонько коснулся волос брата и заправил непослушные прядки за уши, но Кихён настырно тряхнул головой, чтобы снова прикрыть лицо челкой.
— И да и нет, — ответил старший со смешком. — Однажды он обидел меня, и я так и не смог его простить.
Они оба прислушались к слабым голосам, доносившимся с другой стороны выбитой фанеры. Кажется, Хосок пытался уговорить Чангюна, чтобы тот оставил братьев наедине. Хёнвон улыбнулся, он бы никогда не подумал, что его трусливый друг так будет рваться в темный коридор, пахнущий сыростью, грибком и… смертью. Пора было признаться, что запах действительно зловещий, хотя, к нему все равно привыкаешь.
— Я почти не помню его, — пальцы Хёнвона скользнули по снимку, будто погладили счастливые лица родителей. — Расскажи, как он тебя обидел.
Кихён махнул рукой и издал какой-то совершенно забавный звук щекой, мол, пустяк, о котором и вспоминать не хочется.
— Это уже не важно, ведь отца нет, а потому не будем говорить о нем плохо.
Хёнвон кивнул, но едва ли согласился, потому что не любил недосказанности. Он все еще крутил снимок в пальцах, поворачивал его то глянцем, то надписью, и не мог вспомнить, чтобы ему попадалось еще похожее фото в бесконечных стопках альбомов.
— Я видел старые альбомы с фотографиями, — начал он. — Вы раньше жили не здесь. Родители там такие странные, будто чужие друг другу, совсем не похожи на тех, которых знал я.
— Сначала мы жили в городе, в штате Айова, — Кихён вдруг вспомнил маленький дом на окраине сонного городка, вспомнил, как приходилось спать с родителями в одной комнате, потому что крыша над его комнатой протекала во время дождей. Мальчишка часто спал на полу в кухне, ведь это было гораздо лучше, чем ютиться на небольшой постели между родителями, которые уже несколько лет жили друг с другом, как соседи. — Родители часто ссорились и готовы были развестись, мама постоянно спрашивала меня, с кем я хочу остаться, но я всегда отмалчивался. Один папин друг предложил переехать жить за город, на ферму, чтобы заниматься общим делом. Помню, что они долго искали дом, а потом нашли это чудо, — Хёнвон тихонько рассмеялся. — Да, да, Вон-а, ничего смешного, раньше он выглядел куда лучше. Этот странный тип почувствовал себя горе-психологом, но не прогадал, его план сработал. Родители трудились с утра до ночи, приводя это место в порядок, а потом мы еще начали засеивать поля. Времени на ругань не осталось. Все изменилось.
— Здесь мы будем счастливы, — зачитал Хёнвон строчку на фотокарточке.
— Это мама ее подписала, — кивнул старший. — Она же повесила ее в рамку около моей двери, чтобы первое, что я видел, выходя из комнаты, это наши счастливые лица.
— Вы тут и правда выглядите очень счастливыми, — согласился Хёнвон и присел на стол, прильнув к плечу брата.
— Так и было. Ссоры прекратились, мы все были при деле, все работали, а по вечерам ужинали вместе. Однажды я спросил маму, зачем нам такой большой дом.
Хёнвон широко улыбнулся и подвинулся ближе, буквально навалился на старшего братишку, положив подбородок ему на плечо.
— А они что? — хитро мурлыкнул он на ухо.
Кихён повернулся, неожиданно ткнулся губами в лоб Хёнвона, а тот смешно зажмурился и чмокнул в ответ. Братья уткнулись друг в друга лбами.
— Ничего, — улыбнулся старший, насмешливо схватив за кончик носа. — А через пять месяцев родился ты. Следующие шесть лет были для меня самыми чудесными.
— Ты меня любил? — по-лисьи щурился Хёнвон.
Кихён рыкнул, сгреб братика в охапку и, зажав его голову рукой, взъерошил волосы так, что они стали потрескивать от статики. Почти все, как в детстве
— Любил? Шутишь? — возмутился старший, так и не желая отпустить из хватки. — Я и сейчас тебя люблю, больше жизни люблю, Вон-а, и никогда не прекращал любить, хоть ты и мелкая вредина.
Оба смеялись настолько беззаботно и даже почти забыли, что находятся здесь не одни. Однако Хёнвон надеялся, что их смех все же слышен на первом этаже, чтобы Чангюн не так сильно волновался. Бедняга, ему и так в этой поездке досталось больше всех, а теперь приходится еще сидеть там в неведении.
— Я тоже тебя люблю, — прошептал Хёнвон настолько по-детски, снова заправил брату волосы за ухо и коснулся мягкими губами хрящика. — Мама все правильно написала.
Кихён прижимал братишку к себе настолько нежно, будто собственного ребенка, с которым долго находился в разлуке. А если быть честным с собой до конца, то примерно так все и было. После переезда в большой город братья редко общались друг с другом так тесно, учились в разных школах, гуляли в разных компаниях, оба впервые нашли себе пассию, поступив в университет. Они тоже жили друг с другом, как соседи, только потому, что младший пока не мог съехать, чтобы сам себе снимать квартиру в городе. Насколько они смогли отдалиться друг от друга, пока между ними не появилось связующее звено — Чангюн?
— Вон-а, — тихо позвал Кихён и погладил щеку брата костяшками пальцев. Тот оторвался от теплого плеча и поднял голову. — Ты заметил, что мы сами сейчас стали терпимее друг к другу? Это случилось именно здесь. Вы с Хосоком перестали ругаться и выглядите такими счастливыми. Мы все стали, как одна большая семья.
Хёнвон лениво пожал плечами, потерся щекой и снова положил подбородок на плечо брату.
— Думаешь, все дело в этом месте?
— Веришь или нет, но оно как будто особенное, — старший прервался, когда вспомнил свой приступ безумия, разглядел лицо Хёнвона в темноте и приподнял его пальцами. — Вон, ты простишь меня за то, что я тогда сорвался?
— Я не обижался, — довольно твердо ответил тот, гордо откидывая волосы со лба. — Ты бы никогда такого не сделал со мной. А там, на кухне это был не ты.
Не первый день в голове Кихёна звучали странные слова младшего брата, сказанные в его адрес. Он уже стал подозревать, что никогда не найдет удобной минутки, чтобы расспросить его о том, что же это такое было. Сейчас, все еще держа пальцами острый подбородок, старший смял пухлые губы Хёнвона большим пальцем на один бок, потом свернул их в другую сторону и слегка оттянул нижнюю губу, приоткрывая рот. Хёнвон даже не дернулся, только, кажется, перестал дышать.
— Это был я, — прошептал Кихён в самое ухо. Побежавшие по изящной шее мурашки были хорошо различимы даже в темноте. Хёнвон рвано вдохнул, но снова не смог выдохнуть. — Вон-а, можно я признаюсь тебе кое в чем? Я ведь слышал ваш разговор с Гюном в мотеле.
Хёнвону потребовалась, кажется, целая вечность, чтобы прийти в чувства. Тело оцепенело от страха, сердце ухало через раз, отбивая жесткий барабанный ритм в голове. В глазах пульсировала картинка, но парень тяжело сглотнул и немного отстранился, смущенно заправляя свои волосы за уши.
