— Я должен был догадаться, — устало вздохнул он и махнул ладонью по лицу. — Я отлучусь, Гюн-а, но оставлю дверь открытой и буду следить, чтобы никто к тебе не пришел. Ничего не бойся.

Кихён прекрасно понимал, что Чангюн уже спит и не слышит его, но все равно решил предупредить, хотя бы того, кто, возможно, подслушивает за окном. Подло было со стороны Хёнвона подмешать снотворное в воду и просить не говорить об этом. Но, кто знает, может, оно и к лучшему. Сон — лучшее лекарство.

— Не такой…

Кихён обернулся у самой двери на слабый шепот из-под одеяла. Он же точно видел, что Чангюн спал.

— Что, малыш?

— Грязный… Порочный… — повторил Чангюн одними губами. — Глупый… Не справился.

В этом не было смысла. Возможно, ему что-то снилось. Кихён подошел ближе и присел на корточки перед кроватью. Обычно в кошмарах люди морщатся, моргают или дергаются, но мальчишка лежал спокойно, только открывал рот, иногда собирая звуки в слова.

— Не вижу, — снова тихий шепот. — Не… Отдам… Билли…

Кихён поднялся, сделал шаг к двери, чтобы позвать брата. Ему нужно было убедиться, что он не один это слышит. В этот момент Чангюн судорожно вздохнул и беспокойно повернулся на другой бок. Наступила тишина, которую прорезали капли дождя и тяжелое сопение заложенным носом.

Как только Чангюн остался в комнате один, на подоконнике появились черные когтистые лапы. Огромная, лоснящаяся ворона изучала его, склоняя голову то в одну сторону, то в другую. В блестящих глазах теплился огонек. Птица нахохлилась, скидывая с себя дождевые капли, гордо выпрямилась и вытянула шею, вновь изучая комнату. Когти заскрежетали по лакированной тумбе, когда она спрыгнула с подоконника и важными шагами направилась к небольшому приемнику пятидесятых годов. Мощный клюв дернул тумблер, послышалось слабое шипение, и Чангюн чуть нахмурил брови во сне. Ворона повернула к нему голову, каркнула и снова исчезла в окне, теряя небольшое перо из крыла.

Кихён вбежал в комнату, панически огляделся и бросился к окну, громко сдернув раму вниз. В потоках воздуха все еще кружилось смоляное перышко, после чего ювелирно воткнулось в спутанные волосы парнишки. Шум, доносившийся из приемника, был совсем слабым. Кихён подумал, протянул руку, но выключить не решился, только повернул регулятор громкости почти до минимума. Он не помнил, чтобы включал старое радио, тем более, что и слушать на нем было ровным счетом нечего. Кихён прихватил стакан с тумбы и вновь отправился на кухню, на этот раз подперев дверь стулом, чтобы та не смела закрыться.

Из-за сильного ветра и непрекращающегося ливня единственная лампочка на небольшой кухне заходилась судорожным мерцанием. Иногда перепады напряжения были настолько долгими, что включался резервный двигатель генератора отопления, работающий автономно до нескольких часов. Холодильник пришлось и вовсе отключить, чтобы не пугал шумом и идущей от него вибрацией по полу.

Осторожно остановившись в дверях, Кихён поставил стакан на тумбу, которую совсем недавно избавил от лишней посуды. Хосок подметал пол старой щеткой. Похоже, что они с Хёнвоном не нашли совка для мусора, а потому пришлось все сгрести в угол. Хёнвон же аккуратно складывал медикаменты в небольшую аптечку, привезенную из дома. Хоть что-то пригодилось из его очень нужных вещей.

— Ты как? — обратился Кихён к Хосоку и осторожно прошел мимо осколков к столу.

Хосок небрежно махнул щеткой еще пару раз и снова закашлялся, после чего поймал порванную скатерть, брошенную Хёнвоном, и швырнул ее в тот же угол, прикрыв осколки.

— Жить буду, — вполне спокойно признался мужчина, присаживаясь на стул. — Лучше скажи, как он.

Кихён стыдливо спрятал лицо в ладонях, пока две пары глаз изучали его потрепанный вид. Нужно все им рассказать. Нужно извиниться. Если не перед Хосоком — неизвестно, виновным или нет — то хоть перед Хёнвоном. Ведь тот наверняка напуган до смерти.

— Неудобно вышло, — глухо произнес он вместо извинений, застрявших в глотке.

Ладонь Хосока легла между лопаток, и Кихёну пришлось поднять взгляд. Хёнвон вполне спокойно сидел за столом, сложив руки, а в тарелках остывал приготовленный ужин. Печалило только то, что кусок в горло совсем не лез.

— Все нормально, — кивнул ему Хосок, потирая шею. — Я бы тоже из себя вышел, если бы узнал о таком.

— С моей стороны такого точно не будет, — улыбнулся Кихён и почувствовал, как ладонь брата сжала его пальцы.

Хёнвон подвинул брату тарелку и заставил его взять вилку. Хочешь, не хочешь, а поесть надо.

— Ну вы даете, конечно, — возмутился он. — Нет бы поговорили сначала, а вы сразу в морду бить. Дикари. Если бы вы знали, как напугали меня. До сих пор руки дрожат.

Кихён отложил вилку и обеими руками сжал ладонь Хёнвона. Хосок помедлил и тоже положил свою руку поверх их. Он внимательно всмотрелся в лицо Кихёна и увидел там раскаяние. Возможно, тот и правда не хотел, чтобы его действия повлекли за собой смерть. Но тогда, что за безумие им овладело?

— Вон-а, прости меня, — Кихён вновь смиренно опустил голову. — И ты тоже, Хо.

В наступившей тишине Хосок обратил внимание на шорохи из комнаты, прислушался и понял, что это шипящее радио. Он взглянул на Кихёна, открыл было рот, но так и не решился спросить, для чего работает приемник.

— Что с ним происходит? — кивнул Хосок на дверь комнаты.

Но вместо ответа услышал тяжелый вздох. Кихён все же решился поковыряться в тарелке. Если не поесть, так хоть создать видимость.

— Если бы я знал, — пожал он плечами. — Знаете, мы тут всего пару дней, но у меня уже стойкое чувство, что происходит что-то странное. Я раньше никогда не замечал, чтобы птицы влетали в открытое окно, да еще и включали… Бред…

Кихён прервался, принявшись за еду, а Хосок снова обратил весь свой слух в комнату. Уж не хочет ли он сказать, что радио включила птица? Он ведь и сам слышал вороний крик.

— Давайте вспомним, — начал Хосок, прокручивая в голове некоторые моменты дня. — Может, мы что-нибудь или кого-нибудь видели, но не придали этому значения.

— Сегодня ночью мы с тобой слышали собаку, — ответил ему Кихён, будто это было само собой разумеющееся.

Хёнвон кивнул.

— Которую я слышал прошлой ночью.

— Но в эту ночь вы с Гюном не слышали ничего, — утвердительно ответил ему Кихён, и Хёнвон снова кивнул.

— Абсолютно ничего.

Хосок все еще старался прислушаться к шумам из комнаты, пока Кихён не толкнул его в бок.

— Может быть, дело в комнате? — неохотно решился спросить Хосок о своих догадках и поднялся со стула. — Возможно, там какая-нибудь шумоизоляция. Можно взглянуть?

Кихён даже бросил вилку, чтобы схватить приятеля за рукав и усадить на место.

— Хо, — покачал он головой. — Не сейчас. Хорошо?

— Радио, — вдруг выдал Хёнвон, а взгляд его был обращен куда-то внутрь головы, будто он что-то вспоминал. — Гюн-а вчера весь вечер крутил ручки радио.

— И как это связано?

Кихён раздраженно цокнул языком, но Хосока, казалось, это заинтересовало. Он был только рад, что не он сам начал эту тему.

— Я не силен в этом, — начал Хосок смущенно улыбнувшись. — Но как насчет белого шума, создающего некое подобие завесы?

Хёнвон скептически нахмурился, однако покрылся мурашками и похолодел.

— Думаешь, собака призрак? — обратился он к Хосоку, а тот лишь развел руками.

— А как еще объяснить, что ее никто не видит, и она не передвигается по дому?

— Кто-то другой передвигается, — шепотом прервал его Хёнвон и невольно обнял себя за плечи. — Я слышал топот сверху.

Хосок взглянул на потолок и покосился в сторону лестницы.

— Как это возможно? — повернулся он к Кихёну. — Окна заколочены, проход забит. Есть еще способ попасть наверх?

— Нет, — четко ответил тот, даже не оторвав взгляда от тарелки.

Хёнвон подорвался с места, едва не уронив стул, подбежал к проему кухонной двери, но в ужасе застыл — не решился идти один, а потому почти умоляюще посмотрел на Хосока.