— Не вынуждай меня ударить тебя.

На средней по величине постройке висел амбарный замок. Мужчины переглянулись и со всей силы ударили по двери ногами. Петли вылетели, но замок остался на месте, оставалось улыбнуться его надежности и функциональности. Внутри так же было темно, как и в других помещениях. У правой стены теснились: электрический генератор, сплетение совершенно непонятных электрических проводов и около шести-семи канистр для бензина. При ближайшем рассмотрении можно было заметить, что провода изгрызли мыши, а проржавевшие контакты торчали так, будто заманивали получить столбняк. Топливный бак в генераторе оказался пустым.

— Должны же быть где-то ответы, — прошептал Хосок себе под нос, но Кихён все равно его услышал.

— Мы даже вопрос сформулировать не можем, — тихо огрызнулся он, выходя на улицу. — Знать бы, что ищем.

За сараем оказалась овальная цистерна, в которой обычно хранился запас топлива для сельскохозяйственной техники. Хосок постучал кулаком по двухсотгаллонной цистерне.

— Полная, — заключил он. — Кто-то еще этим пользуется?

Кихён пожал плечами и натянул повыше ворот куртки. Дождь усиливался и уже порядком портил прическу. Мужчина с ужасом обернулся на возвышающуюся громаду справа и вдруг понял, что похода в амбар не избежать. Детские страхи возвращались семимильными шагами. То, что пряталось за массивными воротами, он больше не хотел увидеть никогда в этой жизни. Да и в следующей.

— Идем? — подтолкнул его Хосок, вырывая из воспоминаний, и Кихён кивнул, осторожно двинувшись следом.

С восточной стороны в амбар вела небольшая дверь, но она надежно сцеплена замком и забрана цепью. Петли были совсем новые, а потому вышибать ее пришлось бы долго. Тогда они подошли к центральным воротам, но те тоже едва ли поддались — не то были заперты изнутри, не то заржавели в пазах.

Хосок молча вернулся во второй сарай за ломом, едва не разъехался на грязи, когда подходил обратно к амбару и показал находку Кихёну.

— Это поможет?

Мотнув головой в сторону ворот, Кихён сделал глубокий вдох, что закружилась голова. Он убрал телефон в карман штанов, после чего они вместе налегли на просунутый в узкий зазор инструмент. Что-то хрустнуло и отдало болью в руку. Хосок от неожиданности отпрянул, но понял, что это не его кости, а всего лишь сдвинулись ворота, когда створки поехали в стороны.

Хосок вошел внутрь первым; открытые широкие ворота хорошо впускали дневной свет внутрь, потому фонарик тут оказался ненужным. Он внимательно разглядывал то, что находилось внутри, вероятнее всего, наблюдая такую картину впервые. Обернулся на Кихёна и кивком пригласил войти. Тот медлил, то и дело оборачиваясь на дом, думая лишь о том, как бы ретироваться отсюда.

— Да что с тобой? — возмутился он, пытаясь подойти ближе, но Кихён выставил ладони и сам шагнул в полумрак.

И тут же выскочил обратно, как ошпаренный.

Огромный комбайн занимал почти весь амбар. Длинные, изъеденные ржавчиной щупальца тянулись к нему от тридцатифутовой насадки для сбора кукурузы, словно гигантское чудовище. За грязными стеклами кабины, вознесенной на головокружительную высоту, было темно. Кихён задышал открытым ртом, чувствуя, как сердце стучит в горле, готовое выскочить. Подборщик, жатка, подъемные цепи, щитки… Все стояло перед глазами, подрагивало, шевелилось, будто это происходило только вчера.

Хосок успел выбежать, когда товарищ уже стек спиной по воротам амбара и плюхнулся задницей в грязь, прикрыв лицо ладонями.

— Что случилось? — обеспокоенно тряс он за плечи, но так и не смог отцепить руки от лица. — Ты можешь говорить? Ты что-то увидел?

Кихён не отвечал, даже не мотал головой, усиленно пытаясь сделать хотя бы вдох.

— Чем помочь? — Хосок огляделся, хотел позвать на помощь, но отчего-то не стал. Не был уверен, что мальчишки уже вернулись, а потому побоялся выглядеть дураком, кричащим в пустоту.

Раздалось переполошенное хлопанье крыльев. В амбаре явно было движение. Летучие мыши, подумалось Хосоку, но потом он решил, что это просто воробьи. Он тряхнул головой и снова дернул Кихёна за плечи, заставляя посмотреть на себя, а потом догадался раскрыть ему глаза. Закатанные зрачки — все, что он увидел. Не найдя способа лучше, Хосок ударил по щеке ладонью, затем еще раз, и еще, пока наконец не услышал жадный вдох.

— Не пугай так, — голос мужчины дрожал, пальцы тряслись, не желая даже сжать кулак. Повинуясь какому-то странному позыву, Хосок обнял Кихёна и прижал к себе так крепко, что тот закашлялся и снова втянул воздух. Он даже не сразу понял, что сам сидит на земле, а колени мягко входят в грязь.

— Я увидел его, — шептал Кихён в плечо, желая только одного — убрать мокрые волосы с лица. — Я вспомнил, как гулял в поле… Шумы… Жатка… Я не знал, куда бежать, а оказалось, что бегу ему навстречу. Потом показалась кабина, а этот чертов комбайн был совсем близко… Слишком быстро… Я не помню…

Дождь все усиливался, ветер вновь стал шелестеть кукурузным морем. Хосок повернулся на дом и встал, протянув Кихёну руку.

— Ладно, больше не пойдем туда, — заверил он твердо, и Кихён схватился грязной рукой за протянутую ладонь. — Осмотрим только территорию.

Кихён действительно считал характер Хосока золотым, ведь тот никогда не выворачивал душу. Он обязательно расскажет сам, если вспомнит, что произошло с ним в тот злополучный день жатвы.

Хёнвон в это время пытался выломать дверцы шкафа, запертые на ключ. Он и не думал искать, как их открыть, только упирался ногами и дергал, с хрустом отрывая клочки фанеры. Чангюн то и дело прикрывал уши из-за отвратительного звука. Он сидел на кровати и не пытался поддаться этому вандализму. Не похоже было, что шкафом вообще пользовались в последнее десятилетие. Замки заржавели, ручки отвалились. Махина то и дело кренилась, готовая упасть и раздавить все под собой.

— Что ты ищешь? — осмелился спросить Чангюн, когда пыль от сломанной дверцы в очередной раз улеглась. — Почему ты так уверенно сказал, что знаешь, с чего начать?

Только вот Хёнвон понятия не имел, что он на самом деле ищет, но был свято уверен в том, что ищущий обязательно что-то найдет. Кроме книг и старых семейных альбомов, ему так ничего и не попалось. Пожелтевшие снимки вылетали с картонных страниц, и он только и делал, что собирал их обратно.

— У каждого человека есть свои тайны, — ответил он с детской уверенностью. — Мне кажется, что я уже держал в руках то, что нам поможет, только вот пока еще не могу понять, что это. Тот дед говорил, что отец помогал людям, сострадал им…

— Ты уверен, что он говорил именно это? — скептически посмотрел на него Чангюн.

Хёнвон пожал плечами и удобнее уселся по-турецки на полу, водрузив тяжелые альбомы себе на колени.

— Мне так показалось.

Чангюн зажмурился и прикрыл ладонями глаза. Он ясно представил себе, как вылетает из этого дурацкого дома, в котором, конечно же, нет ничего, кроме пыли и мусора, хватает Хёнвона за грудки и спрашивает, большое ли удовольствие тот получает от этого аттракциона. Картина получалась замечательная; беда в том, что для подобного торжественного финала требовалось сначала найти хотя бы Кихёна и уговорить его вернуться домой.

— Ладно, — вздохнул он и постарался взять себя в руки. — Ты же видишь, что ничего нет. Поищем в другом месте? Тебя вообще не беспокоит, что мы тут сейчас одни?

На что Хёнвон махнул рукой, извернул свое стройное тело и беззаботно потянулся, разминая суставы.

— Никуда они не делись, — ответил он, продолжая рассматривать старые фотографии, перемешанные с новыми. — Наверное гулять пошли. Что же им дома сидеть что ли?

— Но на улице дождь. Они должны были вернуться…

— Послушай, — перебил его Хёнвон, пересаживаясь на кровать. — Тебе ведь тоже интересно. Так почему ты упираешься?

— Наверное, стоит поторопиться, — согласился он, кивая на альбом. — Но я не думаю, что тут есть ответы. Я бы попробовал попасть на второй этаж или хотя бы порылся в бельевом шкафу. Может, у него появилась женщина после вашей матери или еще дети…