— Но я… — Адан аж рот от возмущения открыл, бессильно сжимая кулаки, — это официальная политика Совета, профессор! Если вы поощряете опасных 　для других личностей…

— Можете не договаривать, Тархел, — сейчас прямой как палка мужчина не казался стариком. Вот опасным и разъяренным солдатом — вполне, — мне плевать на Совет и на их мнение заодно. Вон! — голос упал до свистящего шёпота. — К ректору. Там и с куратором побеседуешь, с-сопляк…

Трость придала сбледнувшему парню изрядное ускорение. Я только теперь поняла, что сижу, подавшись вперёд и сжимая пальцы от странного предвкушения.

— Так ему и надо, — негромкий голос Диаграссы разорвал тишину, — папаша сидит в Совете, а сынок привык выезжать на его шее.

— Не могу не согласиться с точностью формулировки, курсантка, — фон Каден, тяжело ступая, двинулся к учительскому стулу.

И на миг, на один-единственный миг мне показалось, что сквозь образ старика проглянул кто-то другой. Метнулись облаком светло-золотые волосы. Я моргнула — и видение исчезло.

— И теперь, раз уж речь зашла о таких важных вещах, — фон Каден нахмурил брови. Пылающие скрытой силой глаза заставили поежиться, — поговорим о том, откуда растут ноги у новой политики Союза. И откуда у них так много послушных псиоников…

Ниал и Маэртон, сидящие рядом, переглянулись. Не слишком ли опасная в нашей ситуации тема?

— Вы все наслышаны о той, официальной версии, по которой много сотен лет назад нас впервые начали истреблять, углядев опасность в чужом неконтролируемом могуществе, — мужчина ссутулился на миг, хмуря брови. И снова показалось, что он вовсе не 　так уж и стар.

— Синяя ведьма, — слова Ниала тяжело упали в тишине.

— Верно, курсант. Синяя ведьма. Сумасшедший псионик Зет-класса. Скорее всего, ей действительно ничем нельзя было помочь… или момент был упущен, — он помолчал, как будто слепо вглядываясь в невидимые их взгляду 　дали, — но люди 　в страхе своем становятся легко управляемым стадом, — отрезал жестко. — И этому 　стаду 　лишь нужен умелый пастух — и оно пойдет за ним хоть в пекло. Именно таким пастухом стал Орден, который позже прозвали чистильщиками, наподобие 　далеких земных птиц — стервятников. Те тоже обожали подбирать чужие 　объедки, — смешок был сухой и злой.

Он говорил страшные вещи. Но правдивые. Никто не возразил. Никто пока 　не сказал ни слова вообще. 　Фон Каден 　выпрямился, тяжело опираясь на трость, и снова прохромал вдоль 　кафедры. Выпрямился, замерев статуей. Впился белесыми, неожиданно яркими глазами в первые ряды.

— Орден создавался, как благое начинание. И, как все 　благие 　начинания, полетел в черную дыру. 　Как только те, кто его создал, сообразили, что контроль и страх — это власть, участь псиоников была предрешена. Собаки на поводке. Вот кем всем вам предначертано стать, — он выплевывал слова 　жестко, резко, бескомпромиссно.

Сколько в нем боли. Не угасшей ярости, тлеющей ненависти. 　Почти как… я покосилась на замершего рядом мужа.

— Союзу не 　нужны самостоятельно мыслящие псионики. Ему не нужна сила, способная свергнуть их самих и усомниться в их делах.

Я мысленно усмехнулась, а после подняла руку, дисциплинированно дожидаясь, пока мне позволят говорить.

— Сио Каден, но если псионики в большом количестве опасны для Союза, почему их количество не пытаются… сократить? И чем, допустим, в таком случае 　отличаются цели 　Империи, также стремящейся к власти? Более мелкие 　государственные образования я пока не 　рассматриваю.

— Шаэл, — мужчина прищурился, сделав несколько резких шагов и замерев 　напротив.

Наши глаза встретились всего на секунду, но я тут же отвела взгляд. В чужих глазах плескалось чистое, концентрированное 　безумие. И как этот человек все ещё сдерживает его на поводке — я не знала. Не хотела знать. Никогда я не была ни излишне милосердной, ни совестливой. Это дорого обходится одиночкам. Но на какой-то миг до боли захотелось узнать — кто такой Дитрих Каден и что он скрывает на самом деле.

— Кто сказал, Шаэл, что орден, прикрывающийся Советом, не пытается это сделать?

— У вас 　должны 　быть очень веские доказательства. Иначе то, что вы говорите, называется лжесвидетельством. И вы учите этому молодых военных, часть которых будет служить этому самому Союзу, — Каори Най смотрел задумчиво, но в темных глазах айнара блестел вызов.

— Запишитесь, наконец, в библиотеку, Най. Читать вы, наверное, умеете. Поднимите статистику по пропавшим без вести детям-сиротам в возрасте от одиннадцати до семнадцати лет. С первой проверки. Посмотрите, кто из них болел и умирал в этом возрасте. Гляньте 　на тех, чьи семьи вдруг попадали в долговую кабалу. На тех, чьих родственников обвиняли в преступлениях. Если вам это стало так 　интересно, прекрасно, — голос старика вдруг перестал хрипеть. Глаза смотрели твердо и ясно, — рад, что вы полны энтузиазма раскрыть всю правду. Поэтому поручаю вам провести собственное 　расследование 　по этой теме. Вашего преподавателя по истории и праву я поставлю в известность и вам это зачтется, как зачет сразу по трем дисциплинам… если справитесь, конечно.

Каори упрямо закусил губу.

— С великим удовольствием. Надеюсь, мне дадут доступ 　ко всем материалам, — приятель усмехнулся.

— Дадут, — фон Каден резко кивнул, словно закрывая вопрос, и снова развернулся ко мне. 　— Но я продолжу, с вашего позволения, господа… — голос шипяще разнесся по всей аудитории, снова приковывая внимание…

Он говорил ясно и четко, легко оперируя фактами и с поразительной живостью обрисовывая события далекого прошлого. Со слов фон Кадена выходило, что древние псионики умели обуздывать силу. Умели обращаться с теми, кто терял над собой контроль, и лишь единственный раз допустили смертельно опасную промашку. Или… это была 　вовсе не случайность. Кому-то был нужен 　повод. Нужен безумный псионик, не ведающий, что творит, чтобы показать обывателям “истинное лицо” их кумиров.

Женщины теряли контроль, увы, быстрее 　и легче мужчин. Всего лишь одна трагедия. Потеря ребенка. Смерть мужа, брата или родителей. Предательство. Все это могло привести их 　на грань — и столкнуть вниз, в безумие силы.

Тогда таких замечали быстро. И лечили — эффективно, хоть и муторно долго. Кого до полного выздоровления. Кого — хотя бы 　до безопасного для общества состояния. Но Ведьму упустили. И пришел Орден.

Все старые наработки, все, кто умел работать с такими пациентами, старые техники, клиники, инструменты и методики — все сгорело в огне войны. А у чистильщиков был один разговор. Смерть или ошейник контроля. 　Они даже не пытались искать ничего иного. Только прошло время, народ, оправившийся от ужаса, столкнулся с тем, что из-за нехватки псиоников, многое, что раньше 　было элементарным, перестало функционировать. И начал бунтовать. Выжившие мастера силы тоже 　не остались в долгу, подогревая чужое недовольство, хоть и оставаясь в тени. И Ордену пришлось уйти. Но не исчезнуть, нет. Просто “слиться” с 　окружающей средой, отходя в тень и дергая за ниточки оттуда.

Псионики — это инструменты их власти. Но инструмент, которому нельзя позволить над этим задуматься.

Что касается Империи… здесь все непросто. Начиная с того, что о личности Императора, появившегося не пойми откуда, и сколотившего собственное 　государство буквально на коленке за год было невозможно ничего сказать. А шпионы Союза очень старались. Особенно, когда маленькая, но гордая Империя умудрилась в первый раз разбить их в полноценном космическом сражении.

Одно ясно совершенно точно — на службе императора были могущественные псионики, ограниченные, возможно, только его волей.

— Скорее всего, воля Руаррата — вообще единственное, что сдерживает его гвардию от того, чтобы 　не сравнять большую часть земель Союза с пеплом. Включая целые планеты, — помолчав, хрипло закончил фон Каден.

Ниал криво усмехнулся в ладонь, опуская голову. 　Браслет на руке 　ощутимо нагрелся. Чувствуя его ненависть и зная силу императора… Да, я могла поверить в то, что только его воля, его сила удерживает тех, кто мечтает отомстить. Пригреть у себя измученные страданиями души — отличный ход. Могла бы — поаплодировала древнему ар-ани.