Не помню когда, но появилось электричество в школе. Свет давали с шести утра-до двенадцати ночи. Поставили небольшую электростанцию в МТС и обеспечивали отдельные учреждения (больница, почта, школа и т. п.). Пришлось и тут приспособиться. Начал вставать в пять часов, к половине седьмого приходил в школу и, пока уборщицы убирали – до начала занятий, успевал сделать уроки. Как говорится- кто раньше встает- тому и Бог дает… Конечно рано, темно, часто грязь и всегда страшно для школьника младших классов, Но…, что было делать? Надо!

Где-то с пятьдесят первого-второго годов появилось радио. Один большой колокол-репродуктор повесили на нашей улице у конторы колхоза, второй – центре села, возле клуба. Стало лучше. Выходишь из дома – по радио гимн играют. Пока идешь, полдороги слышишь радио с нашей улицы передают, последние известия на молдавском языке. Подходишь к школе – слышишь радио из центра, те же известия, на русском языке. Я их почти не слушаю, все услышал по-молдавски, а уроки делать надо. И так – каждый день, пока не появился свет у нас в доме

Ну, это уже было позже, когда запустили Дубоссарскую ГЭС, в пятьдесят четвертом.

А двести лет до этого, все было так, как я сказал вначале, только еще более сложнее. Не было ламп и керосина, а были свечи, у тех, кто по богаче, да лучины, лампады и коптилки – у всех остальных. Топили соломой, кукурузными и подсолнечными стеблями, сухими кизяками, ветками и хворостом.

Купались в кадушках, опуская в воду нагретые камни. Гладили одежду жаровыми утюгами или «рублями» (рубчатое поленце с насечкой), брились опасными бритвами, стирали самодельной щелочью, пропуская воду через золу. И все-таки – Жили! Мы, сегодняшние – тому подтверждение.

И все-таки, я хотел бы остановиться только на одном моменте, той, прежней слободзейской жизни. Увеличим лишь один небольшой, но важный штришок, и всмотримся в него повнимательней.

Это песни. Раньше очень много пели и мало пили. Сегодня – много пьют и почти не поют. Сегодня для пения – кого-то нанимают, так как сами, в большинстве случаев, ни петь, ни играть, уже не способны. Раньше пели везде и всегда. Шли на работу или с работы – почти всегда пели. Причем пели всегда «по сезону» и к месту. Пели на самой работе. Коллективность в работе определяла и коллективные песни. Ни один народ в мире, по своему менталитету, кроме славян, не умеет и не может петь хоровые песни. Петь по-настоящему, с душой, да еще на несколько голосов. В хоровой песне отражается душа народа. Здесь нет ярко выраженных солистов, каждый добровольно поет свою партию, так как из одних солистов хора не бывает. Песня как бы собирается из отдельных элементов, но звучит едино, мощно, понятно и доходчиво.

Часто длинными, зимними вечерами, на колхозном дворе или по домам, собирались бригадами или звеньями, теребили руками кукурузные початки, выделяли семена фасоли или подсолнечника и обязательно пели. Всегда, в таких случаях находился заводила-запевала, он или она, и запевали песню. За вечер их перепевали многие десятки. Разного плана – от старинных, до самых современных(по тем временам).

Незабываемое зрелище, которое, к сожалению, никогда больше не увижу, когда на какой-нибудь семейной гулянке запевали песню трое Гурковских- отец мой и два его меньших брата Василий и Николай. Это надо было не только слушать, но и видеть, когда висящие под потолком, керосиновые лампы, при высоких нотах- начинали мигать и одна за другой – из-за сильнейших колебаний звуковых волн, – гаснуть. Это были не сегодняшние микрофонные хрипуны. Это было натурально, красиво и бесподобно.

Но особое место во всех этих песенных событиях, занимали осеннее – зимние уличные концерты. Не все улицы Слободзеи одинаковы. Были среди них и более примечательные, и не только по достатку или благоустройству. Примечательными именно людьми, а если еще понятнее сказать – то своими девчатами.

Мне в свое время здорово повезло. Девчат на нашей улице хватало, а главное- самые видные и голосистые жили прямо напротив нашего дома. И окно, где была моя «резиденция» (обычная русская печь) выходило прямо на место уличного игрища. Туда, после работы и в выходные, сходились почти все девчата нашей улицы. Мы так устроены, что чужое всегда лучше – и к нашим девчатам ходили ребята с других улиц, а наши парни искали себе подруг вне нашей улицы. Может быть, свои с детства – «приедались».

Компания собиралась солидная. Девчата танцевали, репетировали новые песни, готовили к различным обрядовым событиям (свадьбам, новосельям, крестинам. проводам в армию и т. д.). Три-четыре часа, по два-три раза в неделю, я наслаждался этими концертами. По форме – это чем-то смахивало на телевизионную передачу. Когда компания уже собиралась, я прекращал читать и писать, тушил свою «коптилу» подкладывал к окошку стеганое одеяло и замирал, стараясь не пропустить ничего из происходящего. Окошко с печки было без переплетов, по размерам со средний телевизионный экран, за войну большинство деревьев на улице вырубили, так что ничего не мешало мне в этом "голубом экране" видеть все, происходящее через дорогу.

«На городи вэрба ря-а-асна» – начинала Люба Димитренко, наша соседка. «На городи вэрба ряс-на-а»-подхватывала вторым голосом Катя Димитренко, её двоюродная сестра. «Там стояла дивка кра-а-а – сна» – подхватывали остальные девчата и ребята.

Поверьте, я никогда больше ничего подобного не видел и не слышал. Это действительно было естественным и красивым. Украинские и русские песни, частушки, игры, хороводы, шутливые рассказы.

После трудной физической работы, люди тянулись друг к другу, не расползаясь по своим щелям, и находили-таки время для общения. В этом всегда была наша сила. Эта общность всегда спасала нас от любых бед. На том стояло, стоит и должно стоять село наше, да и земля наша! Живет наша земля, и жить будет!. Довели нас бывшие поводыри до тупика и бросили. Давайте, в очередной раз вспомним, кто мы и чьи мы, и начнем очищаться от всех этих струпьев и грязи. Умоем, накормим и научим детей наших! Они не должны стать последними на Слободзейской земле. И не должны вернуться к лучине, сохе и к моим детским «голубым огонькам»!.

Вообще-то, праздники – дело хорошее. Давным-давно люди поняли, что наиболее судьбоносные события, надо выделять из повседневной монотонной жизни, с тем, чтобы они, постоянно напоминая о своей значимости, освещали, воспитывали и мобилизовали. Ожидание и участие человека в любых празднествах, очищало и внутренне возвышало его над серостью будней единообразием бытия.

Праздники постепенно оформились в три основных причинно-обязательных направления: религиозные, светские (государственные) и региональные – дни городов, сел и т. п.

Сегодня у нас много праздников, даже очень много и мы с удовольствием празднуем весь их спектр и даже более того, что вполне объяснимо для переходного периода. Да дело даже не в количестве праздников, а в наличии объективных причин-поводов для празднования. И хотим мы того или нет, но чем больше праздников – тем более размывается их «праздничное» восприятие.

Раньше праздников было меньше, но даже среди них были наиболее всенародно любимые. Взрослые и, особенно, дети, всегда с благоговением относились к Рождественским праздникам. Их была целая череда = от Нового Года-до Дня крещения Господня.

Особое место в этом ряду занимает День Рождества Христова. В прежние времена официальный день начала Нового года, по крайней мере, у жителей сел, особенной популярностью не пользовался. Да- отмечали, да украшенные елки и празднества были. Но проходил этот праздник, как и все светские, – «установленные» праздники. Его на бытовом уровне не ждали, просто фиксировано отмечали. А вот Рождественские праздники ждали. Повторяю – ждали, особенно дети. Дети в эти праздники чувствовали свое «право» на праздник и на какие-то привилегии, которые будут обязательно, при любых условиях.

Расскажу, как мы ждали, готовились и проводили эти праздники, каких-нибудь 70–80 лет назад. Но, прежде хочу обратить внимание нас, нынешних, на то, что такое святое дело, как праздник, особенно выдающийся, – надо впитать, ощутить разумом, душой и сердцем. Выходной день- можно установить, неосознанный праздник- нельзя, не получится.