– Очень приятно, – смутилась мама.

– Сейчас, – вспыхнула тетя Марина и накинулась на сына, – Илюшка! Убери телефон! Или выключи музыку. Вот, подруга моя со школы, а дочка у нее глянь какая красавица, не то, что твоя Ярька облезлая.

– Мам, – закатил глаза Илюша, вынув один наушник, – сколько раз говорить.

– Ну да, ну да, – проворчала тетя Марина, – ходит вся такая, на улице встретишь, ни за что не поймешь, что девчонка. Ой. Илюш, – тетя Марина снова заставила сына вынуть наушник из уха, – а это Мишка, помнишь ее? Это вы с ней как-то в садике все апельсины сожрали, которые нянечка на всю группу принесла из столовой.

– Не помню, – буркнул Илюша, но взгляд на Мишель задержал.

– Не обижайтесь на него, вспомнит! А как на дне рождения у Мишки с мечом бегал, помните? – хихикнула она.

И тут Мишель осенило. Когда ей исполнилось лет пять, на ее дне рождения какой-то пацан со всей дури лупанул ее деревянным мечом по спине, вот крику-то было! Мишель всем телом ощутила тот самый удар и мысленно содрогнулась. От этого парня надо держаться подальше. Мало ли что у него на уме?

– А вы тоже едете в Кострому? – с надеждой в голосе спросила мама.

– Галь, конечно, ой наболтаемся с тобой!

– Нет-нет, я не еду, дочку одну отправляю, там бабушка встретит. Ой, как хорошо, присмотрите за ней в дороге, а то боюсь проспит или выйдет на какой-нибудь станции и поезд уедет без нее.

– Мам, куда я ночью выйду? Я спать лягу, – встряла в разговор Мишель.

Но тетя Марина заверила, что присмотрит, не только в поезде, но и в самой Костроме, дома-то рядом, навещать будут с Илюшей и к себе в гости обязательно позовут.  От таких перспектив дух захватывало и ныло в спине, где-то как раз промеж лопаток.

Мама, успокоенная подругой молодости, покинула купе, тетя Марина с Ильей ушли обживать свои спальные места, а папа под визгливый голос проводницы, увещевающей провожающих покинуть вагон, завел в поезд Эппса. Он волновался и пах псиной, жарко дыша и высунув длинный язык. Сухо попрощавшись, папа вышел. А через пару-тройку минут поезд флегматично тронулся, пронзительно скрипнув на прощание.

«Пока Москва! Увидимся через пару недель. Это будут самые грустные две недели без Дани, но, когда я вернусь наша любовь будет сиять еще ярче, чем раньше». От воспоминаний о любимом сердце сладостно сжалось, Мишель набрала его номер и проговорила целый час, пока не уснула с телефоном в руке. Мишель еще не знала, что в этом внезапном путешествии на Родину ей придется провести чуть больше времени, чем она предполагала.

Первое, что бросилось в глаза Мишель – Кострома показалась ей «лысой» без многоэтажек и кучной застройки. Район, в котором жила бабушка, мог гордиться пяти и четырехэтажными зданиями. Центр и вовсе был по большей части одно и двухэтажный.

 К счастью, Илья и тетя Марина не приходили и к себе в гости не звали. Дня через три Мишель перестала просыпаться от кошмарного сна, в котором деревянный меч обрушивался ей на голову. Во сне голова отскакивала и катилась по дорожке как колобок, напевая песенку: «Я от дедушки ушла и от бабушки ушла».  Эппс перестал лаять на кота, кот перестал вырывать собаке глаз в драке и натягивать его на хвост. Бабушка оказалась очень гостеприимной и доброй, такой, какой и помнила ее Мишель с детства. А еще Мишель только при личной встрече почувствовала, что все еще любит ее, как в детстве.

Бабушка ниже Мишели на полголовы, у нее морщинистые натруженные руки с крупными венами, варикозные ноги и большой живот. Лицо доброе, с лучиками морщин у глаз. Глаза у бабушки карие, брови черные, крашеные, а ресниц казалось и вовсе не было, точнее были, но очень короткие и светлые. Волосы бабушка стригла коротко и красила в каштановый цвет. А еще она любила наряжаться и носить бусы.

Квартира у бабушки двухкомнатная, просторная и светлая, окна выходили во двор, поэтому было интересно сидеть на подоконнике и смотреть вниз, на людей, собак и кошек. Кстати, подоконники! Мишель таких широких и больших подоконников в Москве не видела, там они узенькие, может поэтому она не так часто в Москве смотрела в окно?

В комнате у бабушки в дальнем углу на высокой тумбе на красивой гобеленовой салфетке стояли иконы, их лики были светлы и суровы. Под взглядами святых Мишель каждый раз становилось неловко, как будто она уже заранее перед ними в чем-то провинилась. Бабушка часто молилась. Мишель вспомнила, что в детстве ей казалось, что бабушка шепчет какие-то очень сильные заклинания, ведь половину слов она не понимала. Сейчас она не боялась молитв.

Позвонила пару раз Даньке, хотела рассказать о том, как устроилась, но он не взял трубку, а во второй раз, кажется, сбросил звонок. Занят, наверное.

Алиса тоже не отвечала, хотя нет, один раз будто бы взяла трубку, но послышалось только пыхтение какое-то и сдавленный смешок. Мишель показалось, что смеялись над ней, но она постаралась избавиться от этого гаденького чувства. Заткнула пессимиста за пояс, пусть не высовывается.

За эти дни Мишель с бабушкой успели сходить в то самое кафе-мороженое, в котором до сих пор можно заказать три шарика разного цвета. Заказав их в первый раз, Мишель сказала:

– Я буквально на чуточку стала маленькой. Сейчас мороженое кончится, и я снова стану большой.

Потом они прошлись по Центральному рынку в Мучных рядах, где бабушка останавливалась у каждого торгового места, здоровалась с продавщицами и рассказывала, что к ней внучка из Златоглавой приехала. Женщины улыбались, кивали, разглядывая Мишель и, прицокивая языком, хвалили на все лады. Одной понравилась короткая стрижка Мишель как у Холли Бэрри из фильма «Женщина Кошка», другая изумилась цвету изумрудных глаз, третья сокрушалась, что в молодости имела такую же точеную фигурку, но с возрастом растолстела и обрюзгла. Мишель чувствовала, что щеки пылают от повышенного внимания, очень хотелось провалиться или испариться или все вместе взятое сразу. Одно хорошо, продавщицы умели не только языками чесать, но и подобрать самые лучшие куски мяса, самые спелые фрукты и овощи, самые сочные ягоды, каждой хотелось поддержать свою знакомую в такой прекрасный день.

С рынка Мишель с бабушкой зашли на сырную биржу. Там пахло молоком и творогом, свежим сливочным маслом и специями. А столько красивого и ароматного сыра как здесь Мишель никогда не видела: рулеты с медом и орехами, с травами, с курагой и черносливом, сыры чеддер, косичка, сметанковый, ореховый, российский, «Малыш». Открыты были три торговых места и в каждое стояла огромная очередь, бабушка посетовала, что попали под приезд туристического автобуса и теперь здесь открылся портал в восьмидесятые. Но все-таки им удалось достояться и купить два кусочка ароматного сыра и рулет с абрикосом.

Домой пришли уставшие, Эппс их так ждал, так ждал, что прыгал, тыкаясь носом в лицо и чуть не выбил бабушке глаз, а Мишель нос. Вечером Мишель лежала в кровати и пыталась нарисовать новый комикс. Она сфотографировала вчера Эппса на прогулке. Он встретил маленькую собачку породы Джек Рассел. На фото Эппс улегся поперек дороги и ждал, замеревшую от неожиданного препятствия, красавицу. Собачка была беленькая, с коричневой головкой и таким же коричневым хвостиком, а на боку у нее красовалось коричневое сердечко. Ничего себе, чудеса природы, удивилась Мишель, разглядывая фото собачки.

Сначала она разделила лист А4 на три части: узкую и длинную слева, две короткие справа. Затем на левой части нарисовала тропинку, лежащего спиной к зрителю Эппса и смотрящую на него в упор маленькую беленькую собачку. Добавила объем с помощью штриховки, дорисовала волнистые речевые пузыри. Полюбовалась на работу. Собачке поставила знак вопроса. Это у нее мысли такие. У Эппса подписала: «Девушка, можно с вами познакомиться?» Затем на верхнем блоке нарисовала одну маленькую собачку и речевой пузырь, в котором написала: «Я вихрь! Я буря! Я ураган!» А на нижнем блоке нарисовала Эппса, который лежа в той же позе повернул морду на зрителя и сказал: «Маменька, несите успокоительное, мы снова встретили творческую натуру». Карандашный набросок был готов, конечно, не с первого раза, кое-где пришлось подтирать резинкой, но в целом рисунок Мишель устраивал. Осталось обвести черной гелевой ручкой, а потом и раскрасить.