В дверь позвонили. Мишель вскочила с кровати и бросилась открывать, чуть не ударив с размаху дверью удивленного Даньку. За ней стрелой вылетел Эппс и виляя хвостом напрыгнул на парня. Даня вытянул руки вперед, отодвигая собаку от белых брюк и недовольно произнес:

– Ну все-все, отстань.

Мишель схватила пса за ошейник и кое-как упихнула в другую комнату. Эппс сопротивлялся и ужом выскальзывал обратно, пытаясь зализать Даньку насмерть.

– Гулять пойдешь? Там Алиса и Борян ждут на Осеннем бульваре.

– Ох… Надо узнать, отпустят ли меня, – в такие дни как сегодня родители могли и не выпустить ее из дома, не потому что она в чем-то провинилась или не потому, что Даня им чем-то не угодил, а просто потому, что дулись друг на друга и на всех вокруг.

– Я подожду тебя у подъезда, если не отпустят погулять, то выходи хоть на пять минут.

Даня вышел, хлопнув дверью.

– Кто там? – послышался из глубины квартиры недовольный голос мамы.

– Мам, можно я у подъезда постою немного?

– Десять минут! Двадцать минут, не больше! – сказали родители одновременно. В другой день Мишель хихикнула бы и сказала, что выбирает двадцать. Сегодня же пробубнила:

– Хорошо, пятнадцать.

В этот момент на ее мобильном высветился номер бабушки, и Мишель поскорее вышла в подъезд, не желая разговаривать дома. В глубине души она удивилась звонку, бабушка звонила только в скайп и только по договоренности с родителями. Звонок на мобильный от нее немыслим как сухой песок в глубине моря.

– Алло.

– Мишель, если родители предложат тебе поехать в Кострому, приезжай. Не противься. Ладно? Считай это маленьким путешествием, а не наказанием, все будет хорошо, я тебя очень жду.

Мишель не успела ответить. Бабушка сбросила вызов.

Данька лез с поцелуями и всякими глупостями, пытаясь развеселить приунывшую подругу:

– Знаешь как алгебраичка наша чихает?

– Нет.

– Апчх-алгебра! Апчх-два-вам-всем!

Мишель улыбнулась. Его теплые руки и настойчивые поцелуи на несколько минут отвлекли ее от всего случившегося. В его объятиях она забывала обо всем. Он целовал напористо, покусывая губы, она смеялась, отбиваясь, но не желала прекращать игру.  Они еле расстались, пообещав еще наболтаться перед сном по видеосвязи.

Дома Мишель проверяла список входящих звонков вновь и вновь и видела, что ей не приснилось. Позвонила бабушка и позвала ее к себе в Кострому. Только как ехать? У бабушки кот, вряд ли она будет ждать ее с собакой, а оставлять Эппса на двух разгневанных взрослых как-то не хотелось.

Поздно вечером Мишель все-таки решилась и написала смс: «Бабушка, я не могу приехать, мне не на кого оставить собаку». На что в ответ получила: «Значит приезжай вместе с собакой».

Засыпая, Мишель мечтала исследовать город своего детства, быть может, она и домик с зеленой крышей и колоннами когда-нибудь увидит.

В голове крутилась песня из детства:

«Славный город Кострома

В закромах полно ума!

Коль ума куда, кому

Надо ехать в Кострому»1.

Провожающие прощались с отбывающими, смеялись, обнимались, плакали. В воздухе витал запах мазута и горячего железа, вдоль поезда шел железнодорожный работник и простукивал колеса, отвечающие звонким лязгом. Только семья Мишели шла тихо. Молча. Будто незнакомые люди. Мишель и Эппса посадили в купе, в свои шесть месяцев он весил уже четырнадцать килограмм, оказалось, что с такой крупной собакой только выкупать все полки купе и точка, даже если едешь одна, но родителей и это не остановило. Они сообщили дочери, что займутся разделом имущества и разводом, а чтобы не травмировать ее, отправляют к бабушке в Кострому на пару недель, может на месяц. Мишель не спорила. Позвонила Даньке:

– Мне придется уехать ненадолго.

– Родакам отпуск что ли внезапно дали? – спросил он, ничуть не удивившись. У него самого такое пару раз уже случалось, родителей отправляли в отпуск, когда заканчивались одни проекты в фирме, а до других нужно было подождать недели две-месяц-полтора.

Ну как ему сказать, что у нее все плохо? Что родители сошли с ума и галдят, деля полотенца и распиливая квартиру на кусочки. Стыд-то какой.

– Да.

– О! Круто! Я тебя провожу. Когда уезжаете?

– Мы уезжаем завтра в страшную рань, – соврала Мишель, зная, что Даньке легче вообще не ложиться спать, чем встать в четыре утра. Нельзя, чтобы он увидел ее родителей вместе, он сразу все поймет.

– Я буду скучать по тебе, медвежонок, и очень-очень ждать, – сказал он и столько нежности было в этом голосе. Вот бы и папа так сказал или хотя бы подумал.

Потом Мишель позвонила лучшей подруге Алисе, они дружили с первого класса, ссорились, мирились, даже дрались, но не бросали друг друга. Особенно после того, как их класс расформировали, часть их одноклассников перешла в кадетский класс, а они остались вместе в новом переформированном классе, поначалу было сложновато, много новых лиц. Потом привыкли. Да и мама говорила: «Надо держаться вместе». Обе девчонки увлекались рисованием, Алиса рисовала скетчи и выкладывала на своей странице. Акварельные мишки менялись на рисованные гелевыми ручками здания, а те в свою очередь на карандашные зарисовки земляничной поляны или березовой рощи. Иногда Алиса не могла выбрать, какой рисунок выложить и отправляла несколько, устраивая зрительские голосования. Мишель же просто рисовала день за днем свои маленькие комиксы, выкладывая их на своей страничке без всяких интерактивов.

– Следи за Данькой.

– Боишься, что приударит за другой? Я думала среди вас один ревнивец – Даня, – рассмеялась подруга.

– Нет. Просто. Не бросай его, пока я в отъезде, зови с вами погулять.

С «вами» это с Боряном, соседом Алиски. Мишель знала, что с Боряном минимален шанс попасть в неприятности, он ходил в качалку и выглядел так, что на него мало кто хотел напасть или докопаться по пустякам.

Поезд из Москвы в Кострому шел всю ночь, поэтому был шанс выспаться. Папа суетился, упихивая чемодан под полку, мама злилась, вспоминая, что забыла положить аптечку. Мишель думала, что отец поговорит с ней, убедит, что мама не права, он ждал доченьку, любил ее и любит до сих пор, но отец молчал и прятал взгляд. И от этого такая тоска съедала душу, что хотелось поскорее уже уехать. Только время как нарочно растянулось, плелось медленно-медленно. Мишель нарядилась в черное платье с белыми полосками. Вырез ей казался огромным, рукава узкими, длинна неуместно короткой, отчего платье то и дело приходилось одергивать то вверх, то вниз. Все-таки привыкла к шортам и футболкам, но теперь она назло их больше никогда не наденет.

– Ой, Галюня! – послышалось из дверей купе. На маму смотрела женщина, похожая на одуванчик светлыми кудрявыми волосами.

– Маринка, привет! – растаяла мама, – Как ты похорошела, столько лет прошло, а сияешь будто двадцать вчера исполнилось.

Мама сильно преувеличивала. Конечно, синяя футболка со стразами и джинсовые леггинсы подчеркивали тонкую талию и отсутствие жировых складок на боках, что без сомнения тетю Марину молодило, но не настолько, как преподнесла мама. Папа дежурно улыбнулся и ретировался на перрон вместе с Эппсом, которому приспичило то ли писать, то ли какать, отчего он то скулил, то лаял. Мама стрекотала с подругой, Мишель в который раз почувствовала себя лишней.

– А доченька как на тебя похожа! От Валерки ничего, вся в тебя. Ой, извини.

Мама замялась. Повисла неловкая пауза.

– А это вот мой, смотри как вымахал, – чуть отодвинулась в сторону тетя Марина и махнула рукой на такого же светловолосого и кудрявого как она сама парня. Парень смотрел в окно, держа в руках синюю спортивную сумку, и терпеливо ждал пока мать натрещится с очередными знакомыми. В ушах у него торчали беспроводные наушники. По отсутствующему взгляду было понятно, что он ни слова не слышал из их беседы и ни капельки по этому поводу не страдал.