— Девушка, сколько стоит вон та кофточка?

— Какая — вон та? Цвет, фасон? — вяло поинтересовалась Вика.

Да что это с ней сегодня?! Видно же, покупательница спрашивает не из праздного любопытства. Ей нужно именно это купить. Встань, подними свою ленивую задницу! Покажи товар. Расскажи, какой он хороший! И недорогой, и модный…

— Блестящая фиолетовая.

— Двести пятьдесят.

— Вы уступите?

— Уступлю!

«Я могу все уступить, — безразлично подумала она, — в том числе и свою законную двадцатку, и этот дурацкий ширпотреб, и даже свое место. Садись здесь, милая, и никому ничего не уступай! Или уступай всем желающим…»

Девчонка — лет шестнадцать, не больше — взглянула на нее испуганно, хотя свой монолог Вика произнесла мысленно. Как всегда, у Вики все было написано на лице. И девчонка пошла дальше. Правильно сделала. Что ей здесь, эксклюзив от Юдашкина? В каждой второй секции такой товар…

Довиталась, подруга, в облаках. Рассеянная она, видите ли! Блажен, кто верует. Признайся самой себе: разве это вчера случилось? С месяц, наверное, Санька стал приходить домой почти такой же, как Вика. Рассеянный. А потом эта рассеянность переросла у него в раздражительность.

Раньше он смеялся, когда Вика по всякому поводу цитировала Высоцкого, она почти все его стихотворения знала наизусть. А позавчера…

Санька пришел какой-то смурной, как сказала бы бабушка. Не переоделся, руки не помыл, а сразу сел с пультом к телевизору и начал каналы переключать. Этак бездумно, бестолково. Хотя прекрасно знал, что Вика этого терпеть не может.

Она его ждала, такой вкусный обед приготовила!

— Не хочу! — только и буркнул он в ответ на ее предложение поесть.

И тогда Вика насмешливо сказала в его напряженную спину:

Он тут же вскочил, посмотрел на Вику с ненавистью. Заорал:

— Перестань, сколько можно, это ни в какие ворота не лезет! У тебя что, своих слов не хватает?! Чужим умом живешь!

И даже тогда она не забила тревогу. Объяснила самой себе: «Устал. Неприятности на работе».

И совсем не обиделась на его откровенное хамство.

Нет, сегодня от нее — никакой пользы. Скорей бы уже кончался этот день. По крайней мере в два часа можно свернуть торговлю. Потом она свое возьмет… Ну, когда переживет свалившуюся на нее беду, привыкнет к ней. Хотя разве можно привыкнуть к тому, что теперь у нее не будет Саньки?!

Пробежал мимо Майор по своим делам. Крикнул на бегу:

— Ну что, ждешь меня?

— Жду, — кисло отозвалась Вика, но он ничего не заметил.

Или сделал вид. Подумал небось, что можно решить на бегу? Вот сядут они за стол… Опять стол. Можно подумать, Вика обжора или выпивоха… Нет, мужчина думает, наверное, по-другому: вот обнимет он Вику покрепче да… Стоп! Однако как ее бросает из стороны в сторону.

Надо взять себя в руки. Вика стала прикидывать, что у нее есть в холодильнике. Она сделает для своего гостя пиццу. Майор вечно покупает ее у торговок, которые развозят по рядам обеды. Говорит, очень любит.

Вика как-то попробовала. Это мог есть совсем уж непритязательный в еде мужчина. Тем лучше. Она сделает такое, что Майор язык проглотит!..

Теперь Вика решила для него постараться. Неужели ей не все равно, как оценит Майор кулинарные способности реализатора Петровской? Хоть и вовсе его не покормит. В самом деле, обязана она, что ли? Катька, которая к себе Майора заманивала, небось на него особые виды имела. Замуж там или еще что. А Вике-то зачем? У нее муж есть… вернее, она с ним официально еще не развелась, так что и торопиться некуда.

И как бы Вика себя ни уговаривала, мысленно она продолжала крутить варианты, как избежать постели с Майором. Пусть лучше он так ее стряпне порадуется, что не станет слишком выступать, когда она выпроводит его ни с чем. Пиццу она приготовит как награду за несостоявшийся интим.

Как жалко, что умерла бабушка. Когда у Вики что-то не ладилось, из рук валилось, она всегда успокаивала внучку:

— Ничего, это у тебя крылышки растут, вот головка кругом и идет.

— Бабушка, какие крылышки! — кричала Вика.

— Те, на которых ты по жизни летать будешь.

Но то ли крылышки у нее так и не выросли, то ли выросли не те, а только у Вики и до сих пор все валилось из рук. Падало маслом вниз. Разбивалось. Не складывалось. Застревало…

Теперь вот и муж ушел, а раньше Вика думала, что судьба сжалилась над ней хоть в этом: послала любимого человека и сделала так, что он стал принадлежать ей.

Все оттого, что бабушка умерла слишком рано и не поддержала ее первые неумелые полеты… Это Вика так романтически объясняла самой себе собственную же невезучесть.

Как время ни тянулось, оно в конце концов свое дело сделало. Солнце перевалило за полдень. Некоторые реализаторы стали складывать свои вещи. Засобиралась и Вика, хотя обычно уходила гораздо позже. Но хозяин не требовал, чтобы она непременно работала допоздна. Главное, чтобы недельная выручка укладывалась в определенные им рамки.

Вика отправилась домой и по пути зашла в «Магнит», купила продуктов.

Она совершенно не представляла себе, кто должен вкладывать деньги в такое предприятие, как совместный взаимопознавательный ужин.

Ведь это Майор к ней напросился, он должен был бы все принести, а не перекладывать расходы на плечи женщины. То есть поначалу он сказал ей, что все принесет с собой, но что именно, так и не уточнил.

А в конце дня к ней даже не подошел, хотя в том, что он, несмотря ни на что, вечером припрется, Вика не сомневалась.

Он потому и не подошел, что боялся получить отказ. Видел, что сегодня она никакая. Знал, что, когда женщина не в настроении, к ней лучше не соваться. Согласилась принять его у себя, значит, так тому и быть. В том смысле, что теперь отступать поздно, а настроение можно и поднять.

Так что в конце концов Вика вовсе не стала ложиться, чтобы передохнуть, как вначале собиралась, а сразу включилась в работу, да так увлеклась, что пришла в себя только от звонка у калитки. И пошла открывать ворота.

Александр-второй приехал на своей «тойоте», в костюме-тройке, в белой рубашке с галстуком. Словно не всего лишь вечер вместе со знакомой провести собрался, а по крайней мере предложение руки и сердца сделать.

Он вручил Вике букет цветов, две бутылки шампанского и коробку конфет, на которой было написано «С Новым годом!». Это в мае-то.

Вика была уверена, что конфеты — из тех, срок хранения которых истек. Но она запретила себе об этом думать, зная по опыту, как трудно ей будет, настроившись в таком негативном ключе, потом по-новому взглянуть на своего поклонника.

Надпись «С Новым годом!» может означать что угодно. Например… на кондитерской фабрике закончились коробки с майскими картинками. Или в стопку с коробками мая попалась вот эта, старая, и конфеты в ней вполне съедобны. Или… он знает, где можно по дешевке покупать конфеты, срок хранения которых истек. Или вот-вот истечет. Не графья!

Не получалось у Вики мысленно рисовать облик гостя светлыми красками. Раньше, когда Майор ее совсем не интересовал, Вика замечала, что он скуповат. И теперь он вряд ли переменился. В любом случае Санька Петровский такую коробку ей бы не преподнес.

Она прислушалась к собственным ощущениям: нет, желания оправдывать Майора у нее не возникало. И напрасно Вика уговаривала себя посмотреть на кавалера доброжелательно. Майор вел себя с ней так же, как и с другими женщинами. Не считал ее той, ради которой хотя бы на время стоит перемениться. Хотя бы сделать вид!..

Осознавать это было не очень приятно, но для копилки негативных заметок в отношении Александра-второго годилось. По крайней мере ее не станет мучить совесть, когда… Впрочем, об этом думать пока рано.