Санька таки некоторое время помедлил, укрепив Вику во мнении: ждал ее унижения…
Потому что сам был перед ней виноват! Начни его Вика уговаривать, он, пожалуй, согласится остаться, и тогда его вина не будет им ощущаться, так что на беде своей жены Александр Петровский хочет в рай въехать!
Он ведь все время попрекает ее невезучестью. И косорукостью. И считает, что два таких недостатка — это уже перебор…
Выходит, он постоянно разбирает ее по косточкам. Постоянно высказывает недовольство. А может, уже и жалеет, что женился на ней?
Но ведь раньше Санька ее любил, Вика уверена. Или думал, что любит… Ага, значит, она все же не уверена? Какое унижение вот так гадать: любил — не любил? Главное, сейчас не любит. Поэтому когда ему встретилась другая женщина, он сразу понял, что его чувства к Виктории кончились.
Не дождавшись никакой реакции Вики, Петровский обиделся: неужели жене все равно? Это ведь она во всем виновата! Если бы она не была такой… такой… росомахой, он не смотрел бы на других женщин, тех, что способны дать мужчине обычную семью, а не… филиал эмчеэс.
И потому, чтобы посильнее обидеть — сама виновата! — он сказал, глядя ей в глаза и кривя губы:
— Да, у меня есть женщина. Между прочим, нормальная. На ровном месте не падает. Когда готовит ужин, использует для первых блюд соль, а не сахар, не разбивает посуду…
Какой он, однако, злопамятный. Да за все полгода Вика только один раз заправила борщ сахаром, а не солью. Сколько можно ее этой оплошностью попрекать?!
— Надо же, как тебе повезло.
Он с удивлением взглянул на Викторию — ее реакция была для него неожиданной, — упрямо продолжил:
— Представь себе, она и стрелки на брюках заглаживает как положено, вдоль, а не поперек, и в рубашках дыры не прожигает…
— И ничего не роняет и не забывает, — спокойно подсказала Вика.
— Я устал от тебя, Виктория!
— Вот бог, а вот порог, Александр. Никто тебя не держит!
Он чуть не задохнулся от возмущения. Его жена даже в такие моменты остается верна себе. Вместо того чтобы всеми силами сохранять семью, бороться за нее! Разве не может Александр ошибаться?
Но она не только не угомонилась, а, как всегда в неприятные моменты, продекламировала стихи любимого поэта Владимира Высоцкого:
Что тебе придумать в оправданье?
Интеллекты разные у нас, —
Повышай свое образованье!
Санька так и замер с открытым ртом. То есть он привык, что Вика поэта все время цитирует, но чтобы в такую минуту!..
Это ее дурацкое пристрастие к поэту простонародья!.. Сам он любил Лермонтова, Пастернака, но до женитьбы его не раздражало ее постоянное цитирование Высоцкого. Она как-то умела ввернуть кстати, но сейчас…
Вообще, у мужа Вики, в отличие от нее самой, имелось высшее образование. И потому прежде он относился снисходительно к слабостям своей недоучившейся жены. Объяснял их недостатком образования.
И Вика признавала авторитет мужа именно по этой причине: она недоучка, а Санька инженер! Но теперь она подумала, что уж если ты женился на женщине, которую называл любимой… хотя бы некоторое время, то и относись к ней соответственно. Она процитировала стихи про образование иносказательно. Мол, тоньше надо быть, деликатнее…
Санька, конечно, все не так истолковал, не пожелал больше ничего слушать, а стал с остервенением собирать вещи, бросая их в большую дорожную сумку.
Но потом опять передумал, расшвырял вещи по комнате как попало, оставил бесстыдно распахнутую сумку валяться на полу и выбежал вон, решив, что сделает это как-нибудь потом, не под презрительным взглядом жены. Когда она будет на работе. Можно ведь приехать в обед и спокойно все собрать…
Санька завел машину — не новые, но вполне приличные «Жигули» — и поехал на работу, не сразу сообразив, в чем это красном у него руки. Оказалось, что он довольно глубоко воткнул в руку отвертку и в запале не заметил, что кровь из раны продолжает сочиться.
Он развернулся на соседней улице и опять поехал домой, при этом отчетливо представляя себе, как безутешно рыдает оставленная им жена. Ему стало жаль бедняжку, ведь по большому счету она не так уж и виновата. А еще ему было стыдно, будто он ударил беспомощного ребенка.
В самом деле, девочка такой уж уродилась. Как порой замечает его мать, руки не тем концом вставлены…
Не то чтобы Вика ничего не умела. Она и готовила хорошо, и дом содержала в чистоте, но была при этом до невозможности рассеянная и какая-то невезучая, что ли. Все била, ломала, теряла. Дня не проходило без каких-нибудь потерь.
Раньше это его не напрягало. И сегодня он мог бы обойтись с ней добрее, если бы… не случилось того, что случилось, и он элементарно влип!
Санька не хотел сейчас думать об этом. В таких делах чувство вины совсем ни к чему. Оно лишает мужчину силы, и вместо того чтобы идти намеченным путем, он начинает метаться туда-сюда…
Но оказалось, что Виктория сидела на кухне и пила кофе и совсем не рыдала, а, наоборот, выглядела весьма оживленной и даже читала какую-то книгу.
Она безразлично смотрела, как Санька достает из домашней аптечки йод и бинт и неумело перевязывает руку, но не сделала и попытки ему помочь. Еще вчера она бы бросилась к нему, и заглядывала в глаза, и спрашивала, не больно ли, а Санька бы делал вид, что раздражен ее сюсюканьем. Это же не смертельная рана! Но в глубине души он чувствовал бы удовлетворение от ее суеты. Приятно, когда тебя так любят.
Кстати, перевязки Вика делала классно. На первом курсе университета, который его жена так и не окончила, она сдавала «Гражданскую оборону», один из разделов которой была как раз «Медицина». Учили студентов оказывать пострадавшим первую помощь, похоже, неплохие преподаватели. В какой-то момент Вика увлеклась этой дисциплиной, даже сокрушалась, что не стала поступать в медицинский институт…
— У меня к тебе просьба, — сказала Саньке жена, и он напрягся в предчувствии: вот сейчас она попросит его не уходить, скажет, что не может без него жить… — Раз уж ты все равно уходишь к другой, почему бы тебе не остаться у нее на ночь уже сегодня? У меня в гостях будет мужчина. Я скажу ему, что мы с тобой развелись. Ну, чтобы он не дергался понапрасну.
— То есть как это развелись? — начал было возмущаться Санька, но в последний момент опомнился: не хотел ли он этого только что? Однако как ловко его супруга перехватила инициативу!
Но по большому счету заявление Виктории его позабавило.
— У тебя, мужчина? — снисходительно проговорил он, словно потрепал Вику по голове, как трехлетнего ребенка, заявившего, что он, к примеру, может запросто сварить борщ.
Вообще этого не следовало говорить. Может, Вика и была неловкой, но только не страхолюдиной, это уж точно!
У нее вьющиеся каштановые волосы, густые и блестящие, и выразительные серые глаза, и длинные ресницы. Кожа у нее чуть смугловатая, но нежная, на щеках всегда легкий румянец, а губы вполне могут обходиться без помады, такие они сочные и яркие. Когда Виктория смеется, ресницы ее подрагивают, как крылья бабочки. Точеный прямой носик придает ее лицу законченность, подобно восклицательному знаку в конце изящной фразы.
А какая у нее фигурка! Хоть сейчас на подиум.
Раньше Санька все это в ней любил и мог часами сидеть на кухне, украдкой любуясь молодой женой. Она все делала быстро, ладно, даже странно, что порой у нее проявлялась некая угловатость движений. Так ведут себя люди, которые стесняются чего-то или волнуются. Понятное дело, если они на сцене. Но ей чего волноваться в своем собственном доме?!
Взять хотя бы тот же сладкий борщ, когда она перепутала соль с сахаром. Правда, потом ей как-то удалось это исправить. Борщ даже получился вкуснее обычного, но Санька разозлился: надо же ему было влюбиться в девчонку, у которой не все дома, а если дома, то спят.
За те полгода, что они прожили вместе, он такого насмотрелся, что, когда Виктория однажды заговорила о ребенке, Санька шарахнулся от нее как от зачумленной.
