- Но из меня он явно лучше, хоть я и без костюмчика был, - улыбнулся капитан. - А вообще, смотри: вот увидел ты свою дочку. Просто, она тебя впервые видит и не знает, кто ты такой. Первое - ты должен сказать, кто ты. Но! - выделил он. - Говори правду, но не ту, которая нужна ребенку. Говори - привет, я друг твоей мамы и я хочу стать твоим другом.

Майор лишь глубоко вздохнул, снова глядя в окно:

- Какие мы с ней друзья, она меня терпеть не может… Вранье получается тогда, а ты говоришь - правду.

- Но ведь был другом?

- Ну… Был.

- Так в чем проблема? - удивленно сказал Степан. - Ты просто время не уточняй. Детям далеко не всегда обязательно знать истину. Им пока достаточно знать правду. А мир для них не раз изменится, и они смогут научиться отличать правду от истины, и в чем на самом деле их суть. А пока ребенок - пусть наслаждается счастливым детством. А потом, уже в процессе игры девочка сама все поймет. Она почувствует. А поверь мне, дети все чувствуют. Не сразу, да, на это им нужно время. Они должны научиться верить человеку. Поэтому…

На этих словах Данилов замолчал и глубоко вздохнул.

- Поэтому что? - напрягся Роман.

- Поэтому не забывай, что перед тобой все-таки ребенок, а не профессиональный боец, которому можно отдавать приказы, - уточнил капитан. - Мягче, Ром, мягче общаться. Не забывай - через игру, через временные пространства изучай ее. Таким образом изучишь себя и поймешь, что на самом деле было неправильно раньше, что у вас там… Тогда не получилось. И тогда изменишь себя, изменишь ее, изменишь мир, изменишь наименование себя.

- И в какую же игру ты предлагаешь мне с ней поиграть?

Машины в пробке постепенно начали продвигаться, и ФЭСовский автомобиль смог отправиться дальше.

- Ну, что у тебя лучше всего получается? - поинтересовался Степан.

- Откуда я знаю, - отмахнулся Аристов. - Раньше думал, что преступников ловить. Хотя, кто знает теперь, что я умею, а что - не умею.

- Эй, так не пойдет, - шутливо погрозил Данилов. - Не надо себя принижать. Ты сам прекрасно понимаешь, что твое понижение из полковников в майоры было наилучшим решением. Тебя уважают, именно из-за этого из органов не поперли. Ты многое сделал для страны, да и для себя. И поверь, те, кто принимал это решение, были на твоей стороне. Они бы сделали то же самое. Сейчас, спустя годы, ты понимаешь это?

Майор молчал.

- Отвечай.

- Ну… Понимаю. Вроде как.

Степан снова глубоко вздохнул.

А Роман в это время думал о том: в какую игру ему нужно играть с дочкой? Что он больше всего умеет?

***

- Эх, Роман Евгеньевич, что же Вы себя так принижаете? - заговорил с ним один из его верных солдат, когда в одной из операций они не смогли предотвратить взрыва одного чеченского аула. Чудом повезло, что не зацепило никого из своих, да и чужих вроде как тоже, и мирных жителей сами же чеченцы вроде как эвакуировали. Хотя кто там - свои, кто там - чужие? Все они - люди, все боятся.

- Ну, сделали Вам выговор - ну и ладно, Вы дальше свою работу делайте, - продолжал солдат и закурил. - Делайте то, что умеете, только и всего.

- И что я умею? - спокойно спросил Аристов. Бои слишком вымотали его, поэтому не было сил даже на то, чтобы наорать на рядового.

- Сражаться за жизнь и менять мир, - ответил он. - Мы все с этой целью сейчас тут - мы сражаемся за жизнь и меняем мир. Обе стороны. А куда меняем - сами не поймем. Сложно все это. Слишком сложно.

***

- Что я умею? Сражаться за жизнь и менять мир, изобличая преступников? - спросил Степана майор. - Так в это девочкам играть не так интересно.

- Откуда ты знаешь? - удивился капитан. - Девочки разные бывают. А вообще - многие девочки, хоть и не все, любят героев. Принцев, которые спасают принцесс, да и вообще храбрых и смелых. А ты - и храбрый, и смелый. Ты - и так настоящий герой.

Аристов улыбнулся. Оказывается, все так просто! Хотя… Кто знает, согласится ли его дочка на эту игру.

- Игра в героев детям всегда интересна, они всегда нуждаются в героях, - объяснил Данилов. - Только сначала выясни, что любит девочка - принцесс или машинки, а потом уже играй с ней и учись взаимодействию, и потом у тебя получится изменить и ее мировосприятие, и свое.

- Удастся изменить мир? - ответил Роман.

- Если тебе так проще думать, то да, - проговорил Степан. - А мы-то уже приехали.

========== Д. ==========

Четыре часа дня. Четыре часа дня.

Полчаса до этого Аристов только и делал, что смотрел на часы, на то, как медленно идут вперед часовая и минутная стрелки, как плавно течет по циферблату секундная. Все как-то медленно, тихо, размеренно и спокойно, как не бывало никогда. Именно так ему казалось. Каждый день в борьбе с преступностью, в борьбе с этим странным миром пролетает довольно быстро, каждый день наполнен яркими и мощными событиями. Да, пусть далеко не всегда положительными, но наполнен. При такой работе хороших ситуаций почти и не бывает, за исключением того, когда находятся любящие люди для детей или все, кто потерялся, находятся и радостные возвращаются домой. Поэтому, в этой бесконечной погоне порой не успеваешь даже понять, какой сейчас день, и часто — даже какое время суток. Возвращается домой, ложится спать — бац, будильник снова надоедает и требует идти дальше бороться, или же звонит Рогозина и кажущимся каменным голосом говорит ехать на место преступления. Хотя давно уже успел понять майор, что и голос на самом деле не каменный — военная выдержка, которая позволяет начальнице держать всех в строю, но, прежде всего — не дает сдаваться самой себе. Он это не так давно понял. Знал долгое время, но понять смог совсем недавно. Когда вместе пили дорогое вино из простых кружек.

А на войне-то, а на войне… Время там неподвластно никаким законам, никакой системе. Никогда не понять, когда и где каким образом оно считает минуты и секунды. Идет страшный бой, летают снаряды, а в воздухе чувствуется четкий запах крови, и время мчится с рекордной скоростью, летит так же, как мчат непонятно куда снаряды. А потом вдруг разрывается что-то, страшный гром поражает сознание — и становится непонятно, где ты и что ты есть сам. Земля от взрыва попадает в уши, и то ли от этого, то ли от грома перестаешь что-либо слышать. И в это мгновение оказываешься словно персонажем странного кинофильма: ты видишь, что бегут твои солдаты, те, с кем буквально несколько часов назад ты разговаривал о жизни и мире, бегут сквозь снаряды и падают вниз, бегут неизвестно куда. Кто-то остался в окопах, и они — персонажи появившейся кинокартины, что-то кричат, ужас отображается на их лицах.

А кто ты в этой системе? Ты чувствуешь себя зрителем этой страшной сцены, не слышишь и не понимаешь ничего. Ты не веришь, что все это — реально, что все это — твои солдаты. А потом вдруг в один момент осознаешь, что ты на самом деле — и есть самый главный герой страшного фильма, его режиссеры и продюсеры — не пойми где, и тебя все просят спасти этот мир, а ты и не представляешь, как его спасти, а ты не понимаешь, как его изменить, потому что время вдруг от этого взрыва, кажется, остановилось.

И вдруг — звонок.

Звонок в дверь.

Такой прерывистый.

И такой громкий.

И снова Роман вспомнил ту самую военную картину боев в Чечне, когда время останавливалось. Впервые спустя столько лет после войны он снова оказался главным действующим героем фильма, когда время, так долго тянувшееся, снова остановилось.

— На этот раз ты не один, — вдруг откуда-то сбоку майор услышал голос и повернулся. На кровати сидел Степан и улыбался.

— Да… Да, — отрешенно сказал Аристов и пошел открывать.

— Давай, иди менять мир, — снова улыбнулся Данилов и, подойдя к окну, махнул рукой.

Майор подошел к двери и глубоко вздохнул. Так, не забыть бы уроки Антоновой и Данилова, не забыть бы…

Открыл.

А возле двери стоят Галина Николаевна и державшая ее за руку маленькая девчушка. Темно-русые густые волосы длиной до маленьких плечиков, темно-карие глаза, белая вязаная кофточка, ярко-розовое платьице, белые колготки с сине-красными яркими бабочками и розовые ботиночки с вышитым рисунком белой птички по бокам.