— Ишь как сказал… — протянул солдат. — А жена-то у тебя есть? Разумничался!

— Любимая есть, — улыбнулся парень. — У меня завтра последний день, а потом — домой! — восторженно проговорил он. — Приеду домой — женюсь, работать пойду, и ребеночка родим, и не одного. И у каждого счастье будет. Только…

— Нужно мир изменить? — переспросил Аристов.

— Только нужно изменить мир, — кивнул в ответ парнишка.

И в последний день своей войны он подорвался на вражеской мине.

***

Сейчас та самая роза этого молодого солдата, строившего большие планы на дальнейшую жизнь, стоит в доме у майора. Он прицепил ее на стену, и действительно, каждый раз вспоминал того бойца. Как он все верно предсказал! Есть же дочка, есть! И откуда только знать мог? Может, чувствовал?

«Надо будет розу подарить, — подумал Роман. — Точно. Пусть моя маленькая девочка смотрит на нее. Она словно роза, прекрасная и волшебная».

— Рома, ты меня вообще слушаешь? — Валентина махала рукой перед глазами Аристова. — Похоже, ты совсем в свои мысли ушел.

Майор тряхнул головой, отпуская нахлынувшие воспоминания и мысли.

— Валь, извини… Накатило.

— Накатило, — повторила она с упреком. — Ничего, понимаю. Первая личная встреча с дочкой все-таки. Что ты сам хочешь подарить ей?

Немного проанализировав, мужчина ответил:

— Наверное, мягкую игрушку. С добрыми глазами. И чтобы спать на ней было удобно.

— А ты все же знаешь толк в игрушках! — улыбнулась Антонова. — Пойдем, будем искать.

Спустя, наверное, полуторачасового поиска той самой игрушки нужная была найдена. Мягкий, бело-бежевый мишка с действительно добрыми глазами. От множества всех остальных она отличалась какой-то… душевностью, как показалось Аристову. А такое возможно, если игрушка делается с любовью.

— Это эксклюзивный товар, делается не на конвейере, а шьется людьми, поэтому и стоит дорого, — объяснил и предупредил покупателей продавец лет двадцати.

— То, что нужно, — кивнул Роман. — Зато с любовью сделано. Берем.

— Упакуйте, пожалуйста, очень красиво, для маленькой девочки, — попросила патологоанатом, отдавая игрушку продавцу.

Несколько минут — и вот Аристов и Антонова уже вышли из магазина с игрушкой, упакованной в нежно-голубую детскую корзинку с бантиком.

— Я думаю, точнее, знаю, что твоей дочке подарок понравится, — улыбнулась Валентина. — А теперь не забудь костюм и галстук. И прежде всего, улыбку не забудь! И к Гале, дальнейшие инструкции от нее.

— Спасибо тебе большое, — поблагодарил женщину Роман. — Без тебя бы я не справился.

— Справился бы, — ответила она. — Главное — слушай сердце. Как и с игрушкой, ее ты выбрал сердцем.

Антонова помахала рукой и вышла из торгового центра, а майор, проводя ее взглядом, подумал. «Сердцем. Слушать сердцем. И сердцем менять мир».

Мир меняется на глазах. И он тоже. Он это чувствовал. Он это знал.

========== С. ==========

- Ты готов? - глядя на зеркало заднего вида, спросил Данилов.

Аристов молча продолжал смотреть в окно с заднего пассажирского сидения ФЭСовского автомобиля, рассматривая стоящие машины.

- Ау! - Степан усмехнулся. - Ромка, блин!

- А? Что? - наконец-то отвлекся от занятия майор. - Ты что-то спросил.

Данилов ухмыльнулся и снова обратился к коллеге:

- Слушай, ты что-то совсем подзавис. Понимаю, волнуешься перед встречей с дочкой… Говорю, готов или нет? План действий продумал?

- Каких действий? - непонимающе взглянул на него Аристов.

- Ну, как с дочкой общаться будешь.

Рома лишь махнул рукой. Он и сам не знал, как обращаться, как общаться, и вообще… Ну, что он скажет? “Привет, доча, я твой батя!”. Да, самое оно, по-ментовски, только явно доченька в шоке-то будет, а мама и вовсе прогонит прочь, даже не разрешив подарок отдать… “Здравствуй, доченька моя любимая!” - да, если любимая, что же ты не посещал-то ее, любовь свою не показывал, а?! А девочке не объяснить суть человеческих взаимоотношений. И не надо, успеет она еще многое увидеть. А сейчас ей нужны именно светлые эмоции. Так что же все-таки сказать?

- Ты хоть с бухты-барахты не заявляй ей, кто ты для нее на самом деле, - вклинился в мысли майора голос Данилова. - Испугаешь еще, или вообще, агрессивно настроится.

“План летит к чертям”.

- И что ты предлагаешь? - нахмурив брови, обратился Роман.

- Через игру предлагаю, - объяснил капитан. - В детдоме все через игру объясняли. И как есть правильно ложкой и вилкой, и как убирать постель за собой, и почему, собственно говоря, оказалось тут столько детей, и поверь, это воспитательницам было гораздо сложнее. Один неверный ход - и все, игра превратилась в реальность, случился взрыв, оставив после себя воронку в душе. И ребенок вдруг резко взрослеет, осознав, что игры больше нет, и он теперь - один боец в поле боя, один воин против полчища.

***

Он прекрасно помнил тот бой в Чечне. Его-то ни разу не задело, ни царапины не было. А сколько его товарищей на его же глазах были застрелены, зарезаны… На его руках они умирали, кто с мучением во взгляде, кто - с отчаянием, а кто-то и вовсе смотрел на войну с непониманием. И он не знал, что страшнее.

Один из подчиненных ему рядовых с необычным именем Захар часто говорил своим более старшим товарищам, что всегда надо делиться, всегда. Хлебом, патронами… Всем.

Бойцы его не просто не понимали, а даже смеялись, считая “юнцом бесхребетным”.

- Вот и зачем ты ему кусок-то дал, а?! - Аристов отвесил Захару оплеуху за то, что тот накормил пленного чеченца своим куском хлеба.

- А чтоб не голодал-то, - темно-зеленые глаза устремились прямо на Романа. - Это вы все привыкли - вам сказали - убивать, вы и убиваете. А у него семья небось, дети…

- А у нас что, нет?! - послышался голос из группы обедающих.

- И у вас есть, - кивнул Захар. - Да только вы все по ложному пути идете. И они, - он указал рукой на пленного. - Все неправильно идут. Воюют только из-за того, что это кому-то надо. Им выгодно уничтожать нас. Вам выгодно уничтожать их. А так ли это? Подумайте? Что конкретно этот пленный вам сделал? Что? Он вообще, может, первый день воевал, а вы его тут же схватили. Он-то особо и не сопротивлялся, кстати. Ему вообще, может, воевать не надо. Он домой хочет, к миру. А какой тут мир, если устроили кровь, устроили войну? А для людей разве она? Для мира? Нет, и вы сами знаете ответ.

Аристов сжал руки в кулаки и подошел ближе к Захару.

- Ты что мне тут загоняешь, сопляк?! - рыкнул он на рядового. - Ты что тут устроил, а?!

- В детдомах учат делиться, - не изменившись в лице, сказал Захар. - Правда, почти никто воспитателей не слушают, все лишь бы себе, лишь бы побольше. О других не думают. А если бы всего в мире было равное количество, то никаких ужасов, может быть, и не было бы. Еды бы всем хватало на равное количество, и никто бы не спорил, что ему мало. Никто бы никого не ограничивал, потому что все были бы равны. Строили коммунизм… А что построили? Да все разрушили. Потому что мир менять в лучшую сторону не хотели. А захотели бы изменить мир - и что-то могло получиться. И сейчас бы мы работали в миру, а не воевали. Кому нужна эта война? Вам? - указал он на солдат, жующих кашу. - Или вам? - кивнул он на пленного. - Или… Вам, а? - взглянул он на Аристова. - Пока каждый из нас не захочет себя поменять, свой мир поменять, быть добрее и научиться делиться, то ничего из нас не получится. Эх, вы…. Ну ж вас.

- Ты-то откуда все про детдома знаешь? - спросил кто-то из солдат.

- Сам оттуда, - не отводя взгляда от Романа, произнес Захар. - Научитесь менять свое мировоззрение в добрую сторону. Меняйте свой мир в добрую сторону, и мир изменит сам себя так, чтобы было правильно.

***

- Степ, а как ты игру начинаешь? - резко спросил майор.

- Да как… - протянул Данилов. - Оно само собой как-то получается. Например, однажды в клоуна наряжался.

- Я тоже, - усмехнулся Аристов.