Странности потом эти его… Вместо того, чтобы с размахом отметить восемнадцатилетие, вдвоём уехали к деду. Петрович в шоке был. Пекли картоху, вспоминали детство.
И спать завалился к Лёхе! Всю ночь прижимался, хотя осень тёплая была.
Думали из-за Светки всё. Но нет. Общается ровно. Новость о беременности воспринял адекватно, даже обрадовался.
Один раз в сердцах сказал ему, что к матери отправит, если чудить не прекратит, так сам же и испугался его реакции. Малой побледнел, замер и одними губами прошипел: «Не смей!». Сутки из комнаты не выходил. Не разговаривал.
— Дим!
— Ммм?
— Надо поговорить.
Зелёные родные глаза смотрят пристально, в самую душу. Что-то не так в этом взгляде… Где-то он уже это видел. Тогда, давно, точно такие же зелёные глаза смотрели с тревогой, обречённо ждали приговора. Липкий холодный пот прошибает резко. Холод колючей волной идёт по позвоночнику. Лёхе становится страшно.
— Домой приедем, поговорим. Я голодный, забыл? — голос тихий, интонация ровная.
Или скрывает волнение, или… Может всё хорошо?
Второй раз Леха не готов через это пройти. Он и первый-то раз не смог. Испугался. Спрятался. Женился. Потерял. Не уберёг… Так. Стоп. Не сейчас. Только не сейчас! Тогда был другой человек. Другая ситуация. Только глаза, блядь, те же… Наваждение какое-то.
— Я не ебал эту дуру.
— Что? О чем ты, Дим? При чем здесь эта дура вообще? Какая разница кто кого ебал??? Ты думаешь, я об этом с тобой говорить собрался?
— И ты её больше не еби…
— Ди-и- ма-а!!! Да что за хрень ты несёшь? Детский сад какой-то, черт знает что… Что вообще у тебя в голове, а?
— Ни что, а кто… Проехали…
— Не понял?..
— Поворот проехали, говорю, мы же курицу хотели…
Дома относительно спокойно поужинали. Лёха не знал, как начать разговор. Какое-то нехорошее предчувствие витало в воздухе. Заговорил первым Димка. И лучше бы уж он и дальше молчал…
— Лех, скажи, как ты относишься к геям?
— Я к ним не отношусь.
— Так себе шутка…
— Да нет, Малой, это ты по ходу шутишь… Ведь шутишь, да?
— Нет. Я серьёзно спросил.
— Да почему я должен к ним как-то относиться? В моём окружении их нет. Встречи я с ними не ищу. Что за вопрос дебильный такой? И что с тобой творится в последнее время? Очередные заскоки начались? К чему мне готовиться?
— Я гей!
— Что сказал???
— Что слышал.
Окружающий мир рухнул. Так, кажется, говорят, когда пытаются передать драматизм ситуации? Да Рогозин сам чуть не рухнул. Об пол, блядь.
— Малой, послушай… Ты понимаешь вообще, что ты сейчас…
— Я очень хорошо понимаю. А ты? Давай, пожалуйста, пропустим вот это: «Тебя вылечат и меня вылечат». Я не болен. У меня всё хорошо, за исключением того, что уже несколько лет люблю мужика.
— Мужика, значит? Любишь? А этот мужик в курсе?
— Нет, мужик не в курсе, но прямо сейчас я его ставлю в известность. Внимание! Рогозин! Я. Тебя. Люблю. Всё! Мужик в курсе.
«Какое странное ощущение дежавю», — подумал Лёха.
А потом он ни о чём не думал больше. Почему-то изменились звуки, запахи. Тело ватное, голова пустая… Хорошо! …
Куба стоял рядом и улыбался.
Чему ты радуешься, придурок? Тому, что племянник пидарас? А, ну даа, вы ж теперь оба под радужным флагом…
Сам не смог, через Малого решил? Вы охуели? Отъебитесь, блядь, от меня оба! Почему я? За что?
Я ж его вот этими руками… с пелёнок… забыл? Ты забыл, идиота кусок??? Через что мы прошли?.....
— Да помню я всё, хорош истерить. Сознание он мне тут теряет. Спи. Потом договорим, — почему-то Димкиным голосом отчеканил Куба и исчез.
Лёха, обнаруживший себя в своей кровати, решил не рисковать и не возвращаться в суровую реальность, просто заснул.
Пробуждение было тяжёлым, как после хорошего бодуна. Гея Димку видеть не хотелось. Ничего не хотелось. Но работу никто не отменял. Пришлось вставать и идти на кухню.
— Утречка! — как ни в чем не бывало поздоровался Дима. — Какую тактику выбрал?
— Ты о чём?
— Как ты решил себя вести? Что это будет? Игнор? Сделаешь вид, что не было вчерашнего разговора? А может, предложишь уехать к матери? Или сам отправишься к родителям? Запьешь? Пойдёшь по бабам?
— Всё сказал? Закончились варианты?
— Есть ещё один, на десерт. Так, в порядке бреда.
— Заинтриговал. Это какой же?
— Да вот этот.
Момент, когда Малой оказался у него на коленях, Лёха пропустил. Зато поцелуй он запомнил. Это был тот самый поцелуй из его сна. Сна, который Лёха не помнил, или заставил себя забыть, или сделал вид, что забыл.....
====== Часть 3 ======
После того поцелуя на кухне Димка больше к нему не приставал. Физически.
Посоветовал побыстрее разобраться со своими заёбами и сразу дать ему, Димке, знать.
Ведь Дима не железный, и ему страсть как охота с ним, с Лёхой, трахаться. Он уже, видите ли, и клизму прикупил и мазь жопную. Даже несколько раз покупки эти демонстрировал.
Лёха терпел из последних жизненных сил, которых оставалось у него всё меньше и меньше. Он действительно не знал, что ему делать.
Много лет назад, в похожей ситуации, он уже нарубил дров сгоряча, повторения истории не хотелось.
Но самое страшное для Лёхи было то, что он стал реагировать на Малого так, как не должен был ни в коем случае! Он его хотел! И Малой это видел! И злился ещё побольше Лёхиного!
С каждым днём становилось всё хуже и хуже. Они были на грани…
— Сбегаешь? Па-по-чка!
Презрительно, по слогам, с максимальной дозой яда. Режим «стерва» успешно активирован.
Мягко, с грацией расслабленного хищника ступает босыми ногами по холодному полу.
«Простудится, идиот».
Серые свободные спортивки едва держатся на острых тазовых косточках. Лёхе почему-то не хватает воздуха.
«Похудел, что ли? — взгляд упирается в голый торс. — Не похудел, нет. Стал ещё совершенней. Грудные мышцы… Чёткие кубики пресса… Чёрт. О чем я думаю? Отвлечься. Не смотреть! Нельзя!»
— Ну так что? Не ответишь? Далеко такой нарядный?
— К Жеке.
— О как! Жаловаться?
— Замолчи!
— Так я ж не против. Давай, расскажи, как его племянник пристаёт к его же лучшему другу. Не держи в себе! Надо же с кем-то излить душу! Жена бывшая не поймёт, дед, тоже, так себе вариант.
— Я тебя сейчас ударю!
— А давай!
В одно движение оказывается рядом. Руки по обе стороны от лица. Шалый влажный взгляд затопил блядской зеленью разум. Близко. Слишком. Горячо. Рваное дыхание у самых губ.
— Что. Ты. Творишь. Дим? Чего добиваешься?
— Чтобы ты перестал быть трусом.
— Я говорил тебе много раз, между нами ничего не может…
— Ты ТАК ЖЕ ответил ему тогда? Жеке?.. Я прав? Пра-а-ав. Ты думаешь, я не помню, как он пьяный вены себе выгрызал… Поэтому он ТАМ, а ты здесь?
— Что? Откуда ты?.. С чего ты… Заткнись!!!
Рогозин не помнил, сколько раз ударил его. Не помнил, пытался ли Димка отвечать, было ли ему больно.
Когда пелена спала, взгляд сфокусировался на скрюченной фигуре у его ног. Голые плечи тряслись… От смеха?!
Дима задрал разбитое лицо вверх. Он смеялся. По подбородку стекала кровь.
«Всё. Это всё! Клиника! Что мы с тобой делаем, Малой?»
— Бляяя… Я тут подумал, пока ты меня пиздил… Аха-х-хах… А ты ведь наше семейное проклятие. Сперва Жека… потом мать… Я вот, теперь. Аааахххааа… Рогозин! Ты это… К деду завтра со мной не езди! Ну на фиг… От греха-а-а-а… Вдруг и он тоже… А-а-а… кхкх… хехеххх. …
Хлопнув входной дверью, он мчался по ступеням вниз, будто можно было убежать от звучащего в голове: «Ты ТАК ЖЕ ответил ему тогда? … Поэтому он там, а ты здесь?..»
Нет.
Он ничего не ответил Жеке тогда. Просто набросился на него с кулаками. Как минуту назад на его повзрослевшую копию. Чтобы замолчал. Чтобы не было этого неправильного, извращенного «люблю» между ними. Только не с ними! Только не так!!!