Машенька просто и буднично рассказывала свою историю, я же представил как они ждали Лонгина, понимаю от чего зависит их жизнь.

— На следующее утро из монастыря к нам вышло пять монахов и мы оправились в другой храм — Храм Пяти Пагод. Около самого храма мы остановились. Монахи достали наши статуэтки и отдали их отцу, он и Лонгин пошли в храм. Остальные вместе с монахами остались их ждать. Отца и Лонгина не было три дня. Когда они вернулись то сказали, что надо возвращаться домой и идти через бывшую Джунгарию. Монахи помогли нам дойти до Урянхая.

Рассказывая Машенька, воодушевилась, на щечках заиграл румянец.

— Так вот Гришенька, в этом самом Хух-Хуто мы видели эти самые фикусы, — торжествующе воскликнула он. — Монахи их выращивают в бочках. Я уверена, что Лонгин сможет привезет их оттуда. А мы будем выращивать их в каждом доме и построим со временем оранжерею для их выращивания.

— Идея потрясающая, а ты уверена, что Лонгин справиться?

— Как ты говоришь, на все сто.

Следующим утром я отправил гонца за Лонгином и он, получив мои подробнейшие инструкции и рисунок фикуса, не мешкая отправился в Урянхай. Сопровождающих Лонгин не взял, заявив мне, что одному ему будет сподручнее.

— Я, ваша светлость, поеду один. До урянхайских стойбищ я доберусь без проблем, а там они мне помогут.

— А один справишься?

— Справлюсь, не сомневайтесь. За пару месяцев обернусь.

На заводе мы планировали провести целую неделю. Я работал в каком-то бешенном темпе по шестнадцать часов в сутки. Основное место работы была химическая лаборатория, все остальное было можно сказать я видел краем глаза, да честно говоря там и без меня дела шли успешно. А вот в ведомстве Якова Ивановича без моего непосредственного участия было ни как.

Я сразу же занялся обучением Ильи. Два дня мы втроем: Яков, Илья и я, с утра до ночи занимались отработкой технологии вулканизации и в итоге наши мастеровые получили первые паронитовые прокладки и резиновые сальники. И приятным довеском было получение эбонита, правда что с ним делать я еще не знал, до освоения электричества нам было еще далеко.

После завершения каучуковой эпопеи я решил вплотную заняться оружейными проблемами и на следующий день запланировал начало «изобретения» Яковом Ивановичем Макаровым нового взрывчатого вещества — пироксилина. Я решил попробовать каким-то образом натолкнуть Якова на небольшое действие: обработку хлопка азотной кислотой.

Когда мы с Ильёй ближе к вечеру заканчивали работу с каучуком внезапно активизировался товарищ Нострадамус. Я еще раз проэкзаменовал Илью и пошел на берег Макаровки. Еще когда мы осматривали берега Макаровки, прикидывая где разместить завод, мне понравилось это место. Течение реки здесь на протяжении нескольких сотен метров было очень спокойным и как результат на реке образовалось несколько заводей. На берегу одной из них, на большой лесной поляне лежал огромный валун, рядом росли три огромных кедра изумительной красоты. Вокруг был ковер ровной изумрудной травы. Изгиб берега и лес надежно изолировали поляну от заводского шума, хотя по прямой до завода было не больше ста метров. В этом месте меня всегда охватывало чувство спокойствия и защищенности, я полюбил иногда приходить на эту поляну.

Вот и в этот раз я отправился на свое любимое место, чтобы в тишине и спокойствие проанализировать товарища Нострадамуса. Сопровождающий меня Прохор уютно расположился в лесу, он почти всегда сопровождал меня в походах на поляну и у него было любимое место, где он ожидал меня. Проведя полчаса в тишине и уединении я решил, что меня ожидает что-то необычайное, но безопасное для меня.

Вернувшись в лабораторию, я застал там Петра Сергеевича, Фому Васильевича и Якова, которые обсуждали с Ильей перспективы нашего резинового производства. Увидев меня, Илья неожиданно вспомнил, что ему надо помочь в стекольном цеху и чуть ли не бегом покинул нас.

Убегание Ильи я почему-то расценил как прелюдию того необычайного, что я стал ожидать после сегодняшней прогулки в лес. И в лаборатории повисло какое-то непонятное молчание.

— Какие наши планы на завтра, ваша светлость? — улыбаясь, спросил Яков, прервав просто до неприличия затянувшееся молчание.

— Да, господа, давайте займемся планами на завтра, — я тоже заулыбался, необычайное будет не здесь и не сейчас.

Не придумав ничего путного, я рассказал что случайно уронил кусочек хлопка в селитряницу, а некоторые из них у нас были совершенно примитивные, как решил его достать, а он типа того взорвался. В общем когда говорил и сам понял, что заврался, но прокатило. Мои собеседники пропустили мой бред мимо ушей и сразу заинтересовались моими «предположениями» что это было.

В итоге до полуночи длилось мое сообщение о технологии получения пироксилина и последовавшее очень живое обсуждение предстоящего.

Ночью сна не было совершенно. Я еще и еще читал свои наброски о технологии получения пироксилина, капсюля и всего прочего, что должно было дать нам бумажный унитарный патрон. Каких-либо ошибок я не находил, но всё это я знал чисто теоретически и на практике всё может пойти как-нибудь не так. Машенька, видя мои умственные терзания, тоже не спала почти всю ночь. Я дважды прочитал ей мои записи и мы подробно их обсудили. В итоге моя супруга смогла разобраться во всех тонкостях предлагаемого мною.

На рассвете Машенька наконец-то уснула. Засыпая, она подвела итог нашего ночного бдения:

— Дорогой. Прекрати себя мучить. Уж если я сумела разобраться и понять все это, то Яков Иванович тем более сумеет и я не сомневаюсь, великолепно с этим справиться.

С первыми лучами солнца я помчался в химическую лабораторию, застав там готовящегося к работе Якова.

— Доброе утро, Яков Иванович! Надеюсь, вы сударь, перед предстоящими нам серьезными экспериментами отдыхали?

— Как это не удивительно, но я спал целых шесть часов. Руки у меня не дрожат, голова светлая. Я вчера на ночь и сегодня спозаранку успел еще раз прочитать ваши записи. А вы, Григорий Иванович, похоже истязали свой мозг бессонницей?

— Не без этого, не без этого. Кого планируете в помощники?

— Никого. И вас, ваша светлость, тоже попрошу удалиться. На мой взгляд дело это слишком опасное. Риск не допустим, хотя я совершенно уверен в успехе. Вы, Григорий Иванович, лучше идите в какой-нибудь другой цех. Мне так будет спокойнее работаться.

С Яковом я спорить не стал и вернулся в свою резиденцию-вардо. Машенька предложила мне заняться медициной, я согласился и мы занялись важнейшим для нас делом: акушерством и гинекологией.

Сразу же после окончании нашего похода я озаботился проблемами материнства и детства. И здесь я столкнулся с почти неразрешимой проблемой: женская половина нашего отряда просто категорически отказалась даже просто вести какие-либо разговоры про физиологию женского организма. Даже казалось бы, совершенно вменяемые Евдокия и Анна Петровна Маханова почему-то становились немыми и глухими. Мне это было совершенно не понятно, но я ничего с этим не мог поделать.

Причем проблемы были видны невооруженным взглядом: у нас самому младшему ребенку был год и не было ни одной беременной женщины. Поэтому главным предметом наших с супругой занятий сразу же стало акушерство и гинекология. Машенька информблокаду прорвала сразу же, с ней наши женщины были совершенно откровенны.

Опираясь на свой фронтовой и лагерный опыт, я предполагал, что имею дело с одной из военных болезней: аменореи военного времени на фоне чрезмерных психических потрясений. Говоря простым русским языком, у наших женщин просто не было месячных после того, что они перенесли за последние пару лет. И то, что они рассказывали Машеньке, подтверждало мой диагноз и после окончания похода женские функции массово начали восстанавливаться. Неожиданно для меня на помощь пришел отец Филарет. Неделю назад он сам завел разговор на эту тему и буквально в нескольких словах изложил мне нашу проблему, а затем так же коротко и ясно то, что надо делать по его мнению. Я просто развел руками, вот уж ничего подобного от отца Филарета я не ожидал. Особенно я поразился тому, что наш иеромонах, не ведя со мной специально ни каких разговоров, уловил многие тонкости репродуктивной медицины.