Он осмотрелся. Задний двор какого-то явно богатого дома. Слева — конюшня. Карета, стоящая посреди двора, без герба, но лошади прекрасные. Куда его и Еву привезли? В особняк Рокуэлла? Возможно. Во всяком случае, Саймон чувствовал, что они далеко от замка Корби.

Он попробовал поработать связанными за спиной руками, но убедился в бесполезности этих попыток. Он почти не чувствовал кистей рук.

Но тут Саймон увидел подходящих двух мужчин — и понял, что не ошибся в своем предчувствии: одним из них был Гиббс, а вторым — «Маска». Узкое лицо последнего вновь было скрыто полумаской. На тонких бледных губах играла довольная усмешка. Где же и когда Саймон встречался с этим мерзавцем?..

При приближении «Маски» все бандиты притихли и даже вытянулись в струнку. Стало окончательно понятно, кто здесь главный.

— Рад приветствовать вас в моем скромном доме, мистер и миссис Шелтон. — И «Маска» отвесил издевательский поклон сначала Еве, потом Саймону. Рокуэлл удивленно уставился на него:

— Что вы говорите? Это же Догерти, эсквайр. И Евангелина Корби.

«Маска» усмехнулся:

— У этого господина много имен, герцог. Догерти — лишь одно из них. Настоящее его имя — Саймон Реджинальд Шелтон, и его отец, представьте, был графом, казненным за измену. Шелтон тоже пошел по плохой дорожке, он даже побывал на каторге. А еще он известен как разбойник Джек Гром. Ну и, наконец, он действительно законный муж Евангелины Корби. Причем она стала вашей невестой, уже будучи замужем за ним.

Черт побери, откуда же он все это знает?.. Саймон напряг память, но голова тут же ответила на это радостным залпом из сотни орудий.

У Рокуэлла же после этого обстоятельного доклада отвисла челюсть от изумления. А «Маска» повернулся к Гиббсу:

— Почему моя дорогая гостья связана? Развяжите ей руки и проводите вниз. А ее супруга переоденьте во что-нибудь более подобающее его полу — и туда же. — Он выразительно показал себе под ноги. Саймон понял: в подвал. Что там у «Маски»? Пыточная? Вполне возможно.

Еву увели, а Гиббс вынес из конюшни ворох какой-то одежды и, кинув ее под ноги Саймону, проворчал:

— Ну, переодевайся, живо!

— Ты тупой чурбан, как же я переоденусь, если у меня руки связаны?

Гиббс развязал руки Саймону. Они безжизненно повисли вдоль тела. Рокуэлл вдруг радостно вскрикнул:

— Мой фамильный перстень! Я как раз хотел узнать у этого негодяя, куда он его подевал! — И герцог сорвал с пальца пленника бриллиантовое кольцо и тут же надел его себе на мизинец.

Саймон, не торопясь, растирал онемевшие руки, исподтишка поглядывая по сторонам. Он лихорадочно искал путь к спасению — если не себя, то хоть жены. Не поможет ли ему кто-нибудь из тех, что привезли сюда его и Еву?..

Но угрюмые злобные лица громил, оставшихся во дворе, явственно свидетельствовали о том, что им куда легче прирезать человека, нежели сжалиться над ним или оказать помощь.

Саймону нечем было подкупить кого-нибудь из них, разбойничья казна была далеко. Быть может, их похититель не хочет им вреда? Во всяком случае, Еве. Понятно, что на Саймона он зол за то, что тот полоснул его ножом по лицу тогда, у дуба. Но Ева-то тут ни при чем! И «Маска» же сказал, что она — его гостья… Но Шелтон вспомнил улыбку «Маски» и вздрогнул. Не обольщайся, Шелтон! Разве ты не чувствуешь, что от этого человека нечего ждать пощады? Что по сравнению с ним Рокуэлл — безобидный ягненок?

Нет, тянуть с переодеванием нечего. Он обязан быть рядом с женой. И хоть что-нибудь сделать! Но не действовать очертя голову, иначе ее можно очень просто лишиться. И тогда Ева останется здесь совсем одна, а этого допустить нельзя!

И Саймон стал быстро сдирать с себя женский наряд…

76.

— Выпейте бренди, герцог. Вы, верно, утомились в дороге? — после довольно плотного и неспешного завтрака предложил герцогу Аллейн. Торопиться им было некуда, пленники никуда от них не денутся, зато предвкушение будущих пыток приятно щекотало нервы.

Рокуэлл с наслаждением вытянул длинные ноги к камину и откинул голову на спинку дубового кресла.

— Благодарю, Аллейн. Признаться, утомила меня не дорога, а спутники, которых вы мне дали. Что за тупые мрачные субъекты! Ни словечка лишнего, ни шутки! Один этот ваш Гиббс чего стоит… Вот если б я взял своих друзей — было бы куда веселее!

— Мои люди преданы и неболтливы, герцог, а это главное. А вот в том, что ваши приятели не распустят языки, я вовсе не уверен.

Рокуэлл высокомерно выпрямился:

— Не стоит задевать моих друзей, Аллейн! Они — благородные джентльмены, не то что ваш сброд!

— Простите. Я не хотел обидеть вас или кого-то из вашего окружения, ваша светлость. — Аллейн примирительно улыбнулся, но улыбка эта была похожа на волчий оскал и не предвещала собеседнику ничего хорошего. Однако, Рокуэлл тут же расслабился и величаво кивнул:

— Извинения приняты. Не забывайтесь, маркиз. Мои предки ходили в Крестовые походы и заслужили славу еще при Ричарде Львиное Сердце. А ваш прадед, помнится, служил мясником на дворцовой кухне.

— Вы правы, ваша светлость. Но давайте обсудим, что делать с пленниками, — заискивающе произнес Аллейн. Рокуэлл, очень довольный его тоном, улыбнулся, покручивая на мизинце бриллиант:

— У меня есть кое-какие претензии и к Догерти, или как там его, и к… его жене.

— Представьте, какое совпадение! — театрально всплеснул руками Аллейн. — И у меня тоже!

— Тем лучше. Вам — Догерти, мне — дочь Корби.

— А, может, лучше наоборот?

— Ну, нет! Эта маленькая ледышка обманула меня, и она должна сполна за это расплатиться!

— Вам нелегко с ней придется, — заметил маркиз. — Я видел, как она вас ударила. В тихом омуте, как говорится…

Красивое лицо Рокуэлла почернело о злости.

— Ничего, я справлюсь с ней! Она у меня получит за все!

— Все же предлагаю вам сначала позабавиться с ее супругом. А я так укрощу девчонку, что вам она достанется кроткая и покорная, как овечка.

— К чертям собачьим этого Догерти! — вспылил герцог. — Мне нужна только Ева! А вы идите и делайте с ним, что хотите. Пытайте, режьте на куски! Вы же это любите, я кое-что слышал!

Теперь уже потемнело лицо Аллейна. Он прикусил губу и с откровенной злобой уставился на Рокуэлла.

— Не стоит доверять нелепым слухам, герцог. И, тем более, повторять всю эту чушь.

— Так уж и чушь? — усмехнулся Рокуэлл. — Говорят, вы собираете картины — я, знаете, знаком с одним художником, у которого вы купили три полотна весьма странной тематики…

— И что, по-вашему, это может означать?

— Что ваши интересы несколько отличаются от обычных.

— Это правда. Я человек необычный, — гордо вскинул голову Аллейн.

— Ну, вы называете это необычностью, а я бы назвал — извращением. Любовь к крови, к насилию…

— Значит, по-вашему — я извращенец? — задохнулся маркиз.

— Ну да.

— Вы несколько ошибаетесь, ваша светлость, — тихим голосом сказал Аллейн. — Я люблю не только кровь. Я и смерть люблю. И привезенные вами сюда мужчина и женщина не выйдут живыми из моего дома.

Рокуэлл вскочил.

— Маркиз!!! Вы с ума сошли!

— Что? Испугались? — засмеялся Аллейн.

— Речь шла о похищении! Ну, и о том, что с дочкой Корби можно немного развлечься. Никак не об убийстве! Так что не втягивайте меня в ваши гнусные делишки!

Аллейн презрительно смотрел на герцога.

— Ваша светлость, хоть ваши предки и были благородными рыцарями, а мой прадед всего лишь разделывал туши на королевской кухне, мы теперь с вами в одной упряжке! Вы похитили дочь лорда Корби, привезли ее сюда. Вы уже втянуты так, что дальше некуда. И на попятный идти поздно.

Герцог мерил комнату нервными широкими шагами.

— Догерти умрет — пускай. Вы сказали, он разбойник, каторжник… Но убийство Евангелины Корби — это чересчур! Ее отец — человек влиятельный и богатый. Он может напасть на след, найти нас… И что тогда будет?

— Да вы, оказывается, трус, ваша светлость?