Вот только Ева не знает, сколько эти драгоценности могут стоить.
Надо с кем-то посоветоваться… Гвен! Конечно, тетка знает цену таким вещам; к тому же, она посвящена в тайну Евы, и новое письмо Шелтона-Грома все равно нужно показать ей.
И девушка отправилась искать баронессу.
***
Гвен не была слишком расположена выслушивать племянницу. У нее своих проблем хватает! Проклятый виконт Мандервиль не спускает с нее глаз, и вовсе не от любви к ней. А тут еще новое задание Аллейна. Ну как, скажите на милость, ей выманить девчонку Корби из замка?.. Да так, чтобы Генри Лайс этого не заметил?
От этих нескончаемых мыслей у Гвен жутко разболелась голова. И вот — стоило ей прилечь на минутку на кушетку, прогнав из комнаты несносную трещотку Джейн, как врывается ненаглядная племянница, и начинает своим противным высоким голосом что-то верещать!
Из всей речи Евы Гвен уловила только окончание: та должна выйти за ограду, в парк, чтобы… Чтобы что?
Баронесса резко села.
— Погоди, — остановила она взволнованную Еву. — Давай сначала, детка, и помедленнее.
Девушка изумленно уставилась на нее.
— Гвен, разве вы ничего не поняли?
— Видишь ли, у меня мигрень. Когда это происходит, я туго соображаю. Так что произошло?
По мере того, как племянница рассказывала, Гвен все больше приходила в возбуждение. Новое письмо Джека Грома! Десять тысяч фунтов — плата за молчание! И — самое главное — тайник в дупле дуба за оградой, вне замка!
— А ты знаешь это место?
— Конечно! Когда я была девочкой, папа мне позволял играть в парке. Этот дуб очень заметный — он стоит посреди поляны, и в нем огромное дупло…
— Но как же ты выйдешь из замка незамеченной?
— В ограде есть потайная калитка, о которой практически никто не знает. У меня есть ключ от нее. Она выходит как раз на северную сторону парка… Но, Гвен, вы должны помочь мне!
— Детка, я помогу тебе чем только смогу. — Гвен забыла о головной боли. Вот он, такой необходимый ей случай! Надо воспользоваться им во что бы то ни стало! Предупредить маркиза о том, что через три дня Ева одна выйдет в парк…
Баронесса резко перевела дыхание. Как же, предупредить маркиза! Генри Лайс — хитрый лис, его не проведешь! Кого послать, как передать Аллейну письмо, чтобы ставший ее тенью виконт этого не заметил?
И тут Ева опять пришла ей на помощь — воистину, это был день баронессы Финчли!
— Вы, наверное, знаете, сколько могут стоить эти драгоценности? — спросила девушка, доставая из бархатного ридикюльчика несколько футляров.
Гвен открыла их и начала рассматривать с важным видом знатока. На самый первый взгляд, драгоценности тянули тысяч на двадцать пять, если не больше. Великолепные камни! У баронессы никогда не бывало таких чудесных украшений: ни покойный супруг, ни маркиз Аллейн не отличались щедростью.
Даже если учесть, что Джеку Грому придется отнести их к скупщику краденого — о, Гвен и сама не раз обращалась к людям этого рода занятий, когда Саймон приносил ей ворованные драгоценности! — даже и там за все эти побрякушки можно получить не менее десяти тысяч.
Но Гвен уже составила план действий и не собиралась говорить Еве правду. Она сделала разочарованную мину.
— Детка, здесь едва наберется тысяч на восемь.
Ева глубоко вздохнула.
— Никак не больше?
— Увы! Возможно, у тебя найдется что-то еще? У твоих родителей…
— Вы же знаете, я не могу обратиться ни к маме, ни к отцу! — покачала головой Ева.
— Зачем обращаться? Можно взять без спроса…
Ева уставилась на нее как на сумасшедшую.
— Гвен, вы же это не серьезно, не правда ли?..
От этой наивной дурочки другого ответа баронесса и не ждала. Она улыбнулась, похлопав племянницу по щеке:
— Конечно, дорогая, я просто шучу!
— Что же делать? — растерянно спросила Ева. — У меня больше ничегошеньки нет! Может, разве что мои платья?..
— Ну, детка, едва ли они ему нужны, — усмехнулась Гвен.
— Тогда как же быть? — Ева растерянно комкала ридикюльчик, уставившись в пол.
— У меня есть деньги. Как раз две тысячи, которых нам не хватает, — решительно произнесла Гвен.
Ева подняла на нее глаза, просиявшие надеждой.
— Нам, Гвен?.. Вы сказали — «нам»? И вы, правда, дадите мне недостающую сумму?
— Я же сказала, что помогу тебе. И говорю «мы», потому что нас двое, и мы не пропадем, дорогая! Никаким разбойникам с большой дороги нас не запугать!
Она раскрыла объятия, и Ева с готовностью шагнула в них.
— Вы так добры! Но, Гвен, вы понимаете — на этом он не остановится…
«А она не так глупа», — удивленно подумала баронесса.
— Давай мы подумаем об этом позже, детка. Главное — расплатиться с Джеком Громом сейчас. Итак, твои драгоценности плюс мои две тысячи дадут нам нужную сумму… Но постой! Мне же надо написать в мой лондонский дом, чтобы через три дня деньги были у нас. Я сейчас же этим займусь.
— О Гвен, смогу ли я отплатить вам когда-нибудь за вашу доброту?
— Я делаю это совершенно бескорыстно, — с улыбкой заверила ее баронесса, подумав не без злорадства про себя, что скаредному маркизу придется на этот раз раскошелиться.
Она быстро настрочила записку, в которой излагала все, что узнала от Евы, а также обрисовала место, куда дочь Корби должна отнести драгоценности и деньги, и запечатала ее. Затем повернулась к ждущей Еве.
— Дорогая, у меня к тебе будет небольшая просьба. Ты не могла бы отправить это в ваш особняк, вложив его в конверт, надписанный твоей рукой?
— Зачем? — недоумевающе спросила девушка.
— Не спрашивай, просто верь мне. Ты все узнаешь в свое время. В конверт вложи записку с приказом доставить мое письмо по назначению.
— Хорошо. — Ева взяла записку и хотела выйти, но баронесса остановила ее:
— Положи за корсаж, детка! Никто не должен видеть это письмо.
Ева послушно спрятала записку на груди и вышла. Когда она открыла дверь из покоев баронессы, Гвен увидела Генри Лайса, с невозмутимым видом вышагивавшего по коридору. Она поджала губы и, послав ему самый презрительный из всего своего богатого арсенала взглядов, захлопнула дверь.
…Оставшись одна, Гвен долго ходила по комнатам, не обращая внимания на трусящего за ней повизгивающего Пум-Пуфа. Виски снова заломило, она массировала их пальцами, погруженная в мрачные раздумья.
Итак, задание Аллейна она, можно сказать, блестяще выполнила. Через три дня Ева будет у маркиза в руках, в его способности действовать бесшумно, но стремительно, как нападающая в ночи летучая мышь, она убеждалась не раз.
Но чувства радости или хотя бы удовлетворенности не было в помине. Наоборот, как это постоянно случалось с нею, ее начали терзать угрызения совести. Предстало перед мысленным взором бледное несчастное лицо Евы. На что она обрекла эту девушку своим предательством? Что сделает с нею этот изверг Аллейн? О, Гвен знала его натуру, не раз он обнажал перед нею без стеснения, ибо считал ее полностью в своей власти, самые темные, отвратительные стороны того, что у других людей звалось бы душою. Но маркиз был бездушен и безмерно жесток.
Снова Гвен мучилась осознанием того, во что превратилась. А ведь и она была когда-то юной, доверчивой, невинной! И в ней жила гордость, чувство самоуважения!
Но нет, в том, какой она стала, виновен был не один Аллейн! Прежде всего, виновны были ее родители, отдавшие ее за барона Финчли. А леди и лорд Корби?.. Они тоже были косвенной причиной ее падения.
Не к кузине ли обратилась после смерти барона молодая вдова, прося защитить ее от маркиза Аллейна? И какой ответ получила? О, этот холодный ответ до сих пор звучит в ушах Гвен! «Моя дорогая, решайте ваши проблемы сами, не впутывая в них ни меня, ни моего мужа. И вот вам на будущее совет: никогда не позволяйте себе заводить подозрительные знакомства. Это позволит вам избежать в будущем многих неприятностей!»
Проглотив это оскорбление, Гвен вымолила у кузины позволение написать лорду Корби. В письме она изложила, как было, все подробности злосчастного вечера, на котором был отравлен барон Финчли. Но от лорда так и не получила никакого ответа, хотя он был ее единственной надеждой — он был богат, влиятелен, и мог найти управу на Аллейна.
