- Вот, отец, - шагнул ко мне голубоглазый с этим ведром, - зачерпнули тебе... Сколько тут - не знаем, не считали. Но довезешь, если с ручным компрессором-то.

   И поставил ведро передо мной. Я заглянул в него и обомлел. Там была уйма маленьких, юрких, с палец величиной, рыбок. Все они беспокойно сновали туда-сюда, ожидая, видимо, что сейчас их отпустят на волю, в родную стихию.

   - Линьки?! - поднял я глаза на обоих рыбхозовцев, стоящих рядом.

   - Они самые, - заулыбался усатый.

   - Ребята, - заунывно протянул я, уткнувшись глазами в ведро, - разве тут двадцать? Да ведь их здесь... - Я стал считать, но так и не сумел этого сделать, постоянно сбиваясь.

   - Ну, может и больше, - повел плечом усатый. - Сказали же, один раз зачерпнули. Сколько вошло...

   - А если больше... ведь у меня денег-то... - обеспокоенно поглядел я на одного, потом на другого. - Ведь не хватит же... остальных вам придется обратно везти...

   - Не придется, - обронил мой собеседник.

   - Как?.. - все еще не понимал я. Потом, показалось, догадался: - А, значит, тех выпустите в озеро? Но ведь это ваши деньги, сами говорили, что продаете, когда подрастут...

   - Вот что, отец, - подошел ближе голубоглазый и положил мне руку на плечо. - Бери этих всех линьков, и ничего нам от тебя не надо. Раз ты не для себя, для людей, раз ты так любишь природу, что себя не жалеешь ради других... Мы ведь понимаем. Вот у одного, скажем, есть мечта заиметь дачу, да не одну, да еще такую, чтобы там хоромы, дворец с собаками и охраной. Другие покупают машины - себе, жене, сыночку, дочке. Третьи думают только о квартирах - чтобы обставить их побогаче на зависть друзьям, соседям. Таким - как бы побольше урвать, кого бы обмануть или кому бы еще досадить, нагрубить, обидеть... А есть такие, что деньгам счета не знают, и все им мало, мало, хотят еще... А спроси их, любят ли они природу? Думают ли о ней, заботятся ли, делают что-то, чтобы помочь ей? Куда там! Не на то они устремлены и лишнего рубля на это не дадут. Такие без стыда и совести рубят подлесок, стреляют самок с потомством, ловят рыбу сетями, глушат ее динамитом... Да мало ли еще что? И не понимают эти люди, что мать-природа, взрастившая таких вот, когда-нибудь им отомстит за все. Ты не из той породы, это сразу видно. И мы... мы, отец, не жлобы какие-нибудь, чтобы тебе продавать. Ведь ты их в пруд, речку - значит, для дела, для людей, для будущего... Дерьма много на свете, а хороших людей мало. Ты один из них. Так что вези их всех, да расселяй по своим водоемам. Пусть приносят радость и взрослым, и ребятишкам, да и тебе самому. И помни, добро и любовь не покупаются и не продаются. Это надо дарить. А потому ты, батя, счастливый человек. Ты умеешь отдавать, не думая о собственной выгоде. Это и есть счастье в жизни. И еще знай, отец, что будешь долго жить, потому что любишь природу. Она видит, чувствует это и поможет тебе дожить до глубокой старости.

   Он умолк, а я стоял и молча смотрел на ведро. Лицо у меня искривилось, подбородок задрожал, и слезы поползли по щекам от его слов. Я не мог унять эти слезы, и одна-две, скатившись, упали в воду, в это ведро. Я поднял голову, посмотрел на них обоих и стал думать, как мне отблагодарить этих людей, какие теплые слова для них найти, но вместо этого лишь промямлил:

   - Ребята... Спасибо!.. Я... я...

   И губы мои вновь затряслись.

   - Ну, батя, ты прямо совсем расклеился, - несколько смущенно констатировал усатый, тоже подходя ко мне совсем близко.

   - Да ведь вы такие молодцы... Разве каждый смог бы вот так... как вы... - начал было я. Но он меня остановил:

   - Ерунда. Не из одного дерьма соткан мир, отец. Есть и такие, как мы с тобой, правда ведь?

   - Правда, - улыбнувшись, кивнул я в ответ.

   - Ну вот, - одобрительно похлопал он меня по плечу, - а ты плачешь.

   - Так от радости же, - ответил я, стирая остатки слез со щек тыльной стороной ладони. - Ведь это счастье для меня.

   - Это хорошо, что у тебя есть заветная цель, которая приносит счастье, - проговорил голубоглазый. - Хуже, когда печаль. Ну да и нам радостно, отец, потому что радуешься ты и потому что сделали доброе дело. И оно Богом зачтется.

   - Это само собой, - добавил усатый. - Ну, а теперь пересаживай своих мальков - и с богом. В путь-дорогу!

   - Мы бы тебя подвезли до станции, да машина сломалась, - сокрушенно развел руками его приятель. - Чиним вон, у своего хозяйства.

   - Ничего, - махнул я рукой в ответ, - дойду как-нибудь. Сколько уж таскаюсь со своей бутылью, по одной рыбке вожу. А тут - вон их сколько! Привезу - сразу расселю в тех местах, что давно присмотрел.

   - Счастливо тебе, батя, - сказал на прощанье усатый. - Побольше бы таких людей, мир стал бы чище.

   - Заезжай, если что, не забывай, - добавил другой. - Тебе всегда поможем.

   - Спасибо, ребята, - еще раз поблагодарил я их. - Никогда не забуду...

   И, махнув им на прощанье рукой, я не спеша направился со своей драгоценной ношей к автобусной остановке. Шел и думал, что, невзирая на повсеместное невежество, грубость, жадность и цинизм, есть еще на свете хорошие люди - бескорыстные, с чистым, отзывчивым сердцем и доброй душой. Сегодня мне посчастливилось с ними встретиться.

   Добравшись до дома, я сразу же пошел на залив и выпустил туда всех линьков, которых оказалось... тридцать штук! Они разбрелись по песчаному мелководью, постояли там немного, словно раздумывая, потом сразу, как по команде, один за другим заторопились и скрылись в глубине. Помахав им рукой на прощанье и сказав: "До скорой встречи, бесенята, через пять лет!", я глубоко вздохнул и, радостный и счастливый, отправился домой.

   Пройдут незаметно в череде дней и событий эти пять лет, и однажды, я уверен, встретится мне человек с удочкой, который, захлебываясь от восторга, будет рассказывать, как он ловил неизвестно откуда взявшихся в этом заливе линей.