Марков почувствовал, как припекает ступни ног. Еще немного - и загорится обувь. Тогда будет поздно! Он схватил жену за руку. Они оставили вещи посреди комнаты и бросились к двери, чтобы прыгнуть вниз мимо горящей лестницы... но не успели и, остановившись, в страхе невольно отступили. Прямо перед дверью, словно указывая на вход в преисподнюю, вдруг разверзлась пропасть. Половые брусья, доски, бревна - все это уже прогорело и с шумом ушло вниз, а сама дверь вмиг занялась огнем и тоже рухнула, но застряла. Покосившись, она продолжала гореть одной половиной наверху, другой - внизу.
Но это был еще не конец. Оставалось окно, ближайшее, и Марков бросился к нему, как к единственному, последнему другу. Только через окно они могут теперь спастись, прыгнув вниз со второго этажа. Только оно одно могло сохранить им жизнь, и Борис вначале даже не понял, почему оно не пускает их к свободе, почему держит в плену? Руки наткнулись на горячие металлические прутья... Проклятье, да ведь это решетка!.. И на другом - такая же. Черт бы ее взял, как же он забыл про нее! Впрочем, разве до этого было тогда?..
Вспомнилось, как год назад приходили из жилищной конторы и вставляли всем в окна такие решетки. Участились случаи кражи, и это считалось одной из радикальных мер в борьбе с этим общественным злом. Марков, в прошлом хороший сварщик, сам вставлял ее в оконный проем, а потом прочно крепил, приваривая к металлическим клиньям, вбитым в бревна. И вот теперь его работа проходила экзамен на прочность. Эта решетка бросала ему вызов. Кто победит: человек или железо? Жизнь или смерть?
Она хладнокровно ждала. И он, заскрипев зубами, вцепился в ее прутья и стал что есть силы трясти их, пытаясь сорвать со стыков либо вырвать штыри из гнезд. Но это было равносильно тому, чтобы вырвать с корнем дерево. Только исполинская сила могла бы одолеть эту решетку. Человек такой силой не обладал.
Текли мгновения, которым Смерть уже начала вести счет, и Борис с горечью убедился, что работа сделана им на совесть. Помочь теперь мог бы только топор. Но шкаф уже пылал, а топор лежал внизу. Где в этом вихре огня он будет его искать? К тому же топорище наверняка уже сгорело. И тут он вспомнил: где-то здесь, слева от окна, двухкилограммовые гантели! Что если попробовать ими? Гнезда, правда, не разворотить, но можно хотя бы попытаться разбить сварочные стыки и отогнуть прут или два. Он схватил гантель и стал бить ею по решетке. Безрезультатно; она лишь пружинила в ответ. Это было все равно что пробить плечом каменную стену. Стальные прутья только звенели на разные голоса, словно издеваясь над бесплодными усилиями человека, направленными на то, чтобы поколебать их несокрушимость. Вот если бы что-нибудь потяжелее... Но ничего под рукой не было.
Тогда он бросил гантель, вновь судорожно вцепился в железные прутья и полными отчаяния глазами уставился в темноту ночи. При свете огня он увидел, как какой-то человек бегал с ведром воды вокруг дома напротив, метался из стороны в сторону и поливал стены, боясь попадания искры от горящего через дорогу дома. Да это же сосед! Вот кто поможет им!
- Петро! Петро-о! - закричал через решетку Борис.
Тот, похоже, не слышал, все продолжал бегать.
- Петро-о-о!!! - еще громче крикнул Марков.
Сосед, наконец, оглянулся, увидел в вихре пламени черное лицо приятеля, округлил глаза, обхватил голову руками:
- Ильич! Да как же это ты?.. Да что же это?.. Ах ты, боже мой, вот беда-то, и как тебя угораздило!..
- Спасай, Петро! Горим ведь, горим мы!..
- Да как же я спасу? - отозвался Петр, а сам не смотрел на окно, все оглядывался на свой дом - не загорелось ли где?
- Топор, топор, брат, подай скорее!!! - умолял Марков, протягивая руки сквозь прутья решетки.
- Топор?.. Зачем?
- Да разве ты не видишь, решетка не дает! Клинья вырубить надо, тогда вырвем ее или отогнем; это быстро, минута какая-то... Спасай, Петро, дружище!
- Да что я могу? Как же я подам?.. -возразил Петр. - А если не попаду? Тогда - пропал топор. И тебе не помогу, и топор пропал.
- Ты лестницу, лестницу возьми, а потом оттуда, с той стороны, подруби! Пока еще стена не шибко взялась...
Сосед колебался, не зная, на что решиться. И от дома оторваться боялся - вдруг загорится? - и приятелю бы надо помочь, да как? Пока он за лестницей сходит, пока принесет, поставит... он все равно уже сгорит, вон стена-то все ярче полыхает. А топор... топор надо еще найти. Постой, где же он его положил? Ах да, там, в сарае, как войдешь, сразу налево. Кстати, топорище надо бы обновить, старое уже, топор болтается, того и гляди отскочит...
Вдруг поперечная балка оторвалась от горящего дома и шлепнулась на землю, рассыпав вокруг миллионы огненных брызг. У соседа округлились глаза.
- Господи! Мой дом!.. - завопил он и бросился с пустыми ведрами к колонке, махнув на прощанье рукой.
А у калитки, одетая наспех, стояла его седая мать и потрясала кулаком, посылая вслед сыну проклятия.
- Сволочь! Сволочь ты! Падаль! - орал ему вдогонку Марков, тряся решетку.
В это время сзади его обвили горячие, обожженные руки жены, и тотчас она начала медленно сползать к его ногам. Он не дал ей упасть, обхватил ее, поднял и отошел вместе с нею от окна.
- Сейчас, Вера, потерпи, дорогая... Сейчас... я...
Он уже знал, что сделает сейчас.
- За что нам это, Борис?.. - чуть слышно простонала она и, тяжело закашлявшись, обмякла в его руках. Потом он услышал:
- Жарко... Очень...
Огонь уже был в двух шагах от них, и Марков почувствовал, как пламя лижет ему ноги, подкрадываясь все ближе, ближе... Тогда он, уже не обращая внимания на боль, пошел со своей ношей по горящему полу вглубь комнаты...
Жутко было видеть это: вихри бушующего огня, клубы черного удушливого дыма, зловещий гул пламени, жадно пожирающего дерево, и среди всего этого две человеческие фигуры: мужчина, неподвижно стоящий на месте, и у него на руках - женщина.
