Он допивает вино, доделывает эти чертовы правки, хватает кошку и идет фотографировать ее на мосту.
Перед отъездом из Амстердама мы в последний раз проходимся по городу, избегая мест, где могут быть накуренные и слишком весело отмечающие гей-парад, и на полчаса зависаем, решая, как ехать.
У нас был запланирован (кому вообще нужны эти планы, но так было удобнее) маршрут Амстердам – Гамбург, один из самих долгих, почти пятьсот километров по прямой.
Его снова накрывает джетлаг (нет тебе кажется), у меня висит куча непрочитанных писем на емейле, да и вести машину столько дней подряд банально тяжело.
У нас не было каких-то сроков, дат и ограничений.
Но хотелось бы попасть в Дубровник хотя бы до середины сентября.
В это время море теплее всего.
Мы решаем поехать вдоль побережья и остановиться где-нибудь в Бремене (как раз на полпути) на несколько дней.
Чтобы доделать накопившиеся проекты (ну все это к черту) и банально отдохнуть от стольких часов за рулем.
Мы и так накатали лютый пробег.
Я пытаюсь пару часов поспать, пока он курит за рулем.
Но это как обычно кончается сигаретами и растворимым кофе.
Кошка недовольно смотрит на меня, когда я пытаюсь вытащить ее из душа.
Я достаю пачку сигарет и делаю погромче радио.
Указатель на кемпинг под Бременом с очередным непроизносимым названием «Falkensteinsee», почти неработающая на трассе сеть и вполне себе милое (относительно) место.
Несколько зданий с нормальной кухней, душем и столовой, озеро, лес…
И относительно немного народу.
– Это похоже на дом престарелых.
Я смеюсь и пихаю его локтем, по-немецки договариваясь с сонной девушкой на стойке регистрации, которую явно отвлекал от просмотра «Шерлока».
Нам досталось место с самого края, от которого было дольше всего тащиться до домов, но зато было меньше фонарей, а сейчас самые яркие звезды.
На ужин здесь едят исключительно бутерброды (идеально, согласен), очень странный компот (в смысле компот из сухофруктов блять???) и закуски к пиву без пива.
Ночью реально видно звездный дождь с крыши машины.
Я впервые вижу, чтобы он спал больше восьми часов.
В первый же день в меня врезается девушка, живущая рядом с нами, в попытке поймать ярко-рыжую кошку, несущуюся куда-то в озеро.
У нее зеленый Volkswagen T1, три кошки (охуеть), скачущих по салону, и короткие розово-голубые дреды (я хотела, чтобы они были похожи на жвачку).
Представиться она отказалась (ну не отказалась, а просто пробормотала что-то на русском), скинула аккаунт в инсте (ник @Sati_owl скромно объяснялся тем, что в Японии это имя означает «чудо») и уже через день написала мне с просьбой достать ей тарелку бутербродов из столовой.
Спит по восемнадцать часов, пьет по вечерам кофе в уже пустой столовой и залипает на звезды, лежа на крыше нашей машины, потому что «у нас удобнее».
Терпеть не может людей, с нами разговаривает чуть ли не на языке жестов (и смайликами в мессенджерах) и на ломанном красивом английском умудряется спорить по поводу Рембрандта и Мане.
Смотрит сериалы с телефона и вздыхает из-за того, что чтобы жить приходится общаться с людьми.
Записывает кому-то возмущенные неторопливые голосовые на немного резком русском каждое утро, пока завтракает за столиком в углу с огромной банкой кофе с карамелью (опять же до того, как большинство просыпается), и громко слушает Yungblud, пока читает что-то в цветных обложках.
Залипает на нашу кошку (он серьезно зовет ее «нашей») и закатывает глаза чаще, чем пьет кофе.
В конце концов она находит его твиттер и начинает отписываться почти под каждым постом.
Я все-таки разгребаю ту кучу емейлов, он (с матом через каждые два слова и после выкуренной пачки сигарет) закрывает проект, который его так бесит, и из-за этого вываливается посреди ночи в озеро в брюках и футболке.
Я прижимаю руку к лицу и пытаюсь перестать ржать.
У нас неожиданно кончается коробка хершиз.
Он косится на меня и замечает, что не думал, что такое вообще можно.
А потом задумчиво смотрит на телефон и добавляет, что видимо, это знак, что пора сваливать.
В ответ на это наша соседка присылает скептический стикер и просьбу выкладывать больше фоток кошки в твиттер.
Мы не собирались заезжать в Бремен, поэтому он просто заставил меня читать ему вслух статью про город.
Что-то про фестиваль Фраймаркт, который проводится здесь с 1036 года (пиздец), пиво Бекс и дом с карильоном (хорошо, что не потащились).
Я отвлекаюсь на звонок от Лу, которой скучно в обеденный перерыв, и он автоматически делает музыку потише.
Через двадцать минут он резко тормозит, хватает с подставки свой телефон и хлопает дверью, вываливаясь на парковку с кедами в руках.
Игнорирует звонки на второй телефон и, на ходу натягивая кеды, идет по парковке в сторону большого здания ИКЕИ.
Я закатываю глаза и хватаю ключи от машины.
Он продолжает молча возить вилкой по тарелке с фрикадельками, пока набирает кому-то сообщение.
Долго набирает.
Уже минут пятнадцать.
Одно сообщение.
Я задумчиво смотрю на миндальный торт, решая, куда можно деть половину.
Наконец он раздраженно стирает половину текста, швыряет телефон на стол и окончательно утыкается в тарелку и чашку с кофе.
Понятно.
Он заявляет, что давно не был в ИКЕЕ, и тащит по всем отделам, недовольно критикуя каждую кухню, которая ему не нравится.
Здесь плита неправильная, тут ручки у шкафов неудобные, ящики неудобно выдвигаются, холодильник неправильный, свет страшный, шторы не подходят.
Айтишник короче.
С кассы он притаскивает бутылку странного сидра, банку с брусничным джемом и шоколадный миндальный торт.
И два уцененных поцарапанных бокала, потому что заебало пить вино из пивных.
Он читает мне вслух статью про Гамбург, пока валяется в кресле с вином, а я устало щелкаю по навигатору, думая, можно ли объехать пробку или нет.
Что-то про карривурст, францбретхен, тушеное мясо и Вадденское море.
Ландунгсбрюкен на закате, для приличия снятая квартира и прогулка по набережной посреди ночи.
Огни, хваленая романтика, сигареты и мятная жвачка.
Шпейхерштадт по дороге обратно (потому что тут надо ходить ночью и вообще я фоткаю иди сюда) и опять забытые в машине сигареты.
Утром он буквально отбирает у меня телефон и тащит куда, прости, на макет с поездами?
Нет, макет правда оказывается классным.
Но в восемь утра?
Мне давно настолько не хотелось спать, поэтому я смешиваю колу с эспрессо, пока он на ломанной смеси французского с нижегородским, немецкого и английского пытается выбить в уличном стритфуде карривурст и сдачу с двадцатки.
Конечно же церковь Санкт-Петри, церковь Святого Николая (вид со шпиля реально классный), квартал Санкт-Паули и бар, в котором выступали The Beatles.
Старый тоннель под Эльбой, Бланкенезе и поцелуи на ломбардском мосту, потому что тут романтично, отстань.
Поездка на метро от «Родингсмаркт» до «Ландунгбрукен», во время которой он не отлипает от окна с телефоном, и еще один созвон.
Почти конец проекта, приближающиеся осенью выставки и конференции от компании, которые меня не слишком интересуют, и его недовольное выражение лица, когда он слышит хоть что-то про работу.
Еще два дня в Гамбурге, во время которых я раздраженно зависаю (буквально) на онлайн-конференциях и вношу какие-то правки даже не за себя, а он присылает мне целую тонну фоток улиц, ботанического сада, каких-то церквей и очень странных названий, от которых ломается язык, и наконец-то решение валить в Люнебург.
Это не было основной частью маршрута, но не заехать мы не могли.
Я наконец-то привыкаю к таким коротким (для меня) волосам.
Лу записывает мне голосовое на сорок три минуты по поводу полной нерасторопности французов, какое-то невкусное вино, неудачное свидание (он сказал, что крашенные волосы – это ужасно, я просто встала и ушла!), кошку, у которой, как всегда, все заебись, и что-то про книгу, которую она решила даже не дочитывать.