— Держите его, — бойко поправила акушерка.

Глаза Кэлен резко распахнулись, она не могла подобрать слов, пока смотрела, как акушерка уходит со всеми грязными простынями.

— Даркен…

— Сын, — сказал он. — У нас здоровый мальчик.

Ее руки дрожали, и все, на что она была способна это издать звук удушья, снова закрывая глаза, потеряв всякую силу. Сын. Как духи могут быть такими жестокими? Но нет, за все эти годы все было хорошо. Все эти годы, пока она не начала притворяться, что может быть счастлива. Счастливая с Даркеном Ралом. Сначала Морган, а теперь это ребенок, которого ей придется убить. Она вздрогнула, чувствуя, что вот-вот расплачется.

— Ты должен сделать дело, я не могу, — сказала она, не открывая глаз.

— Кэлен… — предостерегающе сказал он.

— Он мужчина-Исповедник! — рявкнула Кэлен, глаза снова защипало от горячего отчаяния. — Мы не можем… я не могу…

Даркен выпрямился на кровати, все его конечности были напряжены.

— Ты бы убила нашего ребенка после того, что случилось раньше?

Кэлен издала слабый крик, качая головой. Горечь, ужас в его голосе — она все это знала. Она чувствовала, как разрушается ее сердце.

— Он разрушит мир. Просто… Унеси его.

И, не говоря ни слова, Даркен ушел, кровать сдвинулась. Она услышала тихое всхлипывание младенца, затем дверь закрылась, и она осталась одна в тишине.

Кэлен плакала, словно снова и снова наблюдала, как Моргана вырывают из ее рук, и физическая боль была совсем не похожа на то, как разбивалось ее сердце.

Она больше не могла этого выносить. Игры, ложь, все они сейчас навлекают на нее последствия. Это сломит ее задолго до того, как истекут пятьдесят лет. Возможно, ей следует покончить с собой. Даркен хорошо воспитает их детей, по крайней мере, в нем было столько всего. Кэлен будет свободна. Она не могла остаться, даже если ее руки дрожали при мысли о том, чтобы оставить своих детей.

Но не более того. Нет больше этого маскарада.

Когда дверь снова открылась, она сквозь слезы увидела, что это Даркен. Она задохнулась, увидев сверток в его руках, и ее чуть не вырвало, если бы он принес труп. Он положил его ей на руки, и она чуть не закричала, прежде чем замереть, почувствовав тепло, а затем услышав жалобный звук младенца.

— Даркен, нет, — запротестовала она. — Я сказала…

— Больше ничего не скажешь, пока я не скажу свою часть, — резко сказал он, и она еще не слышала таких эмоций. Это заставило ее придержать язык. — Ты спала несколько часов после рождения Николаса, а я держал на руках нашего сына. Я не хочу, чтобы моя страна попала под чары чудовища, но я не знал, проснёшься ли ты. Поэтому я держал нашего сына, и он потянулся ко мне так же, как и наши дочери. Глаза у него такие же голубые. Я знаю какие вещи погружают тьму в детскую душу, но отказываюсь верить что они могут быть темными от рождения. Я не положу еще одного ребенка в могилу. — Его голос стал хриплым, грубым, как песчаник, и Кэлен зажмурила глаза.

— Мужчины Исповедники всегда… — начала она.

— Не принимай меня за человека, которому не все равно, — прервал он язвительным шепотом. — Я отказываюсь покончить с его жизнью. Если ты решишь это сделать, я не буду смотреть и никогда больше не взгляну на твое лицо. — Он отвернулся от нее, с горечью добавив: — Я не пытаюсь быть героем, впечатлить тебя, я просто хочу увидеть своего сына живым.

Кэлен хотелось кричать. Младенец у нее на руках — Николас — повернулся к ее груди, скуля, когда не мог взять ее, и она не знала, что делать. Даркен не выходил из комнаты, ожидая ее выбора.

Долг боролся с ее сердцем, разум с тоской, и все последние девять месяцев тяготили ее сердце. Битва, бушевавшая семь лет ее замужества, закончилась победой ее сердца.

— Тс-с-с, мама здесь, — сказала Кэлен сквозь слезы, помогая Николасу с его первым кормлением. — Мама любит тебя.

Выдох Даркена был слышен даже там, где он стоял в другом конце комнаты. Он взглянул на нее. Кэлен встретила его взгляд и увидела, что гнев сменился благодарностью. Каким бы безумным это ни казалось для них обоих, оно было достаточно мощным, чтобы проскользнуть сквозь защиту ее сердца. Когда он снова сел рядом с ней, обнимая ее и их сына рукой, защищая, она последовала своему желанию и устало положила голову ему на грудь.

***

— Милорд, у вас гость. — Губы Далии изогнулись в улыбке, когда она отошла в сторону.

Даркен оторвался от путеводителя — слишком высоко, как ему показалось. Легкий кашель нарушил тишину, и его глаза опустились.

— Ирэн.

Девочка, которой было почти четыре года, кивнула с едва заметной улыбкой.

— Мне нельзя здесь находиться, — сказала она шепотом, — но мама говорит, что мне нужно пригласить тебя на тайное мероприятие.

Даркен моргнул.

— Что?

— Ш-ш, отец. — Ирина приложила палец к губам. — Это секрет. — Она поманила рукой. — Быстро, пока люди не узнали.

Хмурый взгляд тронул его лоб, и он взглянул на свою первую Морд’Сит. Она, как всегда, слегка пожала плечами и не сказала ни слова. Болезненно любопытный, но все же вздыхающий, Даркен поднялся со своего места и подошел, чтобы взять дочь на руки.

— С каких это пор ты стал называть меня отцом?

Ирэн спрятала лицо между его шеей и плечом.

— Госпожа Далия говорит, что слово «папа» не подходит сейчас, когда я уже не ребенок.

Приподняв бровь, Даркен пробормотал:

— Понятно. Она также говорила, что хранить секреты от Лорда Рала неприлично?

— Нет, — сказала Ирэн, извиваясь в его объятиях, — но мама сказала, что это должно быть секретом. Я не хотел говорить госпоже Далии, но она не позволила бы мне увидеться с тобой, если бы я этого не сделал.

— Хм. — Ошеломленный и потерянный, Даркен шел по освещенным факелами коридорам к королевским покоям. Всего за две недели пол рождения Николаса в Кэлен что-то изменилось. Сначала его кожу пощипывало, когда она пристально смотрела на нее, пока она держала их новорождённого сына. Доверие не было добродетелью, которую Даркен когда-либо принимал близко к сердцу, и он знал, насколько безжалостной может быть его жена. Но она ничего не сделала. Ничего не сказала. Материнство венчало ее куда больше, чем гордость Исповедницы. Конечно, Даркен и этому не доверял.

Он чувствовал, что за стенами Дворца тьма ждала всю его семью. Рождение Николаса привело ее внутрь на самые ужасные моменты — он заставил Кэлен изгнать эту тьму, но она все еще был там. Просто выше их всех. Иногда он смотрел на своих детей и задавался вопросом, осознают ли они когда-нибудь, как жестоки были к ним их родители. Ему нужны были наследники, и он их забрал. Кэлен тоже, хотя по причинам, которых он не понял. Но девушки не были предметами или инструментами, и Даркен почти слышал, как сквозь песочные часы падает песок. Когда поток перестанет течь, они обратятся против него и Кэлен; таков был всегда результат, когда сломленные замыслы использовали не сломленные жизни.

Подобные мысли преследовали Даркена, пока он не добрался до двери, и Ирэн подпрыгнула в его руках. Оставив позади жестокую действительность, он надел свою любимую теперь роль и вошел в комнату не более чем гордым отцом.

Арианна сидела в кресле с младенцем Николасом на коленях, пытаясь подражать его лицам. Опираясь на подушки, Кэлен сидела в центре кровати и расчёсывала волосы, пока они не заблестели, и подняла голову, когда он вошел.

— Я вижу, ты его нашла, — сказала она Ирэн с едва заметной улыбкой.

Опустив дочь, чтобы она могла побежать и запрыгнуть на кровать, Даркен бросил осторожный взгляд на жену.

— Кэлен?

— Дети просили тебя. — Ее губы немного сжались. — И я сказала, что не уверена, придешь ли ты. Они сказали, что ты всегда приходишь. Так что мы проверили это.

— Испытание… — Даркен скривился, не задумываясь, словно попадая в ловушку. Он сел, переводя взгляд с одного лица на другое, прежде чем остановился на Кэлен. — Меня оторвали от важной работы, надеюсь, это было больше, чем просто проверка.