Была тут и извечная модница и "свинская львица" свинья Пуговка, одетая в интенсивно желтого цвета шляпку, на каблуках и в платье с низким декольте.

Были тут и куры по именам Цыпа, Кудаха и Клуша. С ними прохаживался кривоногой походкой петух Ватакукареку. Он явно стеснялся своих говорливых жен, потому делал вид, что он не в их компании. Про себя петух мыслил, что в прошлой жизни служил кавалеристом. Доказательством тому служила извечная привычка пришпоривать коня и орать на заре словно контуженный: "В атаку на реку". Иногда, правда, петуху случалось и сбиваться с графика, тогда он подскакивал в полночь. За то, Хозяин уже пару раз подумывал не сварить ли себе похлебку из курятины. Но Ватакукареку спасали солидный возраст и выслуга.

Муренки – единственные кому Хозяин запрещал свободно перемещаться по двору – столпились у ограды своего загона и оттуда блестели десятками влажных глаз. Черный как уголь бык Двутавр, отложив гантели, сейчас заинтересованно наблюдал, скрестив на груди ноги так, чтобы его бицепсы смотрелись еще внушительнее.

Было около будки Воя на заборе торчащее пугало, собранное Хозяином из мертвых джинс и пенсионной рубахи. Пугало обязано было пугать птиц, но выполняло обязанности скверно. Иногда даже вороны или дрозды садились прямиком на панаму пугала сверху, что было вообще форменным безобразием.

А тем временем два оратора на будке Иванушка и Слива перекидывались колкостями. После каждой реплики по толпе то плыл гул негодования, то слышалось одобряющее поддакивание. Морды, клювы, носы и усы мотались слева направо, от оппонента к оппоненту. Под ними, как арбитр пытался унять враждующих рыжий бычок.

Гусь кричал:

– А может ты не только перья воруешь? А по жизни нечист на копыто?

Толпа зашлась в одобрительном рокоте.

– Чего? –морщился осмелевший Иванушка, – У тебя шея выросла и мозг прищемила?!

Кольценос снизу умолял:

– Прекратите, сейчас же, оскорблять друг друга. Слива, мы возместим каждое перо Персика.

– А что?! – Не унимался Слива, – Га-граждане, вспомните, не пропадало ли чего-го?

Толпа под будкой заколыхалась. Свинья Пуговка надула и без того пухлые губки и подняла вверх копыто с аккуратным маникюром:

– У меня недавно простыня исчезла, которой я обертываюсь после грязевых ванн. Заодно возместите и мне.

– Не брал я никакой простыни! – упрямился Иванушка.

– А ты хорошенько га-галовой подумай, – вставлял шпильку Слива, – может летописи они на простынях пишутся?

– Да не видел я никакой простыни! – Упрямо мотал рогами козлик, – Пуговка? Мы ведь с тобой друзья? Лови.

Он вытащил из сумки яблоко и метнул его свинье.

– Опачки-хлопочки! У меня, как раз яблоки пропали! – воскликнула крольчиха, – Собиралась печь пирог детям. Приготовила сорок яблок на клетке и сегодня ночью все до одного испарились. Вот оказывается кто оставил детишек без сладкого.

– Бе-э-эзобразие, – воскликнул барашек Твердолоб. И как истинный лидер, тут же перешел от слов к делу . Без предупреждения он разогнался и врезался лбом в будку Воя. Кольценос едва успел отскочить, а Козлик и Слива покачнулись, но устояли.

– Ой, мать моя козочка! – Иванушка приложил копыто ко лбу, – Не видел я в глаза твоих яблок. У меня одно было, и то нашел на пастбище.

И тут громко зачавкало и захрупало. Все замолкли, а Пуговка – куда только подевалась степенность "свинской львицы" – сгрызала яблоко и сок стекал у нее уже по четвертому подбородку.

– Простытэ, не могу сдержываться, – прошамкала она набитым ртом, – Яблоки – мой краш.

– Ты уже загреб, – пошел вновь в атаку Слива, воспользовавшись паузой.

– Да, – отвлеклась толпа от Пуговки, а Муренки нахмурились и замычали все разом.

– Я что виноват, что мой интеллект выше вашего? – развел копытами Иванушка, – Вы сыны животного мира, а я раньше был человеком.

– Болтун, врун, еще и вор! – Гусь продвинулся вперед.

– Хрю, му-у, кудах-кудах, – разразилась толпа.

– Эй-ей, – Кольценос снизу занервничал. – Слива, чего ты хочешь? Никакого насилия.

– Я хочу справедливости, – воздел крылья к небу гусь, – Бедный Персик будет теперь замерзать ночами.

– С такими слоями его самого как обогреватель можно использовать, – возмутился козлик, – Я наоборот – приоткрыл ему вентиляцию.

Слива на такое только зашипел и выпучил глаза. Кольценос замахал копытами, привлекая внимание.

– А давайте, Варежка свяжет Персику штаны? – Выпалил бычок.

– Не нужны мне штаны, – обиженно впервые прозвучал Персик. – У меня зимой мерзнет только шея.

– Хорошо, хорошо. Тогда она свяжет всем троим шарфы? – Кольценос глупо улыбнулся Сливе. Глаза гуся сбросили напряжение.

– Шарфы?

– Да, – Зацепился за идею бычок, – Отличные шерстяные шарфы по метру шириной. Вы точно не простудитесь зимой.

– Но я больше привыкла вязать варежки, – тихо заметила Варежка.

– Тс-с, – остановил ее бычок, – Ну как? Идет? – Повернулся он к гусям.

– Шарфы – это, можно, – согласился Персик.

– Ну, раз все довольны. Может оставим бедного козлика в покое? – улыбнулся Кольценос. – Слива?

– Га! Пус-с-сть живет пока. Но если ему снова понадобятся перья…

– Уверен, он сделает выводы, – вежливо прервал Кольценос.

– Пр-пр-пр, – раздалось вдруг откуда-то с неба, – Пр-пр-пр…

Из-за конька дома вылетели четыре сороки и закружились над фермой.

– Пр-пр-пр…привидение! – Закричала самая большая и самая главная сорока, которую звали Трещотка, – Новость на моем хвосте. В лесу завелось привидение и уже договаривается с волком.

– О чем?! – воскликнули все разом.

– Мы не знаем. Но привидение! Небывалое явление! – кружили сороки, а Трещотка слетела вниз и уселась пугалу на выцветшую панаму.

– Вздор! – сморщилась Пуговка, уже дожевавшая яблоко и вытершая салфеткой все свои подбородки, – Новость тоже мне. Хайпануть решили. Нет никаких привидений.

– Заклейменные рабы! – обиделись сороки, – Служите своему хозяину! А мы свободные птицы! Нам никто не указ. Полетим на другую ферму за рекой. Привидение, небывалое явление… – Их стрекотание стало удаляться.

– Я еще успею на передачу. – засобирался Кольценос и толкнул Иванушку в коричневую ляжку – Бежим, горе-летописец. Варежка, ты с нами?

Кольценос стоял одной половиной тела на хребте Варежки, второй половиной – на спине Иванушки и засунув морду в раскрытое настежь окно дома, досматривал передачу.

– …И так с вами был конь Переживальский. Только что я расправился со стаей белых медведей. Друзья, это было нелегко, признаюсь честно. Но ведь сидеть в загоне и копить жир – удел мещанской ломовой лошади. Мой же дом там, где приключения от которых бурлит кровь. В следующем выпуске мы с вами очутимся в знойной Африке и подергаем льва за усы. А еще я попал в самый настоящий пожар. Ждите. И как говорил мудрый Коньфуций: "Скучная однообразная жизнь – вот мой главный ужас! А все остальное – орехи, которые можно расколоть". Прощаюсь с вами по до следующей передачи.

Потом голос диктора сказал:

– В следующем выпуске… Пожар…

Раздался треск огня и в ту же секунду Кольценос отпрянул, издал возглас полный ужаса и, пошатнувшись, рухнул со спин.

Иванушка и овечка порядком вспотевшие склонились над ним. Варежка потрогала ему лоб.

– Что с ним? – Спросил козлик.

– Нервное потрясение, – констатировала овечка.

– Кольценос? – Иванушка постучал копытом по темечку, – чего ты так испугался?

Бычок часто моргая поднялся на ноги.

– Не знаю, – грустно сказал он, – Я увидел огонь. Меня словно что-то кольнуло. И стало так дурно.

– Да, пожар – штука плохая. – Согласился козлик, – особенно когда половина сена сгорела на ферме. Рассказывают, тогда еле зиму пережили. Голодали. Слушай, а может на тебя так этот конь действует?! Сдались тебе эти приключения? Твое будущее вон за Муренками приглядывать, да вес набирать. К гадалке не ходи, я бесплатно предсказываю. Но если любишь традиции, могу для вида погадать на копыте.