– Высокомерен, как всегда, доктор Гарднер. Знай, я никогда не забываю, что я – женщина. – Даже в свете уличного фонаря Джош смог заметить, что Либби села прямее.

– Неужели? Не считая меня, когда ты последний раз целовалась с мужчиной? Или другой вопрос: когда ты сама целовала мужчину? – Но мысль, что Либби могла целовать кого-нибудь еще, вызвала у него боль.

– Я… – ее голос прервался.

– Ха, ты просто не помнишь.

– Я помню, но обычно о том, что я целовалась, я не говорю, – чопорно поведала она.

Но не слишком чопорно. Вся ее чопорность и резкость исчезали, когда она оказывалась у Джоша в объятиях.

– О, замолчи, Либби, и поцелуй меня.

– Ты самый обескураживающий мужчина из тех, которых я только встречала.

– А ты женщина, которую так приятно целовать, несмотря на твое неумение парковать машину и колючий фасад, который ты так часто выставляешь.

– О, просто поцелуй меня, – пробормотала она.

– А как же Мэг? – проговорил он, обрушивая целый каскад поцелуев на ее шею.

– За несколько минут с ней ничего не случится.

Через полчаса Либби пришла домой.

– Как все прошло? – поинтересовалась Перли.

– Фильм мне понравился, хотя не уверена, что Джош того же мнения.

– Нет, не фильм. Парковка.

– Я не понимаю, о чем ты. – Либби наклонилась и стала снимать туфли. Она не хотела встречаться глазами с Перли, зная, что у нее на лице все написано. Либби чувствовала себя виноватой. Ну, не совсем виноватой. Нет, пожалуй, она не чувствовала вины по отношению к Джошу, но она не могла определить чувства, которые он вызывал у нее.

– Я не понимаю, о чем ты, – вновь повторила она, поднявшись и расстегивая пальто.

– Еще как понимаешь! Вы провели в машине около сорока пяти минут. И ты хочешь сказать, что все это время вы только разговаривали? Не то чтобы я была против разговоров. Конечно, узнавать друг друга – важная часть отношений, но у меня есть подозрение, что вы узнавали друг друга не только при помощи слов.

– Перли! – Пальцы Либби остановились на последней пуговице.

– И, конечно же, тот факт, что окна запотели и что я многого не увидела, говорит об одном: вы не только разговаривали.

– Я не знаю, почему вы все, кажется, только и делаете, что сводите меня с Джошем. – Она сняла пальто и заставила свой голос звучать спокойно. – Почему? Он такой высокомерный мужчина…

– Мужчина – единственное слово, которым тебе стоит оперировать, милая моя. Все мужчины высокомерны, но не все из них могут зацеловать девушку до беспамятства. А я полагаю, что именно так целуется Джошуа Гарднер.

– Ты хочешь сказать, что я бестолковая? – выпалила Либби.

– Ты можешь поругаться со мной, милая Либби. И я не говорила, что ты бестолковая. Мне кажется, немного толку все же в тебе есть, что к лучшему. Но я говорила о тем, что, целуя Джоша, ты совсем забыла…

– Что забыла? – Но спрашивать было не нужно, так как Либби уже знала ответ. Целуя Джошуа Гарднера, она забыла обо всем.

– Забыла все абсурдные причины, из-за которых ты избегаешь отношений.

– Я не избегаю… – начала она, но тут же сама себя прервала: – Мои причины избегать отношений вовсе не абсурдны.

– Либби, дорогая, ты ввела умение избегать отношений в ранг искусства. Ты осознаешь, сколько лет тебе потребовалось, чтобы открыться Джози и мне? Ведь мы работали с тобой дни напролет, однако ты всегда сохраняла безопасную дистанцию. И может быть, ты все еще держала бы нас на расстоянии, если бы мы сами не проломили стену. Ты, наверное, не заметила, но Джози и я можем быть настойчивыми.

Либби фыркнула:

– Я думаю, ты преувеличиваешь.

– Но хотя ты и позволила нам войти в свою жизнь, все еще существует определенная часть тебя, которую ты прячешь за стеной. Ты думаешь, что она тебя обезопасит, но скорее ты сделаешь себя одинокой.

Слова Перли так похожи на слова Джошуа.

– Ты действительно считаешь, что я прячусь за стеной?

– Милая, успокойся. – Либби вновь почувствовала в голосе подруги нотки психоаналитика, которые отягощались южным акцентом Перли. – Моя мама всегда говорила, что, если женщина боится полюбить, значит, она боится жить. Милая моя, а ведь ты тоже боишься.

– Я не боюсь, я… – Либби некоторое время подбирала нужное слово, – осторожна. Я просто осторожна.

– Ты себе можешь говорить что угодно. – Перли покачала головой. – Ладно. Мэг заснула, а я лучше пойду, пока меня не уволили.

– Как будто ты станешь слушать, если я захочу тебя уволить. Никто меня не слушает. Я говорю Мейбл, что не хочу организовывать дурацкую вечеринку, и вот я организовываю ее. Я говорю тебе, чтобы ты перестала сводить меня с Джошем, а ты продолжаешь свое дело. Я говорю Джошу, чтобы он не целовал меня… Я говорю себе… не целовать его…

– И вот ты здесь, сидишь с ним рядом и паркуешь его машину?

– Да, – призналась Либби, вздохнув. – Поэтому, если я и скажу тебе, что ты уволена, ты все равно останешься.

– И все же я не хочу рисковать. – Перли надела пальто и открыла дверь. – Подумай о том, что я тебе сказала.

– Сейчас я могу думать только о том, как бы поскорее добраться до кровати.

Перли бесшумно вышла.

Все было хорошо. Все было просто отлично. Либби устала от того, что люди твердят, будто она убегает от жизни. Она устала от разговоров, что женщине нужен мужчина, чтобы ее жизнь стала полной.

Ее жизнь стала больше, чем просто полной – она заполнена до предела, даже через край. У нее есть работа, свое собственное дело. У нее есть друзья. О, временами они ей сильно надоедали, но хорошо, что они существовали, и Либби знала, что всегда сможет рассчитывать на них. И, наконец, у нее есть Мэг. Ее дочь – самая лучшая часть ее жизни.

И зачем ей нужен мужчина? Он ведь только все усложнит, А Либби не нужно все усложнять.

Она пошла по коридору и не смогла побороть желание приоткрыть дверь комнаты Мэг. Ее дочь не умела спать спокойно. Спутанные волосы разметались по подушке, одеяло сбилось комом. И все равно Мэг – самое замечательное создание, которое Либби когда-либо видела в жизни.

Либби не могла воспротивиться желанию поправить ее одеяло.

– Ты уже дома, – сонно произнесла Мэг. Свет из коридора осветил то, что она сказала жестами.

– Я дома, а тебе давно пора спать.

– Я спала, но ты меня разбудила.

Либби наклонилась и поцеловала Мэг в лобик.

– Извини.

Мэг села.

– Как все прошло?

Предчувствие подсказывало Либби, что быстро она от вопросов не отделается. Она села на край кровати и начала полуночный разговор со своей десятилетней дочуркой. И хотя она понимала, о чем ее спрашивала Мэг, Либби все же надеялась обойти эту тему стороной.

Либби спросила:

– Что прошло?

– Джош, – показала жестами Мэг.

– Мы хорошо провели время. – «Хорошо» – совсем не то слово, которым стоило описать ее вечер с Джошем. Мысли Либби мгновенно вернулись к их Парковке с большой буквы П.

Нет, слово «хорошо» не подходит для описания ее свидания, но Мэг совсем не нужно знать, насколько хорош был вечер.

– Я рада, – отозвалась Мэг.

– Почему?

– Мне нравится Джош, а я нравлюсь ему. Ты ему тоже нравишься. – Вот оно, мышление десятилетнего ребенка.

Для человека, который сначала был категорически против свидания матери с Джошем, Мэг радикально поменяла свои взгляды. Что же такое особенное заключается в Джоше, если он с невероятной легкостью очаровывает всех женщин? Женщин любого возраста – и тех, которые годятся ему в бабушки, и тех, которые годятся ему в дочери?

Либби аккуратно поправила одеяло Мэг, решив прекратить дискуссию. Но вместо того чтобы встать и дать бедному ребенку поспать, она заявила:

– Но когда ты подумала, что наша деловая встреча была свиданием, тебе это очень не понравилось.

– Я ошибалась. Ты счастлива с Джошем, гораздо счастливее, чем раньше. Я надеюсь, что он задержится надолго.

Но Либби знала, что он не задержится. Может быть, они и нравились ему обе, но в конце концов Джошуа уйдет от них, как и все другие.