- Братья! - Начал Хоутка. - Сегодня знаменательный момент. Чужестранец поможет нам. Они будут управлять жестко, но справедливо. Я, как главный хранитель чуда Создателя, прослежу за этим.

   Эдуард понял теперь окончательно, почему все эрланцы на одно лицо. Его страшная догадка подтверждалась самым кошмарным образом. Он попытался завизжать от страха и отвращения, но тут нож жреца вонзился Манову в гулко бьющееся сердце. Тело человека обмякло, глаза закатились и остекленели. Его бережно внесли внутрь шара.

   Эдуард перевернулся на спину, высвобождая затекшую руку. Боль немного прояснила его сознание и он открыл глаза. После того, как Манов ощупал свою, затянувшуюся уже рану и понял, что жив, он подумал о том, какой же извращенной логикой нужно обладать Сорткалам, чтобы для сотворения чуда жизни, обязательно нужно убивать. Еще во время войны аналитики поняли в чем причина колоссального превосходства Сорткалов в живой силе и специально обученные группы начали уничтожать в первую очередь вот такие капсулы, в одной из которых и находился сейчас Манов.

   Свет лился ровным полукругом освещая все внутри сферы. Эдуард повернулся на бок, пытаясь встать и замер. Он уже ожидал это увидеть, но потрясение все равно было сильным. Точная копия землянина, его двойник, с интересом разглядывал Манова. Наверняка они могли бы долго изучать друг друга, если бы в это время дверь шара не открылась. Оба одновременно повернули головы в сторону дневного света.

  - Как же глупо все получилось! - Сокрушенно покачал головой близнец Эдуарда.

   В этот момент Манов не придал значения тому, на сколько схожи их мысли. Он просто, с диким криком, выбежал из сферы. Кто-то заботливо поставил Эдуарду подножку, заставив распластаться на песке. Следом появился его двойник. Дверь шара бесшумно скользнула на место. Вдруг Эдуард Манов, удивляясь самому себе, хладнокровно поднялся с земли и спокойно отряхнул пыль со своей одежды.

  - Я лечу домой, - заявил он и пошагал проч.

   Эрланцы переглянулись. Неожиданно человек развернулся.

  - Вот ты, - он ткнул пальцем в своего двойника, - пойдешь со мной. Мне еще придется отчитываться перед Космическим советом.

   Лицо Манова исказила гримаса душевной боли.

  - Боже мой, что же скажет мама?!

  - Извините, посланец судьбы, - подал голос жрец, осторожно держась на достаточном расстоянии от своей недавней жертвы, - но нам пришлось отделить все части вашего летательного аппарата, так как мы боялись, что ваш растревоженный, уставший рассудок может начать принимать решения, о которых вы будете жалеть всю жизнь. Вы отдохнете, пообвыкнете у нас и все встанет на свои места.

  - Хоутка! Да как вы могли?!

   У Манова уже не было сил ни удивляться, ни злиться. Он обхватил дрожащими руками свою голову.

  - Это конец! Все пропало, - прошептал Эдуард.

  - Эй, не вешай нос!

   Другой Манов выглядел на удивление оптимистично.

  - Да, придется управлять этим народом, будет трудно, но зато...

   Близнец улыбнулся.

  - Не надо ничего объяснять маме.

  ДОЛГАЯ ДОРОГА.

  - Макс! Проверь ещё раз запас продовольствия.

   Макс Платов хмуро воззрился на своего капитана, рослого, дородного телосложения, кареглазого Александра Геца.

  - Зачем? Я только вчера проверял, - буркнул Платов.

   Гец тяжело вздохнул. А Платов, почему-то отчаянно жестикулируя, решил продолжить свою мысль.

  - Сколько не проверяй двадцать банок консервированного риса, его от этого не становится больше.

   Теперь уже оба астронавта тяжело вздохнули и замолчали, думая о том, что им никогда не добраться до Земли на их развалюхе, с таким скудным запасом блюд без помощи КАВИЗа. Они просто сбились с курса, а когда обнаружили это, пищу и воду пришлось лимитировать. И всё-таки им ох как не хотелось пользоваться анестезией, потому что три исследованные пока ими звёздные системы не наполнили трюмы ничем ценным.

   Чуть позже был исчерпан словарный запас даже самых изощренных выражений. Платову, который являлся в одном лице и программистом, и поваром, и доверенным помощником, и даже иногда мальчиком для битья, досталось из-за неправильной программы заложенной в бортовой компьютер, которую тот поленился досконально проверить. А капитан Гец удостоился называться "ослом", из-за своих изысков в области навигации. Этим трудягам, которые почти всю жизнь гоняли сухогрузы то Марса к станциям Юпитера и обратно, и которые решили попытать счастья вольными охотниками за сокровищами вселенной, устав от изматывающе однообразных рейсов, были бы простительны такие ошибки, если бы речь не шла об их жизнях. А Земля мерцала ох как далеко.

   Неизвестно сколько бы ещё наши авантюристы молчали, таращась друг на друга, если бы не зазвучал сигнал внешнего сканера корабля, извещающего о приближении искусственного объекта, с биологической массой внутри него.

   Первым, захлопнув рот, опомнился Платов. Он нажал несколько компьютерных клавиш, высвечивая поступающие данные на экраны мониторов. Он улыбнулся, выставляя на всеобщее обозрение ровные, белые зубы. У Геца в довольном предвкушении растянулись тонкие губы. Только раз по их лицам пробежала тень, когда на мониторы поступила информация о странном электромагнитном импульсе идущем с чужого корабля. Люди, обдумав предоставили разбираться с проблемой бортовому компьютеру. За это время корабль сдрейфовал ещё на добрых пятьдесят парсеков и компьютер выдал более точную информацию. У Геца и Платова одновременно отвисли челюсти. По всем своим данным это был не Земной космический корабль. Оба человека лихорадочно ухватились за ручки глубокой настройки мониторов. Выяснилось то, что их железный гость был несколько больше обычных земных челноков, серо-голубоватого цвета, обтекаемой, пуле образной формы, он очень даже эстетически радовал глаз. На счет электромагнитного импульса компьютер склонялся к тому, что это помехи от ближайшей звезды. Все это время исходящий от землян приветственный радиосигнал никем принят не был и капитан Гец, немного помучившись угрызениями совести, отдал приказ о начале абордажа. С Цезарской прозорливостью во взгляде он принялся излагать банальнейшие распоряжения, по поводу того, что Платов должен сделать и того, как последний должен быть горд от сознания исторической важности происходящего, хотя сам не удосужился занести сие событие хотя бы в бортовой журнал. И что самое смешное, он так никогда и не сделал этого. Наконец все мыслимые действия операции были завершены.