За этим занятием часть разговора я пропустила мимо ушей. Уловила только, что сейчас страной правит внук старого короля, которому не исполнилось и шестнадцати лет. Кроме того, существует независимый магический Совет, который тринадцать лет назад и посадил Джея в зеркало. После того случая ужесточили контроль над тем, как колдуны набирают себе учеников, а учитель Робина и Джея был признан частично виновным в преступлениях своего ученика. Я встряхнула плечами, чтобы согнать мурашки, побежавшие по коже.

Наконец, Робин стал рассказывать о себе. К тому моменту я перебрала все записки и не обнаружила ни одной закорючки, похожей на знакомые буквы, тихонько скинула крошки со стола на пол и решила, что мне не помешает ещё одна булочка. Ей-то я и подавилась, когда Робин сказал, что работает в тайной городской полиции, точнее, возглавляет её.

Не зря я представляла сырые подвалы и гремящих кандалами заключённых, когда шла за колдунами в трактир, и думала о хорошем и плохом полицейских – вот он, Робин, два в одном! Для всех он был средним офицером полиции, а на самом деле работал на короля и имел сеть информаторов по всему городу, которые в свою очередь так же считали его всего лишь звеном в цепи.

На войне пригодилась его склонность к лекарской магии, и тогда же обнаружилось, что люди охотно доверяют ему секреты.

– Возможно, – сказал Робин, – это, как и заблокированные путешествия, следствие наших детских экспериментов с магией.

– Это было в тебе всегда, – возразил Джей.

Робин обернулся и через окно сообщил, что они с Джеем выросли вместе. Я, забыв жевать булочку, опасливо кивнула, снова потеряв успевшие появиться крупицы доверия к нему, да ещё и запутавшись, как они могли вместе вырасти, если Робин выглядит лет на десять старше.

Они продолжили беседовать, а я решила проверить действие записки, тем более, что в горле у меня снова пересохло, а булочка как будто застряла на полпути. Я махнула запиской с синими буквами над краном, как тогда, когда открывала проходы вслед за колдуном. Из крана хлынула вода, обдав меня фонтаном брызг. Я поспешила завинтить кран и заодно обнаружила сзади рычажок, меняющий температуру. Робин передал мне через окно две кружки, попросив наполнить и их тоже.

Джей остался недоволен и отдал кружку обратно:

– Холодную, – бросил он, а после покашливания Робина добавил: – Пожалуйста.

Я поменяла температуру, отдала ему кружку, и, не зная, как остановить поток, снова махнула запиской. Сработало!

Солнце близилось к горизонту. Колдуны всё трепались, как офисные сотрудники, не желающие после перекура возвращаться обратно в свой опенспейс. Мысли мои путались, я подпёрла голову рукой, но воображение уже унесло меня к стеклянному небоскрёбу, в который влетали ведьмы на мётлах. Наверное, турникеты для них нужно установить повыше, а то охранник будет ругаться… Молодой человек, поправляя остроконечную шляпу, жалуется, что ему придётся заказывать новые очки, потому что глаза портятся от компьютера, а верховный начальник завалил его десятком заказов на записки. Старый колдун в чёрном костюме и полосатом чёрно-красном галстуке склонился над столом ведьмочки-секретарши в леопардовой мантии и ноет, что на их этаж завезли бракованные зеркала, в которых кто-то бродит.

Я очнулась, когда моя голова сползла к локтю. Ещё чуть-чуть и я бы ударилась о столешницу.

– Спать, – объявил Джей.

Робин обещал зайти завтра, и колдуны снова обнялись.

– Я так рад тебя видеть, – сказали они почти одновременно и улыбнулись. Джей – натянув губы, а Робин – широко и лучисто, показав все свои белоснежные зубы.

Он по-дружески хлопнул меня по плечу, сказав на прощание, что провожать его не надо. Я подавила желание побежать за ним и попросить, чтобы не оставлял меня наедине с Джеем.

Хлопнула входная дверь. Без Робина дом сжался и затих, и я, подчиняясь его настроению, тоже. Джей молчал и скептически разглядывал меня так, словно жалел, что не может завести вместо меня робота или на крайний случай умудрённую опытом старую служанку. Тогда можно было бы обойтись без объяснений, как тут что работает.

Колдун поднял плащ с пола и вышел в коридор. Я поспешила за ним, прихватив коробочку с записками.

– Дом покажу завтра, – сказал он и кивнул на коробочку: – С этим ты уже разобралась. Для света – оранжевые.

Я открыла коробочку и извлекла бумажку с оранжевыми буквами. Уже с лестницы колдун кинул:

– Я тебя разбужу.

Я кивнула ему в спину. Он взмахом руки включил свет на втором этаже и скрылся за дверью. Ну, спокойной ночи, господин колдун, с внезапной злостью подумала я. Пить он отвык, есть отвык, говорить нормально тоже разучился. Или мне попался самый грубый в мире колдун? И почему меня не заколдовал Робин! С другой стороны, посидел бы он тринадцать лет в зеркале, тоже вернулся бы не таким дружелюбным.

В комнате я помахала запиской над лампой, она зажглась и тут же погасла. Понятно, махать надо один раз. Справившись со светом, я закрыла шторы, чтобы не налетели насекомые. Постельное бельё нашлось в комоде вместе с полотенцами и туалетным набором. Наверное, это была комната предполагаемой бывшей служанки или просто гостевая.

Рюкзак так и стоял призраком другого мира посреди комнаты, такой же чужой и нелепый в этом окружении, как и я. Не хотелось его тревожить, но мне нужно было в чём-то спать. Я весь день проходила в той самой майке, в которой спала в отеле.

Переодеваясь, я нащупала что-то в кармане джинсов. С удивлением я вытащила оттуда сложенную бумажку. Карандашный рисунок маленькой растрёпанной птички, балансирующей на пшеничном колоске. Никакой это не воробей. И хвост полосатый, как у той самой ринки на краю золотого поля, и ноги чуть длиннее, чем надо. Я сунула рисунок под подушку и удивилась своему хладнокровию. Вот я, маленькая растрёпанная птичка, попала из своего родного золотого поля в самое сердце заколдованного леса – и ничего, спокойна, как камень, холодна, как горный ручей.

Я махнула запиской с оранжевыми буквами, свет погас, и тогда я зарыдала.

Я проснулась от ощущения, что надоедливый комар звенит над ухом. Не открывая глаз, я спрятала голову под подушку. Зудение никуда не делось.

– Алина, тут комар, – пробормотала я.

Никто не ответил. Я открыла глаза и вспомнила, что я не дома и даже не в отеле. Я откинула подушку и потёрла глаза, которые никак не хотели открываться после ночных слёз. Села, потянулась, повертела головой туда-сюда, чтобы размять шею, и тут заметила смятую бумажку на кровати. Ну ты и птица-тупица, Екатерина! Додумалась положить рисунок под подушку! С досадой на саму себя я взяла листок, расправила его и не обнаружила на нём никакого рисунка с птичкой. Я повертела его, подошла к окну и зачем-то посмотрела на свет. Ни следа! Текст с пожеланием удачи немного смазался, но остался на месте, а обратная сторона листа была девственно чистой.

Что за фокусы? Я даже не могла понять, расстроена я больше или раздражена. Срочно в номер! Загадочная пропажа птицы! Как-то двусмысленно, не находишь, Екатерина? Сработала ли магия, которую колдун применил к Алине, поддадутся ей ли родители? Неужели не станут меня искать? Я отмахнулась от невесёлых мыслей. Рыдать удобнее по вечерам, когда никто не видит.

Комариное чувство не уходило. Видимо, колдуны будят колдовскими методами, а не простым стуком в дверь. Ничего, пускай позвенит, я не такая раздражительная, как некоторые. В ванной обнаружилось неудобство: нужно было как-то умудриться включить и выключить воду в душе, не намочив записку. Если махнуть ей далеко от душа, включалась вода в раковине. С другой стороны, если на бумагу попадёт несколько капель, не испортится же из-за этого магия? В процессе оказалось, что даже если уронить записку прямо в душевой таз, то магия останется на месте.