Так мы и жили, не тужили, пока Тамара не свалилась с трапа (так на флоте называют лестницы) на бортовой качке и не вылила чайник с какао себе на грудь. Внутренность любого парохода – это, как многоэтажный дом, где все этажи связаны между собой трапами и переходами, многие из них очень крутые, почти вертикальные. Так же и на «Армавире», от камбуза (это, по-морскому, кухня) до штурманской рубки – два трапа. Вот на одном из них резиновые тапочки – сланцы – Тамару и подвели, она поскользнулась и слетела с трапа вниз, в общем, не больно, однако чайник не удержала и вылила горячий какао на себя. Поварской халат, конечно, спас от полного ожога кожи, но путь горячего какао лежал от левой груди девицы и до места, которое я бы назвал «пониже пупка и левого бедра». Кричала Тамарочка так громко, что мы все на мосту сначала просто опешили, потом штурман Алексей Степашин рванул в коридор из штурманской рубки и кинулся к ней, на руках понес в лазарет. Я посмотрел на часы – 5:30! Позвонил в каюту доктора:

– Сергей, подъем! – Он спросонья не понял, что случилось, может, подумал: опять разыгрывают, и повесил тут же трубку.

– Доктор, в лазарет бегом!! Тамара обварилась горячим какао!!! – второй раз я уже просто прокричал в трубку.

Доктор осмотрел ее и доложил на мостик, что в целом человек получил ожог кожи, однако быстрое вмешательство врача позволит избежать длительного перерыва в работе. После вахты я отправился проведать Тамару в лазарет, тем более что она по штатному расписанию была непосредственно моей подчиненной, как и вся обслуживающая команда. В предбаннике судового лазарета никого не было, поэтому я прошел через небольшой коридорчик прямо в «палату» и, открыв дверь, замер.

– Минуточку, я занят!! – не поворачиваясь, бросил док.

Картина, которая приоткрылась мне на секунду, стоила, при всей неоднозначности ситуации, дорогого! Тамара, девушка 23 лет, как бы это сказать, сочная брюнетка со смуглой кожей и всеми вытекающими из этого обстоятельства мелочами, возлежала на массажном столе в абсолютном неглиже. Красно-розовая полоса от ожога пролегала прямо от левой груди до бедра и дальше пониже пупка в пах. Контрастное пятно на груди притягивало взгляд, оторваться было невозможно! Судовой врач Воронин смачивал спиртовым раствором кожу вокруг ее левого соска, аккурат прямо передо мной, замершим и остолбеневшим на некоторое время от красоты лежащего передо мной тела. Где-то внизу живота потеплело, потом опалило всего снизу доверху, и я поплыл.

– Прошу прощения, я только узнать, как дела! – прохрипел я, изрядно смутившись. Да, в суете текучки, рабочих проблем и прочих мелочей порой и не разглядеть человека, а тут такое тело…

Я прикрыл дверь и убрался восвояси.

Вечером док Воронин в кают-компании не очень громко сказал, но все услышали:

– Василий Михайлович, а вы же по штатному расписанию в случае гибели врача должны меня заменить на боевом посту! Вы помните про это?

– Конечно, помню, сдавал зачеты по медицинскому минимуму!

– А сегодня вы хотели «практику» пройти, что ли?!

Окружающие уже давились смешками…

– А чего так быстро убежали?! Тамара была не против, чтобы вы ей лично обработали кожные покровы!.. – Последняя фраза уже была под гогот старшего механика и начальника радиостанции, поддерживаемого всеми питающимися в этот час в кают-компании.

С Тамарой, слава господу, все обошлось. Через несколько дней она уже вышла на смену, и Таня, судовой повар, наконец вздохнула с облегчением.

Мы пришли в точку вовремя. Запуск прошел штатно, то есть космический объект вышел на орбиту без замечаний, корабли на морских точках отнаблюдали это тоже без замечаний и отстояли свою вахту, молча и незаметно. Днем солнце палило нестерпимо, на небе ни облачка, команда занималась своими повседневными делами.

Отработали поставленную задачу на пятерку! По крайней мере, так сказало командование в благодарственной телеграмме. Александр Евгеньевич зачитал «телегу», полученную из штаба флота, на собрании личного состава. Затем командир возвестил о получении приказа следовать в базу Корейскими проливами. Для тех, кто понимает, это означало удлинение маршрута почти на четыре-пять дней, в зависимости от погоды. Помполит Кузьмич, воспользовавшись поводом, тут же провел беседу с командой о важности понимания остающейся всегда сложной обстановки в Мировом океане и особенно на Корейском полуострове. С северо-востока прямо на Сангарский пролив шел циклон или, как мы его называем на Дальнем востоке, тайфун. Мы уже его обнаружили и следили за тем, как он стремительно приближался к Японии. Расходились после собрания в приподнятом настроении, все-таки домой идем, да за счет удлинения маршрута, благодаря ухудшающимся метеоусловиям, в валютной зоне будем лишних три дня! А что до циклона, да сколько мы еще их не видели?! Может, и этот не увидим!

Я собрал боцманскую команду на главной палубе перед надстройкой и вместе с боцманом Картузовым испортил всем матросам мироощущение. Командование подарило нам несколько дополнительных дней, поэтому попробуем использовать их с толком. Предстояло убрать небольшую ржавчину и подкрасить внешние борта, обновить белую надстройку и надписи названия судна – в общем, навести марафет, чтобы предстать во Владивостоке во всей красе. Это требовало немало усилий и, конечно, времени. Белов тут же стал канючить:

– Ну вот, опять все опытные и бывалые (намек на Белова и Алимова, которые работали здесь уже пятый год) будут болтаться за бортом на плоту и красить эти постоянно ржавеющие подтеки! А молодежь, значит, будет прохлаждаться с кисточками у надстройки? – Намек все поняли.

Молодой матрос Алексей Жилдин, которого в момент его поступления на судно после окончания мореходки сразу послали пилить якорную лапу, тут же откликнулся:

– А чего я, я, что ли, молодежь? Я готов тоже за борт и красить!..

– Ага! Щас! Разбежался! – Картузов, зыркнув глазами, продолжил: – Жилдин, пойдете красить ваш любимый якорь! Белов и Алимов, ребята, кто, если не вы, сделает наш пароход красивым?! Давайте на покраску бортов, а остальные обеспечивают вас материалами и находятся на внутреннем контуре, работы всем хватит!

Палубная команда со смешками разошлась по местам. «Пилить якорь» – это была одна из боцманских шуточек. Молодого матроса палубной команды, как правило, так проверяли на «врубаемость» и лояльность. Кто-то из старших, в этот раз Саша Белов, попросил молодого (по стажу работы) Жилдина, так сказать, в виде исключения, потому как это очень сложная задача – отпилить якорную лапу. Имелся в виду запасной якорь Холла, который стоял прямо на главной палубе, рядом с носовым спардеком (верхняя палуба, располагающаяся выше главной палубы), высотой со взрослого мужика, весом полторы тонны и толщиной лап примерно по 30 сантиметров из хорошей, качественной чугунины. Гидрографические суда комплектовались таким запасным якорем на случай обрыва цепи или потери основного якоря с возможностью его замены прямо в море.

Почти десять из десяти новичков, попадавших впервые на судно, сразу бросались с воодушевлением выполнять задание и пилили ножовкой по металлу чугунную лапу якоря. Через какое-то время многие понимали, что попали в розыгрыш, однако особо одаренные пилили несколько часов, удрученно меняя испорченные ножовки! Таким же оказался и Жилдин, который пилил лапу долго и смог даже ей нанести некоторый ущерб, поцарапал лапу! После этого его прозвали «Жи́лой».

Как-то Картузов поручил ему очистить от старых пятен краски, вымыть и высушить на палубе резиновую надувную лодку, которая часто использовалась для различных целей, в том числе для покраски внешнего борта судна. Жила разложил лодку на палубе и давай ее тереть металлической щеткой, предполагая таким образом очистить прилипшие капли краски и сурикового грунта. Конечно, лодка была продырявлена сразу в нескольких местах. Дракон дал ему в «трибогадедадушумать»! Однако напрасно, лодка была уже безнадежно испорчена, о чем, уважаемый читатель, вы помните, как мы чуть не опозорились при операции с «Челюскиным».