Библиотека нашлась на втором этаже клуба. На открытой двери была и табличка с именем ее заведующего - Толстова Ивана Сергеевича. Но к книжным полкам я даже не пошел - мое внимание сразу привлек стол библиотекаря. Там лежала тетрадь с густо исписанными страницами, а рядом алели пятна засохшей крови. И валялся пистолет, в котором я без труда узнал "макаров". Еще на столе были четыре стрелянные гильзы, а подойдя ближе я заметил другие три на полу. И вновь ни тела, ни скелета... Лишь ставшая уже привычной находкой пустая скомканная одежда. Может хоть эти записи прольют свет на разыгравшуюся здесь таинственную трагедию. Я осторожно сел на стул, переложив на стол смятый костюм, и, включив фонарик, стал читать.
"Не знаю, зачем я пишу сейчас эти строки... Ведь их не прочитают "археологи будущего" или хоть кто-то еще из живых. Наверно это просто давняя привычка разговаривать сам с собой через дневниковые записи, возможно, я хочу оставить после себя хоть какой-то след, даже если его никто не найдет, может просто попытка сохранить здравый рассудок в последние минуты моей жизни и не податься отчаянию... Впрочем, в моей душе теплится крохотная надежда, что кто-то все же прочитает когда-нибудь эти строки. Раз в этом чистилище появились мы, то почему ж тут не может появиться потом еще кто-то? Надеюсь, что тогда эти строки уберегут их или хотя бы предупредят о живущем тут дьяволе..."
У меня внезапно пересохло во рту. Глотнув воды из фляги и положив рядом на стол "Дракона", что б его можно было быстро схватить, я углубился в чтение снова.
"Никто из здравомыслящих людей не сомневался, что новая мировая война все равно будет. Хоть и получилось ее избежать в бурные тридцатые-сороковые годы, когда казалось, что мир катится в тартарары. Но тогда удалось ограничиться несколькими мелкими и крупными, но все ж местными войнами. Они, однако, не решили всех противоречий и обид, оставшихся с Великой войны, зато перекроили политическую карту мира и заложили основу для новых конфликтов. Скажем, Тихоокеанская Конфедерация враждовала с двумя империями - Европейской Священной и Японской. Последние при этом были и врагами Атлантического Альянса с Советским Союзом. Между же Конфедерацией, Союзом и Альянсом были то сотрудничество с торговлей, то бряцание оружием. Появление и применение атомных бомб в конце сороковых ужаснуло на время весь мир, но ведь никто не мог позволить себе не владеть таким оружием, когда у врагов оно есть или будет. Разведка с наукой сработали прекрасно, и атомные, а потом и ядерные арсеналы появились у всех великих держав. На Ближнем Востоке, в Африке и Латинской Америке страсти кипели почти постоянно - то политические кризисы, то боевые действия. В буферных странах Восточной Европы было спокойнее, но там жили в вечной ситуации "между молотом и наковальней".
Не "рвануть" просто не могло. Вот оно и рвануло... Удивительно еще, что так поздно - только двадцать шестого августа семьдесят восьмого года, когда Япония начала боевые действия против Тихоокеанской Конфедерации, последнюю почти сразу поддержал Альянс, а против него выступила СЕИ. Была надежда сначала, что СССР останется в стороне от этого безумия, но не получилось - японцы нанесли удар по нашему конвою. Вроде бы как по ошибке, но это уже не имело значения... Горячие головы из нашего Тихоокеанского флота "приняли ответные меры", переговоры же о мирном урегулировании произошедшего были сорваны, не успев толком начаться.
Частичная мобилизация была объявлена еще до этого. Из нашего Приозерного забрали сорок восемь резервистов-первоочередников, завезли дополнительные припасы... И все же все надеялись, что обойдется, в крайнем случае все ограничится действиями флота. Увы... Через два дня на горизонте выросли ядерные грибы... А потом и над нами полыхнуло, как любили писать в книгах и газетах "ярче тысячи солнц". Я еще успел подумать, что, мол, все, конец настал. И тьма...
Но потом вдруг очнулся... Не успел толком прийти в себя, как выскочил из клуба на улицу, услышав громкие крики. Оказалось, горела одна из пятиэтажек, да и двухэтажка разрушилась, в частном секторе тоже были пожары и разрушения. Тушили всем миром. Отдельного-то пожарного депо у нас не было, небольшая пожарная часть да, но десяток пожарных с одной машиной не справился бы. Тогда много погибло - почти полторы сотни... С другой стороны, нас всех должно было превратить в пыль, а так - семьсот семьдесят с лишним человек в живых осталось... Вообще, если бы не товарищ Кузнецов, председатель нашего совета, и не товарищ Ковалев, начальник поселковой милиции, все могло бы быть много хуже. А они и панику пресекли, и спасательные работы четко организовали.
Но после того тушения пожаров и разгребания завалов, вдруг встал вопрос - а что произошло? Почему мы не сгорели в ядерном пламени? И где, собственно, мы? Вроде вокруг все родное и знакомое, но при этом и ощущалось что-то странное, чужеродное. Ветра не было вообще. Небо... Низкое, без следа Солнца, затянутое какой-то слабо светящейся мутью как в ненастный вечер, оно давило на сознание. В общем, ничего не понятно, а от этого и страшно... Но любопытство любопытством, а насущные задачи надо было решать в первую очередь. Похороны, помощь раненым и обожженным, попытки запустить ТЭЦ - все это заняло много часов. Вскоре стало ясно, что тут нет смены дня и ночи, даже спустя восемь часов остался все тот же сумрак. На общем сходе решили отправить разведчиков. Пошли трое - один милиционер и пара охотников-рыболовов, знавших тут все тропки. Пока их не было, Кузнецов с Ковалевым подсчитывали запасы, а митинги шли один за другим. С припасами все оказалось неплохо. В магазинном складе и "чрезвычайных запасах" оказалось достаточно консервов, круп, муки, сахара, соли, чая, керосина и прочего, чтобы при разумном нормированном распределении прожить месяца три без голода. К тому же у большинства имелись и личные запасы всего этого на подобный случай. Живность, которая была в частном секторе, объявили подлежащей новой коллективизации. К сожалению, коров и лошадей там не нашлось, но коз, овец, свиней, различной домашней птицы и кроликов, набралось немало. Нашлось и разное зерно, картофель для посадки, семена овощей. Все в меньшем количестве, чем хотелось бы, но все ж. Посыльный от разведчиков пришел уже через несколько часов удивительно мрачный, хотя и с прекрасными новостями, сообщив что и птицефабрика, и совхозные сады, где работали почти все жители Приозерного, остались целы. Немедленно организовали авральные работы по спасению птиц и сбору оставшихся яблок. Положение с едой теперь заметно улучшилось. Птиц вынесли очень много, так что частникам все-таки досталось по десятку-полтора кур и уток. Яблок тоже запасли неплохо. Вот только радость от этого отравлялась сильным страхом - никто не понимал, что происходит. Нет ветра, нет смены дня и ночи, вечный сумрак. ТЭЦ смогли запустить, но топлива для нее было мало, с канализацией тоже начались проблемы. Люди были растеряны, не знали, что думать, на что надеяться, к чему стремиться. Но тут вернулись разведчики, которые были мрачны и подавлены.
Прежде всего они сразу обратили внимание на то, что компасы перестали работать - их стрелки просто не вращались. Пока они шли по дороге это не было проблемой, но пугало, так как никак не объяснялось никакими природными явлениями. Однако далеко они не ушли. Менее, чем в сутках ходьбы от птицефабрики и совхоза дорога преграждалась какой-то непреодолимой стеной, за которой клубился непроглядный, хоть и светящийся туман. Попытки ее обойти оказались неудачными. Пойдя налево, они довольно быстро уткнулись в стену леса, а при неработающих компасах в здешнем сумраке продираться сквозь чащобу грозило нешуточным риском заблудиться. А справа было озеро, и никакой возможность его переплыть... Хотя в бинокль они различили, что стена тумана идет по берегу озера и скрывается где-то вдали во тьме.