Как ни странно, но людей эти новости успокоили. Бомбардировок явно больше опасаться, так что можно было сосредоточиться на насущных делах. А произошедшее объяснили неким "гениальным изобретением великих советских ученых, которое держали в строжайшем секрете, чтобы проклятые империалисты ничего не заподозрили раньше времени". Разумеется, в это верили далеко не все, включая Кузнецова, Ковалева и меня, но мы молчали - спокойствие людей было важнее.
Потянулись долгие часы "сумрачной жизни"... Нельзя было даже сказать "дни" из-за их отсутствия. Вообще "сохранение" точного времени оказалось для нас сложной задачей. Пришлось назначить особых "дежурных по времени" которые следили за несколькими самыми точными часами поселка и вычисляли правильное время и дату. Основная же часть населения поселка теперь занималась уходом за живностью и попытками вырастить хлеб-овощи-картошку-зелень, но последнее получалось плохо. Вот с рыбалкой проблем не было.
Вообще, худо-бедно, но, жили, конечно... Вот только прежний оптимизм и надежды, что купол скоро исчезнет, стремительно таяли. Все были готовы потом терпеть лишения и упорно трудиться, восстанавливая родную землю, но хотелось солнца и ясных перспектив! А вместо этого вечный полумрак и не менее туманные перспективы. Наше руководство делало все, чтобы отвлечь и ободрить людей. Например, все ж организовало масштабное исследование доступной нам территории. Оказалось, это что-то вроде круга, который от края до края можно пройти за примерно дня три. В основном озеро да лес с нашей местной недоброй славы Лысой Горой недалеко от поселка. К ней и подходить даже не стали. Зато нашли еще пару удаленных от поселка хуторов с людьми. Земли для пахоты было мало, но ее бы хватило, вот только росло все плохо. Хорошо еще, что скотина и птица не голодала - с травой ничего не случилось, плюс корма с птицефабрики.
В общем, больше месяца жили хлопотно и безрадостно, но спокойно. А потом... А потом стали пропадать люди. Первыми стали два пастуха. Они не вернулись вовремя с живностью. Когда пошел четвертый час задержки, отправились их искать... Однако нашли лишь одежду пустую. Ни крови, ни частей тел - только скомканная одежда... Кто-то предположил, что они отправились купаться, да утонули... Тогда это казалось самым логичным утверждением, хотя от того места до озера было далековато, да и скомканность одежды выглядела странной. Да и тел потом так и не нашли...
Но это было только начало... С этих пор люди стали пропадать регулярно - после них оставалась лишь одежда. Сначала это происходило в частном секторе, потом стало случаться и в основном поселке. Люди слышали или громкие шаги, или невнятное бормотание, и, если кто-то шел смотреть, то бесследно исчезал... Ни криков, ни звуков борьбы, просто вот был человек, а через час найдут его одежду метрах в ста.
Не зря говорят, что в любом бедствии страшнее всего паника... Я видел это своими глазами... Сначала все подумали, что среди нас завелся серийный убийца. Расследование, предпринятое Ковалевым, ничего не дало. Да и что оно могло б показать без всяких улик? Люди вооружались чем могли, смотрели друг на друга как на врагов, выискивали малейшие подозрительные моменты в поведении соседей. Когда произошло несколько убийств только из-за "а мне показалось" наши власти организовали патрулирование поселка милиционерами и дружинниками. На пару дней все вроде бы успокоилось, но потом... Исчез один патруль, от которого затем снова нашли лишь одежду и оружие... Тут уж паника переросла просто в безумие. Половина поселка просто попыталась сбежать. А только вот куда отсюда сбежишь-то? В итоге беглецы просто метались по округе... Ни к чему хорошему это не привело, конечно. Многих поразила странная эпидемия - их нашли в странном летаргическом состоянии. Не мертвые и не живые. Хоронить явно рано, а вывести из этого состояния не получается. Их относили в одну из палат нашей больницы, укладывая вскоре прямо на пол. Но оставшиеся врачи и медсестры не могли ни заставить таких людей очнуться, ни предотвратить новые случаи летаргии...
Итогом всего стала всеобщая апатия. Люди стали жить практически механически, разве что дети, хоть и притихли из-за всего, но сохранили энергию и жажду жизни. В отличии от взрослых, они были все еще частыми гостями в моей библиотеке. Меня очень радовали еще не угасший блеск их глаз, любопытство, азарт... Но очень пугало их будущее... Если б не эта неведомая напасть, то, вероятно, удалось бы обеспечить сносную жизнь поселка хотя б на несколько лет, а там кто знает, что произошло б. Но вот теперь... Но я все равно пытался их приободрить, предостеречь, научить справляться с напастью.
Не то, чтобы я знал, с чем мы столкнулись. Нет, конечно, больше остальных я не знал, но... Было у меня странное ощущение, иррациональное такое.... Недостойное советского человека. Но ощущение от всего происходящее было очень какое-то мистическое, мрачно-сказочное как от некоторых народных историй или "Вия" с "Вечерами" Николая Васильевича, "Божественной комедии" Данте. Я говорю даже о самом факте попадания сюда. Мне это место сразу показалось каким-то чистилищем. Для ада здесь было сначала недостаточно мрачно и опасно, а райской благодати нет тем паче. Когда я это понял, то, конечно ж, не стал делиться такими мыслями с другими, меня бы не только не поняли, но и как минимум посмеялись бы над этим, а то и заклеймили б меня как отсталого ретрограда-клерикала. Впрочем, изменить-то все равно ничего было нельзя, так что я молчал и наблюдал, что будет дальше. Но когда начались исчезновения людей, пожалуй, более всего так сказать морально к этому был готов именно я. Поразмыслив, я решил взять для своей защиты метод Хомы. Круг, очерченный мелом да с молитвой. Сложнее всего было с последней. Церкви в нашем Приозерном, понятно, никогда и не было, как и церковных книг в библиотеке. Пришлось вспоминать, чему меня в раннем детстве пыталась учить бабушка, да и пролистывать классику в поисках всех упоминаний о молитвах. "Отче наш" я, по крайней мере, выучить смог. И на ночь я стал на полу дома или библиотеки чертить меловый круг под молитву, а внутри него устраивать лежанку для сна. Наверно это выглядело глупо и большинство решило б, что я сошел с ума, но... Однажды это спасло меня. Это было еще в начале исчезновения людей, когда почти все еще верили в маньяка. Тогда я пережил одну из самых страшных ночей в моей жизни, после которой я полностью поседел. Как и Хома. Вот только я чувствовал себя тогда натуральным дошкольником, который неожиданно столкнулся ночью с "всамделишным бабайкой из шкафа"... Ночевал я тогда в этой самой комнате, я вообще стал куда больше проводить времени в библиотеке, чем дома, где было одиноко, грустно и, чего греха таить, страшно. Тут было спокойнее. В ту ночь мы были в клубе вдвоем, как обычно. Я и сторож Захар Прокофьевич или дед Захар, как его все называли. Поговорили немного в его сторожке на первом этаже, попили чаю, да и стали готовиться ко сну. Он остался у себя, а я пошел в библиотеку, начертил круг, сделал лежанку, заснул... Проснулся внезапно, как от толчка. Вокруг тишина, и какая-то МЕРТВАЯ тишина... И ощущение подступающего ужаса... Потом внезапно раздались шаги.... Громкие, даже грохочущие, они начались где-то на лестнице. Захар Прокофьевич так ходить, понятно, не мог. А кто еще мог быть в клубе в это время? Хотелось вскочить, броситься к окну, позвать на помощь... Но ужас парализовал и не дал встать. И похоже меня это и спасло. А тем временем шаги приближались, но как-то неспешно, а я вдруг с ужасом понял, что дверь-то не запер на щеколду и даже плотно не закрыл... Но вставать сейчас было б уже сущей глупостью. Да и тело, честно говоря, не слушалось. Потом... Дверь не скрипнула, не открылась, но возникло ощущение, что в комнату что-то вошло. Именно "что-то" - не было слышно дыхания, да и вообще каких-то звуков как у любого живого существа, лишь шорохи и шаги, на этот раз тихие, подкрадывающиеся. На границе круга появилась тень или, скорее, клубок мрака, который пытался преодолеть ее и не мог. И все это в полной тишине, гробовой, можно сказать. Моя состояние в тот момент можно описать как всепоглощающий ужас. И... Чисто по-детски я закрылся одеялом с головой и забормотал молитву. Шорохи, шаги и тишина... Убрать одеяло решился не скоро - ничего и никого вокруг уже не было. Но встал только когда услышал голоса людей на улице и внизу. От Захара Прокофьевича, как и от других жертв, осталась лишь одежда... Я сказал, что ничего не видел и не слышал, прекрасно понимая, что мне никто и никогда не поверит, сочтя как минимум сумасшедшим, а то и тем самым маньяком. В ответ меня просто подвели к зеркалу в фойе клуба, взглянув в которое я отшатнулся - оттуда на меня посмотрел совершенно седой старик с безумным взглядом. Я долго не мог поверить, что это я. Меня, конечно, успокоили и отпоили чаем, но вопросы-то не прекратились, а ответить на них я так и не мог. С расспросами от меня отстали в итоге, но отношение стало крайне подозрительным. За мной стали следить, тайно, конечно. Впрочем, это было легкой задачей - из клуба я разве что в столовую выходил. Думаю, мои ухищрения с меловым кругом быстро перестали быть тайной. Но, вероятно, это и убедило всех, что я стал тихим помешанным. Иногда и я сам думал, что это так. Даже днем, когда я сидел в тиши библиотеки я слышал в пустых коридорах клуба шорохи, шаги, постукивания. Сейчас я уверен, что та тварь пыталась меня выманить к себе, а может и свести с ума по-настоящему или внушить панику. Как я сейчас понимаю, она хоть питается живой плотью, но очень любит страх своих жертв, может это как приправа для нее, не знаю... Я держался, хоть и с трудом. А в это время стали происходить описанные выше события. И обо мне забыли. Да и остальные теперь мало чем отличались от меня с вечным страхом в глазах. И все ж как-то товарищ Кузнецов позвал меня к себе, угостил чаем с вареньем из старых запасов, долго расспрашивал о здоровье, проблемах и нуждах, а потом прямо спросил насчет моего мнения о происходящем. Н это я ответил одной цитатой: "Берегитесь трясины, люди, берегитесь болот ночью, когда синие огни собираются и начинают пляски на самых гиблых местах. Там часто увидите вы двадцать всадников на вороных дрыкгантах. И главный всадник мчится впереди всех. Шляпа с загнутыми полями надвинута на глаза. Не бряцают мечи, не ржут кони. Только изредка откуда-то издали доносится пение рога. Развеваются гривы, болотные огни мерцают под копытами коней. По вереску, по гиблой трясине скачет дикая охота и будет скакать до тех пор, пока существует мир".
