Джуит усмехается и сжимает член мальчика. Не так, как Унгар. Здесь все свои. Он заводит машину и отжимает ручной тормоз.

— Только не кончай прямо здесь, ладно? Ты не хочешь закрыть дверь?

— Господи. — Лэрри смеётся и захлопывает дверь. — Я такой рассеянный.

Джуит разворачивается и выезжает на мерцающий бульвар.

— Послушай, — говорит Лэрри, — я не могу остаться надолго. До твоего дома так далеко. Полчаса туда, полчаса обратно. Давай поедем куда-нибудь поближе.

Джуит увеличивает скорость, и машина проносится по улице.

— В мотель? У меня есть деньги. Я заплачу.

— Ну, будь по-твоему, — говорит Джуит.

Высокое белое здание больницы, что на холме, то самое, где Джуит разыскивал Сьюзан в зале лечебной физкультуры среди калек, снаружи совершенно не изменилось. Внутри на стенах вестибюлей и коридоров висят жизнерадостные разноцветные стенды и пастельные миниатюры. Прежний казённый интерьер, где всё было либо белым, либо коричневым, заменили современные сестринские посты и комнаты ожидания. В альковах и холлах стоят хранящие прохладу комнатные растения. Однако, больничный запах остался прежним.

Никакого права испытывать неприязнь к больнице у него нет. Однако он испытывает её, потому что Сьюзан уже никогда отсюда не выйдет. Именно поэтому её сняли с учёта в Медицинском центре Университета, куда он столько раз отвозил её в начале года, когда зловещая хватка болезни была крепка. Теперь её прикрепили к этой больнице. Ей переливали кровь. Однако, все тромбоциты, которые у неё были, погибли. И новые не появятся. Теперь в Медицинском центре ей уже не могут оказать такой помощи, которую не могли бы оказать в обычной больнице. Кроме того, сама она хочет быть ближе к дому.

Ночь. Он читал ей вслух. Бледная и истощённая, она лежит в постели. Над кроватью висит флакон с жидкостью, по прозрачной резиновой трубочке в её вену сочится здоровье. Но всё напрасно. Она дремлет, пробуждается, дремлет снова, порою мягко посапывая. Однажды, должно быть, сквозь сон, она простонала, что у неё першит в горле, детским, капризным голосом. В горле у неё стало першить ещё до того, как она позвонила на скорую помощь — ни об этой простуде, ни о том, что вернулись слабость, носовые кровотечения и синяки она ни словом ему не обмолвилась. Она не желала принять того, что с нею происходило. Рассказав ему, она заглянула бы правде в глаза. Ему или кому-нибудь другому. Он закрывает книгу, закладывает её пальцем и ждёт, когда она подаст знак, чтобы он продолжал.

По коридору, цокая каблуками и шурша накрахмаленными халатами, проходят сёстры. Смуглые и чернокожие санитары провозят мимо палаты каретки с бельём и едой. Каретки с лекарствами издают нежный звон. Откуда-то из коридора доносятся звуки телевизора. На сестринском посту время от времени дребезжит телефон. Пищат электронные сигналы. Похоже, что Сьюзан заснула. Он смотрит на часы. Скоро его попросят уйти. Он встаёт с маленького креслица и потягивается. Длительное сидение утомило его. Он кладёт книжку на тумбу, оклеенную плёнкой под дерево, и собирается уходить. — Оливер, — Сьюзан протягивает к нему руку.

Он берёт её руку, точнее то, что осталось от руки, кожу да кости. Она улыбается ему сухими растрескавшимися губами. Голос её слаб.

— Все эти годы я была так глупа, что теперь мне стыдно. Я имела полное право здесь находиться. Как и все остальные. — Больше, чем остальные. — Он наклоняется и целует её в лоб. — Держись. Увидимся завтра.

В кресле Джуита сидит Долан. Джуит видит его с порога и не верит своим глазам. Его широкополая шляпа сдвинута на затылок. Он наклоняет свою плешивую голову и смотрит, что лежит на чайном столике. У его локтя стоит бокал с виски. Изо рта торчит сигарета. Он смотрит на Джуита сквозь дым, откидывается в кресле и улыбается. Как он похож на Билла! Как он похож на Лэрри! Правда, обрюзгших и опустившихся. Пепел с его сигареты падает на его бархатную фиолетовую ковбойскую рубашку.

— Какого чёрта ты здесь делаешь? — Джуит указывает ему на открытую дверь. — Убирайся. Как ты сюда попал?

Долан вытягивает ногу, лезет в карман брюк и достаёт оттуда ключ.

— Ты сделал его для Лэрри. А я одолжил.

Джуит закрывает дверь.

— Я смотрю, ты уже забыл о том, как вляпался прошлый раз, когда одалживал ключ. Я думал, этот урок пойдёт тебе на пользу.

Долан почесал рёбра.

— Тебе лучше не вспоминать об этом сегодня. Тебе не стоило лезть в это дело. Разве я когда-нибудь тебе гадил?

— Долго рассказывать.

Джуит устало заходит в комнату и ступает в круг, очерченный на полу светом лампы. Он мрачно смотрит на то, что лежит на столе.

— Что это ты делаешь с моими банковскими документами?

Здесь лежит его чековая книжка. Его сберкнижка. Здесь абсолютно всё.

— А что мой шестнадцатилетний пацан делает с ключом от твоей квартиры? — злобно ухмыляется мясистое лицо Долана. — Мы ведь оба знаем ответ, не так ли?

Джуит садится в кресло Билла.

— Зачем старому извращенцу заезжать на хорошенькую работку к симпатичному мальчику и три-четыре раза в неделю возить его по мотелям? Это любому дураку ясно. — Лэрри тебе этого не говорил, — отвечает Джуит.

Долан резко качнул головой.

— Мне сказал Ньютон.

Он сделал большой глоток виски.

— С Лэрри у нас мало общего. А с Ньютоном мы, — усмехается он, — как две горошинки из одного стручка. Ему только двенадцать, и ему не разрешается поздно гулять. Шерри Ли всё время задаёт ему трёпку. Она-то знает, он мальчик умный. Она хочет, чтоб он учился. Но он гуляет. Где он только не рассекает на велике, который я ему купил. Он то и видел, как вы с Лэрри приехали в Вэлли Оукс. Вы были в восьмом номере. Он, конечно, ни о чём не догадался. Но он решил, что об этом стоит сказать мне. Потому что в школе Лэрри сказал ему, что собирается куда-то в другое место — играть в баскетбол или что-то такое.

— Значит, Лэрри не знает, — говорит Джуит.

— А зачем ему знать? Это же не его вина. Ты сделал это с Билли и теперь делаешь это с Лэрри. Ты мужчина. А Лэрри ещё мальчик. В этом возрасте они все такие упрямые. Не мне об этом тебе рассказывать.

— Джуиту всё и так ясно без слов. Долан прав. Лэрри не виноват. Джуит впервые переспал с Биллом, когда тому было двадцать два. Ясно без слов, что Билл спал с мужчинами и до Джуита. Ясно без слов, что Лэрри найдёт себе после Джуита другого мужчину. Он идёт в тень, к бару, где наливает себе такой же большой бокал, как и у Долана.

— Чего ты хочешь? — спрашивает он.

— А всё, что тут лежит. Ты ведь у нас богатый мужик. Похоже, они платили тебе по семь тысяч баксов в неделю. Не больно честно, как по-твоему?

— Без признания Лэрри, — возвращаясь к свету, говорит Джуит, — ты не сможешь меня ни в чём обвинить. Заходить вместе в номер мотеля — это не преступление.

— В несколько номеров. А сколько раз он говорил нам, что будет играть в баскетбол с баптистами? — Долан берёт со стола конверт. — Ты, конечно, скажешь, что и это не важно. Важно, что люди делают за закрытой дверью.

Он протягивает Джуиту конверт. Джуит стоит посреди комнаты с бокалом виски в руке.

— Давай, открой его.

Джуит не притрагивается.

— Ладно, я сам открою. Смотри-ка, что у нас тут.

Он выкладывает на стол фотографии. Джуит смотрит на них и сразу же отворачивается. Они чёрно-белые. Освещение достаточное. На снимках Джуит и Лэрри. Голые. В постели. Даже не верится, что со стороны это выглядит так отвратительно. Долан собирает снимки, словно колоду карт, и засовывает обратно в конверт.

— Думаю, этого хватит, чтобы доказать.

Он ухмыляется Джуиту и засовывает конверт себе в карман.

— Это влетело мне в копеечку. Я не умею фотографировать и не умею пробираться в комнату незамеченным, когда там кто-то есть. Но я знал, что ты зашибаешь большие деньги. И знал, что есть частные детективы, которые всё это умеют. Они этим каждый день занимаются. Пришлось отвалить за это несколько сотен баксов.