– А мне повесть «Искушение» понравилась! – встает с места прозаик, Сергей Викторович и, прищурившись, обводит твердым взглядом зал. – Я её прочел с удовольствием! Был очень занят, поэтому читал постепенно, частями. Книга втягивает в себя, прямо сам перепроживаешь судьбы героев. Жизненно так получилось! И темы соединены неожиданно: любовница и… церковь с её канонами – интересно раскрыто. От того, что прочел, я в восторге! Стихи отлично раскрывают смысл переживаний героини, на текст ложатся легко. Все выверено, характеры героев раскрыты, есть развитие сюжета и этих самых характеров. Концовка изящная!

Только две минутки успеваю я радостно вздохнуть и мысленно поблагодарить Сергея Викторовича, а странный спектакль разворачивается дальше.

– Да-а-авайте я выступлю! – сиропным голосом тянет Валентина Чертанова. Меня ничуть не обманывает делано благожелательный тон, словно добрая тетушка собирается напутствовать непутевую племянницу:

– Татьяна пишет примити-и-ивно, на уровне ученицы десятого класса! – с наслаждением произносит Валя. – Человек не дает себе труда подумать, у неё, грубо говоря, нет никаких рассуждений, глубины нет во-о-обще! – растягивает она.

Круглые заготовленные слова, как гласные «о» падают мячиками на стол, на пол и, подпрыгивая, разлетаются во все стороны…

Вадим Леонидович вдруг перебивает Чертанову:

– Валя, ты же в отзыве написала, что у Татьяны уровень ученицы восьмого класса! Ты её уже «повысила» на целых два пункта?

От неожиданности я вздрагиваю, меня глубоко поражает, что Руководитель позволяет себе подобные замечания. Юмор юмором, но лучше бы понимать, насколько и где он уместен, тем более когда говорит человек, который возглавляет писательскую организацию. Валентина расплывается в улыбке:

– Когда я писала, злая была, уж не помню, отчего! Ну, так вот, продолжаю свою мысль о книгах Татьяны: допустим, я умею нарисовать до-о-омик и дерево рядом, но это не значит, что я худо-о-ожник! – добавляет Чертанова нотки благородного возмущения. – Считаю, что Татьяне, если можно так выразиться, рано в Союз писателей, ра-а-ано! И… она же пишет неплохие стихи, вступала бы как поэт!

Саму Валентину долго не принимали в Союз, к тому же некоторые её сторонились, уж больно характер крут, норовит сцепиться с каждым, кто хоть слово скажет поперек; были и претензии к её виршам. Вот и «мурыжили», но потом каким-то чудом проголосовали «за». Точнее, так: «за» были восемь человек, «против» – семь, ещё семь воздержались… У меня теплилась наивная надежда, что женщина, прошедшая столь трудный путь, поддержит другую женщину – меня. Размечталась!

Закончив свой спич, Чертанова, не выходя из роли доброй тетушки, обращается к Леонидычу:

– Можно я па-а-айду? Я сегодня, грубо говоря, ответственный дежурный в библиотеке!

– Конечно, идите! – бросает тот.

Валя собирает вещички и чинно направляется к лестнице, благо, спускаться проще.

Зачем она вообще приходила? Могла бы объяснить Руководителю, что сегодня занята, работает и что при голосовании просит засчитать свой голос против моей кандидатуры. Но как отказать себе в удовольствии «повозить кого-то физиономией по столу»?

«Интересно, что будет дальше?» – думаю я. Хотя не ожидала столь явного неприятия со стороны некоторых людей, меня не очень задели слова Валеры и Валентины. Почему? О, это отдельная история – «школа» была хорошая.

Долгое время мне везло на начальство! В газете «Наша правда», где я когда-то начинала работать корреспондентом, редактором был милейший человек. Умница, профессионал. Он и ответственный секретарь Владимир Александрович учили меня, каждый по-своему: первый – пряником, второй – «кнутом» своих замечаний, резковатых, но всегда по делу! Редактор мягко говорил мне: «Сходите на это совещание (мероприятие, собрание)! Украсьте его своим присутствием!» Я краснела, понимая: пока только и могу, что «посидеть» на совещании. А опыт приходил с годами… И вот уже наш строгий ответсек хвалит меня за большую статью, которую я написала, приехав из командировки – из дальнего села. Как сейчас помню заголовок – «Светлое завтра для Кристины и Алёнушки».

Потом я на десять лет превратилась в госслужащего – бывает. А директором департамента информационной и внутренней политики, где я служила, был как раз Сергей Павлович, он же – поэт, он же Друг. Департамент «держал марку» – здесь трудились и вправду образованные люди, профи! Мы работали со всеми средствами массовой информации, вели пресс-конференции с директорами департаментов. А какие праздники устраивали, какие капустники – театры могут позавидовать! У нас были свои авторы – сценарии в стихах писали – просто восторг!

И снова повезло с руководителем: Сергей Павлович всегда сдержан, интеллигентен, настоящий дипломат! «Нет!» говорил подчиненным так, что оно звучало, как «да!». Ногами ни на кого не топал, не ругал словами неприличными. Сейчас объясню, к чему я веду…

Такая нирвана продолжалась, пока я не пришла работать в газету «Вечерний Западносибирск». Говорили же мне умные люди, что там свой клан, что они «чужаков» не любят и не принимают, но обстоятельства сложились так, что пришлось уйти из департамента. И прямиком в объятия ответственного секретаря Анжелики Петровны, которой мы чуть раньше, как адепты информационной политики региона, давали поручения. Теперь ситуация изменилась с точностью до наоборот, и Анжелика стала моим начальником.

Нет, редактор в газете тоже был, но больше для близиру. Этакий свадебный генерал с русским именем Иван, и усы подходящие, и фамилия важная – Орлов. Иван Анатольевич, проще говоря, «Анатолич», заходил иногда посмотреть, как дела идут, порой планерку проведет или явится ровно к девяти утра, чтобы проинспектировать, кто пришел на работу вовремя. А пришли «полтора землекопа», потому как почти во все времена журналисты позволяли себе опаздывать. Так вот, редактор покричит, вроде как гайки закрутит, и всё, можно выдохнуть и расслабиться. Далее он уйдет на больничный или просто у него давление подскочит, или процедуры какие образуются в поликлинике, – в общем, на работе его скоро не увидишь. Правит всем Анжелика. Имя это ей подходит не больше, чем Златовласка. А вот Петровна – в десятку! Анжелика – высокая, мощная, громогласная; «бой-баба». Есть только одно правильное мнение – мнение Петровны.

Как ответсек, конечно, она просто находка. Профессионал, чего уж там! Всё помнит, держит в своих руках многочисленные нити, не только обычного, но даже сдвоенного номера газеты, который посвящен раскрытию очередной концепции развития региона или чего-то другого.

А вот как сотоварищ или собрат, Петровна «тяжеловата», особенно если ты чужак, коим я как раз и являлась. Поначалу я не могла уловить, чего же нас так «ударяет» друг о друга. Когда она правила мои тексты «по фактам», тут все было нормально, но как только она начинала вторгаться в эмоциональную сферу (а я не в отделе информации работала, я писала «на разворот», то есть статьи о людях, о чувствах, о жизни героев в трудных обстоятельствах), я понимала, что между нами – пропасть. Один случай объяснил мне многое и сразу. На редакционной вечеринке заговорили о детях. Анжелика, рассказывая о своем взрослом сыне, легко, напористо произнесла фразу:

– Бывает, я Витьке дам подзатыльник и говорю ему: «Ты что, идиот?»

– А-а-а… он не обижается? – протянула нежная Лера. – Он ведь у вас взрослый совсем!

– Так я же любя!

Тут у меня и случилось прозрение. Не говоря уже о том, что я не смогла бы сказать сыну «идиот», он бы мне вряд ли простил и это слово, и подзатыльник. Меня, например, родители не били никогда и ни разу на меня не кричали. А здесь я увидела совершенно другую модель отношений матери, образованной матери, которая наверняка считает себя интеллигентным человеком, и взрослого сына. Если уж там возможна грубость «из любви», чего тогда церемониться с другими людьми?!