Усадив нас за столик для переговоров, он прежде всего сообщил Морису, что это я попросил его устроить нашу совместную встречу, чтобы уладить одну небольшую проблему. В общем-то, это была не совсем настоящая ложь, а скорее, не совсем настоящая правда, поскольку одно из неписанных правил нашего правительства заключается в том, что когда в голову государственных служащих приходит хорошая идея, то заслуга приписывается министру. И это справедливо. Раз нас обвиняют за все их ошибки, неужели мы не заслуживаем похвалы за их хорошие идеи? Даже если такое случается совсем не часто!

Я согласно кивнул и подтвердил, что да, у нас возникла небольшая проблема. Морис сказал, что он готов оказать любую помощь.

– Суть проблемы заключается в том, – мягким тоном продолжил Хамфри, – что ЕЭС становится у нас весьма и весьма непопулярным.

– Он повернулся ко мне. – Разве нет, господин министр?

Ну с чем, с чем, а с этим никаких проблем.

– Да, – не раздумывая, подтвердил я.

– Возможно. И вы, само собой разумеется, хотели бы реанимировать любовь и уважение британцев к нашему Союзу? – поинтересовался Морис.

– Да! – позабыв о предупреждении, первым ответил я.

– Нет, – твердо возразил сэр Хамфри.

Поняв свой невольный промах, я торопливо повторил:

– Да-да, конечно же нет!

А про себя твердо решил не произносить больше ни слова, пока не станет ясным, что именно хотелось бы услышать от меня секретарю Кабинета.

Впрочем, Хамфри, как ни в чем не бывало, продолжил:

– Проблема, собственно, заключается в том, что, по мнению господина министра, если мы станем на сторону тех, кто выступает против ЕЭС, то получим куда больше голосов, чем в случае, если будем пытаться его защищать.

Тут он бросил на меня выразительный взгляд. Я с нескрываемым удовольствием согласился. Тем более что так оно и было на самом деле! Однако очень странным показались те удивление и даже страх, которые наша завуалированная и в общем-то довольно незначительная угроза вызвала у Мориса. С чего бы? Вряд ли для него это было чем-то новым.

– Но… но ведь ваше правительство приняло на себя твердые обязательства оказывать нам всяческую помощь и поддержку! – чуть ли не выкрикнул он, сверля меня горящими глазами. – Разве нет?

Я не знал, что отвечать, так как не уверен, чего конкретно ожидает от меня секретарь Кабинета. Но тот, как и раньше, снова пришел мне на выручку.

– Насколько мне известно мнение господина министра, обязательства нашего правительства ограничиваются концепцией Союза и соответствующего договора.

– Да, договора! – уверенно подтвердил я.

– Но они не включают в себя обязательства, связанные с определенными институтами власти… Или с их практической деятельностью. Или даже с деятельностью отдельных министров… Кажется, вы буквально несколько минут назад приводили мне конкретный пример, господин министр, не так ли? – Он выразительно на меня посмотрел, но, очевидно, заметив явную панику в моем взгляде, тут же добавил: – Связанный с производством еды… Неужели не помните?

Вот оно что! Теперь понятно.

– Конечно же, помню. – Я, слегка прищурившись, бросил на Мориса пронзительный взгляд. – Видите ли, недавно мне совершенно случайно довелось узнать, что один из ваших функционеров тратит все свое время только на то, чтобы платить фермерам хорошие деньги за производство как можно большего количества пищи, а его коллега, сидящий буквально в соседнем кабинете, тратит все свое время только на то, чтобы платить хорошие деньги тем же самым людям, чтобы они эту еду уничтожали!

Моя совершенно правдивая констатация абсолютно реального факта, похоже, еще больше разъярила Мориса.

– Это неправда!

Мы с сэром Хамфри оба были искренне удивлены. Столь откровенное отрицание очевидных фактов? Ведь они стали нам известны из, так сказать, первых уст.

– Действительно неправда? – поинтересовался Хамфри.

– Да, неправда, – подтвердил Морис, правда, как-то слишком охотно. – Его коллега не сидит «буквально в соседнем кабинете». И даже не на том самом этаже!

– Что ж, вполне возможно, – столь же охотно согласился Хамфри.

– Но у господина министра имеются сотни аналогичных примеров достаточно бессмысленной деятельности функционеров ЕЭС.

– Да, сотни, – повторил я, честно говоря, изо всех сил пытаясь припомнить хотя бы еще один…

– Да, вот еще что, Морис. Господин министр уже подумывает о том, что некоему члену Кабинета следовало бы начать сообщать о них британскому народу.

Вот теперь Морис, похоже, рассердился по-настоящему.

– Но это же недопустимо! – воскликнул он. – До такого не опустились бы даже итальянцы!

Прекрасно, подумал я и решил нанести ему убийственный удар.

– Но ведь итальянцев не заставляют называть «салями» «эмульсифицированной кишкой, набитой требухой с высоким содержанием жира».

Итак, карты выложены на стол. Интересно, примет ли Морис столь «крутую» подачу? Да, судя по всему, наживку сельхозкомиссар ЕЭС все-таки заглотил. Вместе с крючком! (Путанные метафоры Хэкера в очередной раз помогают нам понять интеллектуальный уровень одного из наших великих политических деятелей. – Ред.)

– Ну и что вы хотите предложить? – тщательно подбирая слова, поинтересовался Морис. – Мы ведь в любом случае обязаны проводить политику гармонизации, разве нет? Против чего, собственно, вы возражаете?

Против чего я возражаю? Понятия не имею. Наверное, все дело в названии: что вообще можно считать сосиской, если ее нельзя называть «сосиской»? А мы, британцы, должны иметь право называть ее «сосиской», только и всего…

Впрочем, Хамфри, оказывается, предусмотрел и это.

– Главное в политике – это правильно все представить, – назидательно произнес он. – Кто нам мешает называть нашу сосиску, скажем, «Британская сосиска»?

Прекрасная мысль! Просто отличная, ничего не скажешь. Морис тоже представил себе, как это будет звучать на языках ЕЭС, даже попробовал это озвучить и, похоже, вполне одобрил.

– М-м-м… да. Что ж, думаю, это вполне можно рекомендовать нашей Комиссии.

Не только можно, но и нужно. Отказываться от такого предложения было бы совсем неразумно.

На этом встреча закончилась. Мы пришли к единодушному соглашению, что ЕЭС все-таки на редкость правильная организация. На прощанье я даже расцеловал сельхозкомиссара в обе щеки.

После его ухода Хамфри и Бернард предложили мне провести пресс-конференцию для западноевропейских журналистов и сообщить им, что я наконец-то решил проблему «еврососиски».

В этом, конечно, есть определенный смысл, но у меня появилась идея получше. Ведь уже решенные проблемы никогда не «делают» новостей. Не говоря уж о том, что для прессы хорошая новость это плохая новость.

Так зачем же мне подставляться? Удачно решенная проблема с «еврососиской» не поднимет мой рейтинг – народ о ней ничего даже не знает, поэтому им вообще нет никакого дела, рейтинг я ее или нет. Нет, завтра я преподнесу журналистам настоящий сюрприз – поделюсь плохими новостями о какой-нибудь катастрофической проблеме. Не сомневаюсь, им это понравится. А еще через несколько дней, когда сообщу о ее триумфальном разрешении, сразу же стану героем!

Сегодня утром провел неофициальную встречу с европейскими корреспондентами.

Нет, лоббизм на самом деле на редкость полезный, если не сказать бесценный, инструмент власти. Газетные писаки всегда хотят первыми получить любые сенсационные новости, но при этом умудряются с крайней настороженностью принимать то, чем мы готовы с ними поделиться. Собравшись с духом, я не скрывая удовольствия, проинформировал их о назревающем скандале с Брюсселем. А поскольку они в любом случае рано или поздно об этом узнали бы, пообещал рассказать им все, что знаю. Прямо сейчас. Не откладывая этот «горячий» материал на потом. Они тут же клюнули на приманку!

– В соответствии с новыми правилами ЕЭС, господа журналисты, Брюссель твердо намерен упразднить нашу британскую сосиску.