– Только?…
– Пьесам, славословящим правительство.
Лично мне казалось, что они должны быть куда более интересными. И кроме того, почему театры считают возможным оскорблять премьер-министра и при этом рассчитывать на то, что он даст им больше денег? Впрочем, как объяснил Хамфри, для артистов это самое обычное дело.
– Скажете, неблагородно? Да, они приползают к правительству на коленях и грозят кулаками…
– И бьют меня по голове своей нищенской сумой.
– Простите, господин премьер-министр, но они не могут бить вас по голове, пока стоят на коленях, – с привычным для него пристрастием к педантизму поправил меня Бернард. – Либо вы сами должны встать на колени, либо у них должны быть необычно длинные руки. Но поскольку…
Я терпеливо ждал, молча слушая его обычную казуистическую абракадабру. Увы, это была часть той цены, которую мне время от времени приходилось платить за деловую эффективность своего главного личного секретаря. Как ни странно, но именно это навязчивое внимание к любого рода деталям и делает его, с одной стороны, чудовищно докучливым, а с другой – на редкость полезным. Когда он наконец-то закончил свою очередную тираду, я, кивнув ему головой, снова повернулся к Малькольму.
– Послушайте, а правда, что выделение денег на искусство практически не добавляет голосов избирателей?
– Само собой разумеется, господин премьер-министр, но если их не выделять, то… то жди чудовищной обратной рекламы…
Он прав, конечно. Хотя все это так несправедливо!
– Ну, не так уж несправедливо, господин премьер-министр, – рассудительно заметил секретарь Кабинета. Очевидно, имея в виду свои законные права собственника. – Ведь лоббисты от искусства являют собой основную часть образованного среднего класса. Это всего лишь один из немногих способов, которыми они могут вернуть себе хотя бы часть уплачиваемого ими подоходного налога. Скидки на кредиты по ипотеке, гранты на обучение детей, единовременные пенсионные выплаты и… дешевые, субсидированные правительством места в театре. Опера, балет, концерты… А надо ли их всего этого лишать?
– Хамфри, вы уклоняетесь от главной темы, – упрекнул я его.
– Ах, да, – согласно кивнул он. – Кстати, а в чем заключалась наша главная тема?
К сожалению, к тому времени у меня она тоже чуть ли не полностью выскочила из головы, поэтому Бернарду пришлось мне напомнить:
– Как не допустить, чтобы в своем воскресном выступлении Первый заместитель директора Национального театра допустил критику в адрес премьер-министра, то есть в настоящее время вас, господин премьер-министр.
– Да, так оно и есть! – Я резко повернулся к Хамфри. – И поскольку вы знаете его лично, то предлагаю вам с ним лично переговорить. Между делом напомните, что рыцарство, которого он со временем имеет законное право ожидать, целиком и полностью зависит от благосклонности премьер-министра.
Мое вполне разумное предложение Хамфри почему-то не вдохновило.
– Честно говоря, господин премьер-министр, проблема рыцарства, как он сам недавно признался мне, его совсем не интересует.
Глупо и даже странно слышать такое от секретаря Кабинета. Все они так отзываются о рыцарстве, но только до тех пор, пока эта заманчивая перспектива не оказывается на расстоянии вытянутой руки. Вот тогда они говорят и поступают совсем по-другому!
(Сэр Хамфри Эплби все-таки встретился с Саймоном Монком из Национального театра. За обедом в закрытом театральном Кафе, где их, во-первых, не увидят ненужные глаза, и, во-вторых, ценят как настоящих гурманов. Некоторые детали их беседы приводятся в относительно недавно изданной и, кстати, весьма популярной автобиографии Саймона Монка под интригующим названием «Звук и ярость». – Ред.)
«Мы встретились за обедом в нашем закрытом театральном кафе. Сэр Хамфри Эплби заранее позвонил мне, попросив найти место, где нас никто не сможет подслушать. Естественно, я предложил наше кафе. Там нас будет просто некому подслушивать.
Сэр Хамфри сообщил мне о сильном недовольстве нашего ПМ пьесами, в которых он, по его мнению, подвергается незаслуженным нападкам. Я порекомендовал секретарю Кабинета, так сказать, в частном порядке передать Хэкеру, что пьес, в которых деятельность премьер-министра характеризуется с положительной стороны, к сожалению, никто пока не предлагает. Хамфри, слегка улыбнувшись, выразил сомнение, что это хоть как-то поможет разрешить ситуацию.
Поскольку Хэкер – профессиональный политик и должен честно играть по установленным правилам, подобного рода „негативные“ пьесы надо рассматривать как всего лишь один из неизбежных крестов, которые ему суждено нести на своих плечах. В чем ему, положа руку на сердце, следует отдать должное…
Впрочем, Хамфри это совершенно не волновало.
– Он может спокойно взваливать на себя любое количество крестов, – с лукавой усмешкой заметил он. – До тех пор, пока они ставятся в нужной части избирательного бюллетеня.
Вообще-то проблемы Хэкера отнюдь не мои проблемы. В данный момент меня куда больше интересует размер гранта, запрошенного Советом по делам искусств не далее как в прошлом году. Точнее говоря, речь идет о дополнительных тридцати миллионах, только и всего.
– Мой дорогой Саймон. – Сэр Хамфри загадочно покачал головой. – Не думаете же вы, что я могу раскрыть точную цифру заранее? Тем более Первому заместителю директора Национального театра!
Конечно же, никто и не ожидал от него ничего подобного. Во всяком случае, в таких деталях… Поэтому я взял со стола вазу с хлебными палочками и предложил:
– Вот, попробуйте, пожалуйста.
Хамфри неторопливо выбрал три штуки и почему-то протянул их мне.
Я пришел в ужас.
– Только три?
Невероятно! – Кажется, это совершенно новая диета. – Секретарь Кабинета мрачно кивнул головой, как бы подтверждая важность сказанного. – Говорят, три хлебные палочки – это абсолютный максимум.
– Брутто или нетто? – поинтересовался я.
– Нетто.
Следующий вопрос был просто неизбежен, хотя ответ на него мне, признаться, слышать совершенно не хотелось.
– Ну, и сколько же, в конечном итоге, получит наш Национальный театр?
Сэр Хамфри с подчеркнутой торжественностью отломил приблизительно четверть от одной из хлебных палочек.
– Только четверть? Но это же катастрофа! Что можно сделать за четверть миллиона?! (Следует отметить, что в данном случае четверть миллиона фунтов стерлингов означала не всю сумму как таковую, а всего лишь прибавку в размере этой самой суммы. – Ред.)
– Саймон, мне трудно себе даже представить, откуда у вас такая цифра, – с невинным видом перебил меня Хамфри. Вообще-то он любит такого рода игрушки…
Поэтому пришлось настоятельно попросить его о помощи. Ведь проблема совсем нешуточная. Четверть миллиона – это не только меньше того абсолютного минимума, который, как мы заявили прессе, требуется, чтобы предотвратить неминуемую катастрофу – это даже ниже реального минимума, остро необходимого для предотвращения неминуемой катастрофы.
Первая реакция сэра Хамфри, как и следовало ожидать, была демонстративно отрицательной.
– Хотя я и член Совета управляющих вашего театра, моя абсолютная лояльность распространяется прежде всего на правительство и самого премьер-министра, – горделиво заявил он. Впрочем, это тоже оказалось всего лишь очередной из обычных для него игрушек, поскольку он тут же продолжил: – Хотелось бы также особо отметить, что здесь я в основном представляю интересы ПМ. Так вот, определенные нюансы в данном вопросе могут поставить его в несколько неудобное положение. Соответственно, действуя, так сказать, от имени и по поручению, я просил бы вас рассмотреть их со всей надлежащей внимательностью.
Я с готовностью вытащил из внутреннего кармана свою специальную записную книжку. Похоже, все обстояло не так уж и плохо.
Он довольно улыбнулся.
– Как нам стало известно, вам доверена честь официально представить премьер-министра на торжественной церемонии по поводу присуждения театральных наград. Так вот, Номер 10 был бы очень признателен, если бы вы сочли возможным заблаговременно прислать нам текст вашего выступления.
– Для официального утверждения?
– Ну что вы?… Скорее, для разумно-сбалансированной информации. Господину премьер-министру совсем не хотелось бы, чтобы в вашем выступлении каким-либо образом подчеркивалась тема, скажем, скромного размера присуждаемого гранта. В частности, там не должно быть таких радикальных определений как, допустим: жалкий, нищенский, варварский, скупердяйский, убогий, ну и так далее, и тому подобное… – Я старательно записывал все это как можно точнее. Странно, но факт: секретари Кабинета по каким-то известным только им причинам предпочитали проговаривать наиболее важные пассажи как можно быстрее и как можно менее внятно. – Желательно было бы также выбросить оттуда любые ссылки на то, сколько выделяют на аналогичные цели правительства других стран.
Я попросил его уточнить цифры. Он тут же достал из кармана листок бумаги.
– Да, конечно же. Чтобы вы случайно их не упомянули.
– Случайно я их не упомяну, не беспокойтесь, – успокоил я его.
– И что самое главное, – резюмировал сэр Хамфри, – там не должно приводиться никаких, абсолютно никаких параллелей, во всяком случае, таково желание ПМ, между размером дополнительного финансирования, которое требуется вашему театру, и определенными суммами, которое наше правительство потратило в минувшем году на определенные проекты.
На этот раз он говорил даже более чем уклончиво, поэтому мне пришлось попросить его разъяснить мысль несколько поконкретней.
– Ну предположим, требуемая вами сумма составляет четыре миллиона. Только гипотетически, как сами понимаете, в виде примера, не более того. Тогда, как искренне надеется премьер-министр, вы, вполне возможно, не будете привлекать внимания к тому факту, что правительство не далее как в прошлом году потратило пять миллионов на приобретение радарного оборудования для суперсовременного истребителя, который к тому же совсем недавно списали. Или что министерство энергетики ухитрилось сделать запасы никому не нужных инвентарных ярлычков, как минимум, на ближайшую тысячу лет. Или что другое ведомство неизвестно для чего закупило несколько миллионов банок с витаминизированным напитком. Не говоря уж о миллиардах фунтов стерлингов, списанных за счет авиационной системы раннего оповещения „Нимрод“.
– Надо ли нам сделать что-нибудь еще? – механически спросил я, не поднимая глаз от блокнота.
– Нет-нет, это именно то, чего вам делать не надо! – лицемерно заметил он. – А вот что надо бы… так это организовать премьер-министру какую-нибудь награду. Естественно, по вашей части. И, само собой разумеется, заблаговременно известить его об этом. Чтобы получить согласие.
Да, задачка не из легких! Театральная награда для Хэкера? С какой, интересно, стати, какую именно и, главное, к чему? Единственно, что мне тогда приходило в голову, это присудить ему звание Мещанина года. Но ведь он даже не ходит в театр!
К моему искреннему удивлению, сэр Хамфри встал на его защиту. Причем весьма решительно.
– Не ходит, потому что не может. Боится дать лишний повод недоброжелателям из пишущей братии и карикатуристам. Например, он не смог пойти на „Месяц в деревне“, так как это способствовало бы появлению преждевременных и, значит, нежелательных слухов о предстоящих всеобщих выборах, не смог пойти на „Соперников“ из-за того, что на место ПМ претендует слишком много из его коллег по Кабинету, и уж никак не смог пойти на „Школу злословия“, опасаясь тем самым лишний раз напомнить электорату о том печальном факте, что его коллегу по Кабинету, министра по делам образования, застали в постели с директрисой частной школы, где обучалась его собственная дочь.
Бедный Хэкер. Мне стало почти жалко его.
– Ну а о „Враге народа“ Ибсена и говорить нечего… – Мог бы и не продолжать, все предельно ясно и без того. – Так вот, если бы вы могли дать ему какой-нибудь почетный, льстящий самолюбию титул, который приукрасил бы его имидж и добавил самоуважения, то…
Что конкретно, черт побери, он имел в виду? Лучший актер года? Месяца? Недели? Может, За лучшую роль по талантливому сокрытию закулисных трагедий? А что, почему бы и нет?
– Очень остроумно. – Хамфри довольно хихикнул. – Нет, скорее, более уместным было бы дать ему награду За лучшую комическую роль года.
Я осмелился пойти еще дальше.
– Тогда как насчет: За лучшую трагическую роль года?
– И то и другое! – согласился сэр Хамфри, и мы расстались, обоюдно довольные друг другом».
