Она кивнула.

– Вы очень молодая. Мне доктор Джоан говорила, что дочь будет оперировать стажер.

– Я не стажер. Я работала с детьми и проводила операции. Я кандидат на получение ученой степени и…

– А какая разница. Вы же планируете учиться на моей дочери.

Я почувствовала, как в Тайре закипает злость.

– Вы все неправильно поняли, Тайра. – я набрала полную грудь воздуха и постаралась сохранить хотя бы внешнее спокойствие, – Учиться я не буду. Я буду сдавать экзамен после десятков проведенных операций. Из-за вашей ситуации со страховкой мы только так можем помочь маленькой Вере. У вас же нет страховки?

Она отрицательно мотнула головой.

– Больница готова провести операцию без страховки за средства благотворителей, но для этого вам надо подписать бумаги, что вы согласны на экзаменационную операцию.

– А у меня есть выбор? – спросила Тайра с вызовом.

– Ну, если вы хотите больше мне доверять, я могу пригласить вас в качестве зрителя на одну из открытых операций перед госпитализацией Веры. Чтобы вы убедились в моей квалификации.

Я заметила, что ее злость буквально за секунду сменилась ужасной усталостью.

– Тайра, я понимаю ваши страхи и сомнения. Поверьте, я сделаю все, чтобы Вере стало лучше! Мы избавим ее от опухоли, и она скорее пойдет на поправку.

Вдруг Тайра начала плакать.

– Элизабет, помогите ей! Пожалуйста! Когда Вера заболела, муж ушел, сказав, что не хочет больше жить в семье с бракованным ребенком. А у меня их пятеро. Старший работает на мойке, чтобы мы как-то сводили концы с концами.

– Тайра, я обещаю, я помогу вам! Мне бы хотелось познакомиться с Верой, если вы не против.

Она кивнула и отвела меня в комнату к девочке. Вера лежала на кровати, которая вот-вот станет ей маленькой и листала книгу. Тут же стояла еще одна кровать, в которой лежал розовощекий карапуз и что-то лепетал по-своему.

– Привет, малышка! – сказала я, обращаясь к Вере.

– Здравствуйте. – ответила Вера очень тихо: я едва смогла ее расслышать.

– Как ты себя чувствуешь?

– Сегодня голова болит и слегка тошнит.

– Ты не будешь против, если я немного тебя послушаю?

Она кивнула.

Пока я осматривала ее, девочка показала мне любимую куклу и рассказала, что мечтает о розовом пони.

– Ну кто же в твоем возрасте не мечтал. Я тоже хотела, но голубого, чтобы у него было красное седло.

Я заговорчески подмигнула ей, а она захихикала.

– Часто у тебя болит голова, малышка?

– Последнее время чаще. Но я стараюсь не думать о боли – так мама учит.

– Мама говорит правильно, но мне бы хотелось, чтобы теперь каждый раз, когда будешь чувствовать себя плохо, ты говорила маме, а она будет вести дневник наблюдений. Хорошо?!

Девочка кивнула. Мы еще немного поболтали с Верой, я попрощалась с ней и обещала заходить в гости.

Перед уходом я выписала Тайре рецепт обезболивающих для девочки.

– У нас еще есть немного времени. После этого визита я оформлю документы, сделаю запрос, чтобы поставить операцию на начало весны. Раньше нам вряд ли даст разрешение страховая.

– Спасибо Элизабет! – она протянула ко мне руки и пожала. – Еще раз простите, что так все вышло. Я уже не знаю, что делать.

– Тайра, вам нужно заботиться о дочери. Когда мы согласуем сроки, предстоит длительная подготовка к операции. Наберитесь сил. Я постараюсь вам помочь.

Попрощавшись, я вышла на улицу. Проходящий мимо подросток что-то сказал мне вслед, а я думала о Вере – ее образ никак не выходил у меня из головы. Болезнь истощила ее, но в малышке было столько жажды жизни, что я решила поскорее вернуться в больницу и начать оформление документов.

Прошла неделя после нашей беседы с Кайлом. Мы встретились на консилиуме за два дня до новой операции: Майкл, 6 лет. Никаких отклонений от плана – команда хирургов знала четко, что и когда им делать.

Кайл дал инструкции. Со мной общался предельно четко и сухо, но это было на руку. Еще не хватало поцапаться с ним перед первой профессиональной проверкой.

На следующее утро вся команда медсестер и анестезиологов ждала появления доктора Мэтьюса в белоснежной стерильной операционной, где пахло чистотой и антисептиками. Майкл, высокий и очень худой мальчик уже лежал на операционном столе, и мы с ним обсуждали преимущества Человека-паука перед Капитаном Америкой.

Мы познакомились с мальчиком за несколько дней до операции: я зашла к нему в палату, а он листал комиксы, которых у него с собой была целая стопка.

– Ну ладно, Лиззи, ну у него же из руки паутина долетает куда хочет!

– А у Капитана супер-щит. И сила. И вообще, Человек-паук просто мальчик по сравнению с ним.

– Хорошо, а что ты скажешь про Железного человека?

Я не успела ответить: дверь распахнулась, в операционную вошел Кайл.

– Ты готов, друг?

Он обратился к Майклу.

– Да, доктор Мэтьюс! Но прежде, чем я усну, скажите, кто круче: Человек-Паук или Капитан Америка.

– Я думаю, что круче всех Черная вдова! – ответил Кайл, пока анестезиологи колдовали над рукой ребенка.

– Но это нечестно… – только и успел сказать Майкл, погрузившись в сон.

– Привет бригада, по местам! – скомандовал Кайл, и мы стали вокруг стола, как обсуждали вчера на брифинге.

– Можно? – обратился он к анестезиологу.

Тот кивнул.

– Скальпель!

Я передала ему инструмент и началась кропотливая работа. Я давала доктору инструменты, помогала извлекать опухоль. Спустя 2 часа мы приблизились к концу.

– Доктор Коннорс, как вы считаете, мы закончили?

Я подняла глаза на Кайла. В вопросе был явный подвох. Я внимательно осмотрела пациента. Секунды медленно текли, в стерильной операционной повисла звенящая тишина, вся бригада уставились на нас. Я поняла, что от моего ответа зависит, буквально, будущее в этой больнице.

Я внимательно осмотрела место опухоли, сверилась со снимком. Кайл пристально следил за моими действиями и молчал. Внезапно я увидела кое-что на снимке и поняла, в чем подвох!

– Нет! – я отвела скальпелем кусок ткани и показала на остаток опухоли, которую доктор Мэтьюс не удалил.

Медсестры ахнули – видимо, тут не принято было указывать врачу на его оплошности. Они же не понимали, что у нас тут не просто пациент, а профессиональное поле боя. Кайл посмотрел на меня с интересом, впервые за все время нашего знакомства.

– Еще что-то?

– Есть риск, что опухоль проросла в эту ткань, но без разреза понять сложно. Есть риск повреждений.

– Рискуем и режем или оставим как есть?

Я вдохнула и выдохнула.

– Ну же, доктор Коннорс. Примите решение – режем или оставляем?

Он повысил тон.

– Доктор, режем или оставляем.

Я еще раз посмотрела на снимок, взяла из его руки скальпель и сделала маленький надрез. Под здоровой тканью показалась еще одна опухоль размером с горошину.

– Вам надо научиться принимать решения! – едко бросил мой визави.

Я даже не смогла ответить: во рту пересохло, но я ликовала от того, что не облажалась. Мы еще час провели за хирургическим столом, проверяя наличие метастаз: контрольные снимки делались несколько дней назад, но на них картина была уже искаженной. Завершив операцию, Кайл отошел от хирургического стола, а я наложила Майклу аккуратные швы и медсестры отвезли мальчика в реанимацию.

Я вышла из операционной, чувствуя ужасную усталость.

– Вам надо научиться принимать решения, доктор Коннорс! – повторил Кайл, вероятно, чтобы я запомнила эту мысль получше. – Еще раз что-то подобное повторится в операционной, я откажусь от работы с вами и напишу такую рекомендацию, что ни одна уважающая себя больница не примет вас на работу!

Я даже не смогла ничего ответить: я увидела лишь удаляющуюся спину моего куратора. Я дошла до раздевалки, где медсестры восхищенно отзывались о моей смелости и говорили какие-то ободряющие слова.

Я приняла душ, переоделась, с трудом отработала смену, заполнила все истории, чтобы передать информацию о пациентах врачам, которые придут мне на смену.