– Я что?! – вот тут у меня просто слов не нашлось от возмущения.

– Лиз, не прикидывайтесь. Перед первой рабочей сменой вы напиваетесь да так, что набрасываетесь на мужика в лифте, грозя сорвать с него боксеры и сделать минет, стоя на коленях на грязном полу. Ваш первый день в больнице начался с похмелья, вы опоздали, у вас тряслись руки, и вы умудрились нахамить своему куратору да так, чтобы третий лишний понял ваш недвусмысленный намек про мой язык.

Мне нечего было на это ответить – он был прав, и я, осознавая это, злилась еще сильнее. Какого черта он отчитывает меня как девчонку:

– А вы что же?! Точно также как и я были в больнице в тот день, с похмелья.

– Я сюда приехал только ради встречи с вами.

Шах и мат. На это мне было нечего ответить.

– Честно, утром у меня были мысли, что я должен отыскать ту девушку с танцпола. Она, такая гибкая и грациозная, запала мне в душу. Но когда я увидел вас здесь, опоздавшую, в мятой форме с синяками под глазами, я понял, что не готов доверить ни одного своего пациента такой как вы. Джоан попросила остыть.

– Вы нажаловались ей?

– Я попросил снять меня с кураторства.

– Даже не дав мне шанс?!

– Я не хочу это обсуждать. Мы встретимся через 2 недели на обсуждении вашего задания. Через неделю – совместный осмотр этого пациента перед операцией. «Здесь, – он протянул мне большой учебник, – ответы на все ваши теоретические вопросы перед экзаменом». Я готов буду обсудить их, если у вас возникнут вопросы. Но искренне верю, что НЕ возникнут.

Он сделал ударение на «НЕ», я поняла, что на пути к заветной мечте проводника рядом со мной не будет.

– Спасибо за честность. Не буду обещать, что я вас не подведу. Нам придется терпеть друг друга, и единственное, что мы можем сделать, провести отведенное время максимально эффективно.

– Лиз, не обольщайтесь! Я не верю в чудесное исправление. Мне плевать, почему вы уехали из Нью-Йорка, мне еще больше плевать, почему вы вернулись, но я постараюсь сделать все, чтобы вы не получили степень – мне заранее жаль ваших будущих пациентов.

Я молча собрала все бумаги, направилась к выходу, бросив на прощанье: «До свидания». Ответа я не услышала.

Только отойдя от кабинета мне показалось, что керамическая чашка разлетелась вдребезги об стену. Что же, мать его, я сделала такого, чтобы Кайл Мэтьюс так меня возненавидел?

После консультации с Кайлом я позвонила матери маленькой Веры и договорилась, что приеду навестить ее через день, когда у меня будет полноценный выходной.

Чтобы как-то унять дрожь после этого ужасного разговора, я пошла на обход. Почти все маленькие пациенты находились в больнице максимум пару недель и после лечения отправлялись домой: наши врачи еще несколько месяцев отслеживали их состояние, но чаще всего ребята в больницу не возвращались.

Но в правом крыле на шестом этаже больницы было отделение, где находились те, кто никак не мог порадовать близких выздоровлением.

Я вошла в тихий коридор и заглянула в первую палату. В ней находились две девочки. Одна спала, вторая читала книгу. Она была очень худой, брови еще не выросли после химиотерапии, голову закрывал яркий платок.

– Привет. Как твое самочувствие, Элли?

– Хорошо! Спасибо, доктор.

Я взяла планшет с ее показателями. Год назад девочке удалили опухоль, но она дала значительные метастазы. Несколько курсов химиотерапии результатов не принесли. Сейчас все ждали, даст ли родной отец разрешение на пересадку костного мозга – только при пересадке был минимальный шанс, что малышку удастся спасти. Элли находилась в больнице уже несколько месяцев, и мы с другими врачами старались иногда заглядывать к ней, чтобы поболтать, пока ее папаша не проявлял никакого желания хоть как-то поучаствовать в судьбе дочери.

– Сегодня на улице пасмурно, вероятно будет дождь.

– Ох, как бы я хотела прогуляться по парку с Шарлем.

– Шарль – это твоя собака?

– Да, бигль. Мама подарила мне его два года назад на день рождения. Я очень скучаю по нему.

– Малышка, ты скоро вернешься домой!

– Лиз, скажите честно, я когда-нибудь выйду отсюда?

Ком встал в горле. После такого вопроса любые проблемы с чертовым Кайлом ушли на второй план. Я не знала, что ответить, когда голубые как небо глаза, смотрят на тебя и ждут правды. Или же надежды…

– Элли, твоему папе нужно чуть больше времени, чтобы принять решение, но я уверена, что все будет сделано лучшим образом!

На самом деле мать Элли считала, что отец вряд ли согласится на операцию. А наш клинический прогноз – 20 % успеха излечения даже после операции. Так себе шанс, но все же лучше, чем ничего.

– Я искренне верю, что все получится. Слышала разговор Доктора Джоан и доктора Кайла, они говорили, что у малышка Элли в следующем году обязательно пойдет в школу.

– Ох, как я жду этого! Я уже выучила все буквы и начала читать по слогам.

Мы листали книгу со сказками, Элли читала свои любимые отрывки. Спустя полчаса она сказала, что устала и уснула, едва коснувшись подушки.

Я аккуратно поправила одеяло и, собираясь выходить из палаты, чуть не закричала от испуга. В дверном проеме стоял Кайл.

– Что вы здесь делаете? – шепотом спросила я у куратора.

– Могу задать вам тот же вопрос.

– Я навещала девочку.

– Лиз, займитесь, наконец, своими пациентами! Элли – не ваша пациентка! И от того, что вы будете читать ей сказки, она быстрее на поправку не пойдет.

– Да, не пойдет! – сказала я с вызовом – Но она просто маленькая девочка, которая уже много месяцев находится здесь совершенно одна. Я прихожу к ней поболтать, чтобы она не чувствовала себя одиноко. Если слово «эмпатия» вам чуждо, в этом нет моей вины.

Я прошла мимо, задев его плечом. От внутреннего спокойствия не осталось и следа. Я обошла пациентов, выписала необходимые назначения и направилась домой. Мне категорически необходимо было прогуляться и подумать, что делать с Кайлом Мэтьюсом дальше.

Сегодня у меня была назначена встреча с Верой и ее мамой.

Я выехала заранее, чтобы добраться вовремя. Даже когда я училась в университете посещать Квинс мне было без надобности: район, где жили малообеспеченные семьи – не место для прогулок молодой особы. Я ехала на метро больше часа, а потом пересела в городской автобус. Мне не хотелось подъезжать к дому на такси – думаю, это вызвало бы много вопросов.

Автобус прибыл в пункт назначения спустя четверть часа: квартал был плотно застроен девятиэтажными домами. Вокруг все было изрисовано граффити, на баскетбольной площадке подростки кидали мяч. Я сверилась с адресом, подошла к большому дому. Окна в квартирах были грязные, на первом этаже – разбитые, затянутые пленкой.

Я подошла к дверному звонку – судя по табличке в доме было больше 150 квартир. Я позвонила в кнопку звонка.

– Кто? – женский голос буквально крикнул в домофон.

– Доктор Коннорс, к Вере.

Дверь пискнула и открылась, я вошла в подъезд и поднялась на третий этаж.

Одна из дальних дверей в коридоре приоткрылась.

– Доктор, простите! Я забыла, что вы должный прийти.

Меня встретила низкая полная женщина, рядом с которой стояли, обнимая ее за ноги, два мальчика, как мне показалось, погодки.

– Проходите, пожалуйста! Простите, что я так рявкнула – сегодня подростки баловались с кнопками. Вера только уснет и звонок в дверь ее будит.

– Не страшно! – Я вошла в маленькую квартиру, которая была завалена детскими вещами и игрушками, изрядно поношенными, но чистыми.

Не успела прибраться. – она указала мне рукой на свободный стул. – Вере всю ночь было плохо, я провела все время с ней. А потом дети проснулись и до уборки не дошла.

– Миссис… Эээ…

– Зовите меня Тайра. Куда уж мне до миссис.

Она неопределенно махнула рукой в сторону бардака, и я невольно улыбнулась.

– Тайра, меня зовут Элизабет. Я буду врачом, который прооперирует вашу дочь в Медцентре Коэнов.