Слуга остановился у двери, почтительно постучал и, склонив голову набок, прислушался.

— Убирайся! — проревел изнутри грозный голос. — Ступай, нечестивый язычник, подальше от сего обиталища боли и страданий, и что б я больше не видел твою жалкую черную троглодитскую рожу!

— Это масса Ганнибал, — сказал слуга с некоторой гордостью. Не испугавшись воинственности голоса, и не собираясь выполнять его распоряжения, он приоткрыл дверь и просунул голову внутрь.

— Убирайся… ступай прочь! — прорычал все тот же голос. — Убирайся,  ты, хнычущее недостающее звено! Не надо пресмыкаться передо мной, пытаясь искупить свою вину! Твое счастье, что я добр и благороден, иначе я давно бы упек тебя на двадцать лет на каторгу за покушение на убийство, ты черномазый, самый никчемный из них!  

«Неужели это Ганнибал Олифант так изощряется?» — изумленно подумал Питер. 

Слуга терпеливо дождался, пока голос хоть ненадолго смолкнет, чтобы перевести дыхание, и произнес:

— Пожалуйста, сахиб, мистер Фоксглав, он совершенно пришел.

Последовала краткая пауза, после чего голос снова заревел:

— Ну не стой без дела там, ты, безграмотный убийца, впусти нового массу сейчас же, слышишь?

Слуга распахнул дверь и впустил Питера в просторную великолепную комнату метров восемнадцати в длину и девяти в ширину, с невероятно высокими потолками, под которыми лениво гоняли воздух вентиляторы с лопастями, похожими на крылья ветряных мельниц. Полированный деревянный пол был устлан персидскими коврами баснословной стоимости. Глубокие диваны и кресла из темных пород дерева, покрытые затейливой резьбой, были завалены подушками из разноцветного тайского шелка. Стены увешаны коллекцией странных масок, прекрасными картинами импрессионистов, китайскими свитками на шелке, тибетскими молитвенными колесами, старинными мушкетами, копьями, щитами, застекленными шкафами, полными резьбы по слоновой кости и изящной керамики. Вдоль стен стояли книжные шкафы с книгами в разноцветных переплетах. Книги также стопками громоздились на полу.

В одном конце комнаты стоял большой письменный стол, заваленный кипами бумаг, журналов и научных публикаций. В одной из стен было пять высоких французских окон, выходивших на веранду, за которой раскинулись зеленые лужайки и гобелен цветущих кустарников, спускавшиеся к овальному, выложенному терракотовыми плитками бассейну. В центре бассейна бил в высоту метров на пять, изгибаясь, блестя на солнце, фонтан.

У одного из отворенных окон стояло резное кресло-качалка из бледно-янтарного цвета дерева, с подлокотниками в виде павлинов, распустившиеся хвосты которых образовывали большую веерообразную спинку. В этом умопомрачительном кресле, утопая в груде пестрых шелковых подушек, сидел сам Ганнибал Губерт Гильдебрандт Олифант[24], политический советник короля и правительства Зенкали. Одет он был в белую хлопчатобумажную рубашку с широкими рукавами, блестящую ткань из батика вокруг бедер и яванские красные с золотом тапочки с загнутыми носками.  Он был невысок, очень широкоплеч, с массивной головой, увенчанной гривой седых волос. Большой подвижный орлиный нос, чувственный рот с презрительно опущенными уголками. Из-под кустистых бровей с насмешливым высокомерием смотрели сверкающие черные цыганские  глаза.

Впечатление от этого человека было таким, будто в холодную ночь вас обдало жаром большого костра. Рядом с хозяином находился стол, на котором стояли бутылки и серебряное ведерко со льдом. Вокруг его кресла лежали — бульдог, далматинец, ирландский волкодав, два пекинеса, четыре королевских спаниеля и гигантский тибетский мастифф, такого размера, что Питеру показалось, будто это ручной медведь.

Среди собак на большой подушке абрикосового цвета сидела, обняв колени, одна из самых красивых девушек, каких когда-либо видел Питер. Обладая приятной наружностью и не будучи обделен природным обаянием, Питер в свои двадцать восемь лет не испытывал недостатка в женском внимании, но от взгляда на эту милую стройную красавицу у него перехватило дыхание. Она была стройной, с кожей цвета персика, выгоревшей на солнце до цвета полированной бронзы. Ее темные волосы, схваченные простой золотой заколкой, ниспадали до талии, и по ним пробегала рябь, похожая на водовороты в залитой лунным светом реке. У нее был маленький нос, с мелкой россыпью веснушек и смешливый рот. Но больше всего поражали ее большие миндалевидные глаза. Над слегка высокими скулами и под темными изящными бровями они были насыщенного дымчато-синего, почти фиолетового цвета, с крошечными черными крапинками, которые увеличивали их размер.

« Все, что мне теперь нужно, — размышлял  Питер, — это выяснить, не замужем ли она за каким-нибудь потным мужиком-дебилом, совершенно недостойным ее, и не скрывается ли за ее неземной красотою голос базарной торговки или, не ровен час, дурной запах изо рта». Из транса его вывел  насмешливый голос Ганнибала Олифанта: 

— Когда закончишь стоять, как балбес, которому больше нечем заняться, упиваясь несомненным очарованием мисс Дэмиен, возможно, ты обратишь на меня внимание. Почему бы тебе не подойти поближе, если ты еще не потерял способность двигаться, чтобы я не порвал свои голосовые связки?

Питер с усилием взял себя в руки и прошел через комнату туда, где медленно покачивалось кресло-качалка. Ганнибал Олифант здороваясь, протянул ему левую руку, посколько правая была забинтована:

— Итак, ты Фоксглав, да? Племянник сэра Осберта?

Было что-то в том, как Ганнибал произнес «сэра Осберта», что насторожило Питера. Он вспомнил, как его дядя, в свою очередь,  презрительно говорил «на помощь этому олуху Олифанту», и, поняв, что нужно держаться осторожно, постарался ответить дипломатично: 

— Да, сэр, но я надеюсь, что вы из-за этого не станете ко мне плохо относиться.

Ганнибал бросил на гостя острый взгляд, глаза его блеснули, и сказал приказным тоном:

— Зови меня просто — Ганнибал, — Здесь меня все так зовут.

— Хорошо, сэр.

— Сядь, сядь. Одри, приготовь парню выпивку, — сказал Ганнибал, устраиваясь поудобнее на своих подушках.

Девушка встала и смешала Питеру ром с колой. Она протянула ему бокал с такой очаровательной  улыбкой, что он чуть не выронил его.

Ганнибал наблюдал за этим с сардонической усмешкой, плавно раскачиваясь взад-вперед в своем огромном кресле и потягивая из своего стакана. Затем спросил:

—Так, хорошо, а теперь ответь — зачем сэр Осберт, благослови его Господь, послал тебя?

Питер удивился и сказал озадаченно:

— Ну… На помощь вам. Я так понял, — что вы просили прислать себе помошника.

Ганнибал поднял брови, похожие на растрепанные белые флаги и произнес:

— Одри, разве я похож на человека, нуждающегося в помощи?

— Но, позволь, ведь тебе только что понадобилась моя помощь? — напомнила Одри. Ее слабый ирландский акцент ничуть не напоминает голос базарной торговки — обрадовался Питер.

— Да, я чуть без руки не остался, — Ганнибал продемонстрировал Питеру забинтованную руку, и с чувством продолжил:

— Ужасная ситуация, почти как в романе мистер Герберта Уэллса. Сегодня утром на меня набросился, намереваясь убить, шершень, гигант раза в два больше «Духа Сент-Луиса»[25], полосатый, словно в арестантской робе. Я позвал своего неандертальца-слугу, чтобы он меня защитил, и этот дурак ударом теннисной ракетки направляет прожорливое насекомое прямо мне на грудь. Опасаясь, что оно ужалит меня в сердце, я его хватаю, и жало размером с гарпун вонзается мне в руку. И только благодаря тому, что в этот момент пришла Одри, а она немного разбирается в оказании первой помощи, удалось избежать ампутации руки по самый локоть. И все это из-за нелепого указа, запрещающего использование на острове инсектицидов, — тучи вредоносных тварей чувствуют, себя здесь абсолютно в безопасности.

— Не обращайте внимания на Ганнибала, — девушка взяла на руки пекинеса и так ласково прижала его к груди, что тот заурчал от удовольствия. — Он принадлежит к числу самых несносных людей на всем острове и виртуозно владеет искусством делать из мухи слона.