Через три минуты «жигуленок» остановился у красно-белой девятиэтажки.
– Спасибо вам огромное! Вы меня здорово выручили. Бог вам поможет за вашу доброту, – сказала она. И, взглянув на мальчика, с которым целый час ехала в машине, неожиданно для себя добавила: – И Диме тоже! – Она произнесла это так уверенно, словно что-то знала наперед.
Машина, мигнув красными огоньками, уехала. А Ника осталась стоять перед домом, который разыскивала эти долгие две недели. Дождь прекратился. Девушка шла по мокрому асфальту и, не замечая луж, вглядывалась в таблички с номерами квартир над дверями подъездов. Вот она, нужная дверь.
Кодовый замок в подъезде был сломан. Лифт доставил ее на седьмой этаж.
Вот она, та квартира, где живет несчастье их семьи. «Теперь можно сказать – жило», – мелькнула мысль.
Вытащив из сумки пакетик, Ника насыпала землю длинной дорожкой на темно-коричневый половичок перед входной дверью и, едва шевеля губами, тихо зашептала:
Как вода и огонь ненавидят друг друга,
Так и вас разлучит оголтелая вьюга,
Посылаю заклятье и демона шлю.
Вы друг другу не скажете слово «люблю».
Я открою свечам ваше имя в ночи,
Пусть слепая любовь угорит от свечи.
Схороню все остатки в могиле сырой,
И тогда ваша страсть обретет упокой.
Аминь! Аминь! Аминь!
Для того чтобы заклятие на кладбищенской земле подействовало наверняка, надо было, чтобы входящие или выходящие из квартиры обязательно на нее наступили, – Ника хорошо это помнила. Поэтому для верности она решила не ограничиваться одной полоской и разметала землю по всему коврику.
Ну вот, теперь точно наступят….
В темных ворсинках циновки земля была почти не заметна.
– Получи то, чем сама занималась. Умри, сука! – яростно прошептала Ника в закрытую дверь.
Через секунду она уже спускалась по лестнице.
Прошедший дождь буквально залил город. В черных озерах луж плавали огни рекламы, вода гулко шумела в водостоках. Промокшие кроссовки чавкали и хлюпали на каждом шагу.
До закрытия метро оставалось несколько минут. Но Нике и тут повезло: рассыпая на ходу искры, внезапно появился троллейбус. Девушка что было сил припустила к остановке и успела вскочить на подножку.
Улица была пустой, и троллейбус домчал ее до метро, не останавливаясь.
В вагоне Ника оказалась единственной пассажиркой. И тут ее накрыло: в горле что-то сжалось, задергалось, и внезапно рекой хлынули слезы. Она глотала их, руками зажимала рот, пытаясь подавить судорожные всхлипы. «Успокойся, – говорила она себе, – успокойся. Все позади, все будет просто супер!»
Но самовнушение не помогало.
Она выскочила из поезда, рыдая уже в голос, и плач ее гулким эхом разносился под высокими сводами пустынной станции.
Прыгая через ступеньки уже остановленного эскалатора, Ника понеслась наверх. Еще немного по проспекту – и она дома. Все слезы были выплаканы, глаза высохли, вот только дыхание никак не выравнивалось – как в детстве после долгого плача.
Войдя в лифт, она сделала последнюю попытку успокоиться – нельзя же так входить в квартиру.
Открыла дверь и, стараясь не шуметь, наклонилась, чтобы снять отяжелевшие от влаги кроссовки, и в то же мгновение ее ступни оказались на мокром полу. Не успев ничего осознать, Ника решила, что кто-то пролил воду в коридоре. В темноте она двинулась туда, где, тускло отражаясь в воде на полу, блестела узкая полоска света. Свет шел из полуприкрытой ванной комнаты: горел светильник на зеркале. Шторка была задернута наполовину. За ней виднелась переполненная до краев ванна.
Как сомнамбула, Ника приблизилась и медленно-медленно стала отодвигать ткань в синенький цветочек. Над черной водой белело лицо. Глаза были закрыты. Лицо было настолько неестественно, настолько мраморно-белым, что почти сливалось с бортиком ванны и кафелем. В первое мгновение Ника не узнала собственную мать.
Глава 2
Сосо Махарадзе любил наличные деньги. Любые – рубли, марки, доллары, даже турецкие лиры. Нет, золото и драгоценности он тоже уважал, но «налик» его устраивал больше. Что-то было влекущее в этих шуршащих бумажках, которые сами по себе вроде бы не представляли особой ценности. Бумага и бумага. Но если на ней изображен, допустим, американский президент с шершавым воротничком, то удовольствия Сосо получал больше. И от Ильича получал. А золотые слитки или камушки столь сильного впечатления на него не производили.
– Это что – часть общака? – спросил он своего помощника Карена. Тот был правой рукой Сосо и отвечал как раз за общак.
– Да, это вложения якутских. У них там этих камушков хоть ж… ешь, ну, регион такой. Так вот, они вместо бабок прислали.
Сосо поедал лобио, запивая его любимой «Хванчкарой». Они с Кареном сидели в петербургском ресторане «Руставели», который негласно принадлежал Сосо. Отдельный кабинет, где был единственный стол, за которым и пищу вкушали и решали многочисленные вопросы.
– На сколько это потянет? – спросил Сосо, глядя на блестящую кучку драгоценных камней. – В реальных деньгах?
– В баксах, в смысле?
– Лучше в баксах. Наши деревянные сейчас каждый день обесцениваются. Сегодня одна цена, завтра – другая…
Карен пригубил вино и возвел глаза к потолку:
– Лимонов десять, я думаю.
– Ого! Десять миллионов долларов! Это прилично…
Сосо попытался представить эту сумму в виде наличных денег. Туго перехваченные бумагой пачки «зеленых» быстро громоздились одна на другую. Сотенные идут по сто штук в пачке, значит, таких пачек будет тысяча. Это ж ни в какой дипломат не влезет!
Даже в чемодан не влезет, нужен большой мешок!
– Надо же, – сказал он, – такая маленькая кучка камней, а какие деньги!
– Так брюлики же! – отозвался Карен. – Они хотели алмазами вначале дать, ну, без обработки. Но я сказал: гоните брюлики, пацаны! Алмазы – они же сырье, их еще обработать нужно, значит, лишняя засветка. А эти можно в тайничке провезти через границу и продать в Европе за живые бабки!
– В Европе, говоришь… – Сосо задумался. – Перевозка через границу – тоже риск. А деньги потом как назад везти? Можно безналом, конечно, но тоже геморрой, придется объяснять, откуда бабки взялись…
Он вдруг вспомнил о том, что ореховские из Москвы тоже недавно стали держателями части общака. И на последней сходке высказались в том духе, что их долю не мешало бы повысить. Сосо пообещал – с ореховскими ссорится не было смысла: жесткие ребята. Но реальные деньги, как только появлялись, тут же куда-то вкладывались. Обстановка в стране была такая, что только успевай снимать навар! Купил, продал, получил маржу, и сразу надо делать следующее вложение, чтобы не упустить момент. Случалось, что и общаковские деньги шли в дело, правда, потом опять возвращались в казну. От Сосо редко требовали предъяву, но кое-кто из заклятых друзей, в принципе, мог это сделать, и тогда было нужно, чтобы казна была продемонстрирована в целости и сохранности…
– Мы за партию водки из Финляндии расплатились? – спросил Сосо.
– Еще нет, – ответил Карен.
– А когда ее разгрузят в порту?
– Послезавтра.
– И сразу бабки потребуют?
– Сразу.
Сосо доел лобио и утер салфеткой рот:
– Вкусно готовят, молодцы… Ну, тогда нам наличные понадобятся, верно?
– Еще как понадобятся! – отозвался Карен.
– А не камушки всякие.
– Это точно, брюлики тут не при делах…
Сосо еще немного подумал и сказал:
– А отвези-ка ты эти брюлики в Москву. Ореховские ведь хотели получить часть общака? Так пусть подавятся!
Карен ухмыльнулся:
– Хорошая идея! Вроде и обещанное даем, и геморрой с себя снимаем… Только как мне ехать? С водкой-то я должен вопрос решать!
