— Только не слишком на это надейся. Пить можно галлонами. Но максимум, что тебе светит, лёгкое головокружение. Так что радость у тебя теперь только в одном, — предупредил Юрэк.

— Знаю, в Элеке Милднайте, — кивнул Дайан.

— Смешно, — добродушно заметил Элек, затягиваясь сигаретой.

— Эй, при чём тут Элек? — Юрэк заступил перед Дайаном, потеснив того к стойке.

— С чего тебе милее он, нежели кровь сынов человеческих? Чего мы не знаем? — с другого бока притиснулась Линда.

— Элек был так любезен, что предложил Дайану своей крови, иначе бы тот никого не оставил в живых на Виктория-Стрит, — объяснил Сойер, беря себе выпить.

— Что, не понравилась кровь из бутылки? — сочувствующе спросил Юрэк.

— Да, — решил не вилять Дайан, поскольку знал, что его дожмут в любом случае, — но всё уже в порядке.

— То есть теперь Элек селится у вас? — осклабилась Линда.

— Эй, — Милднайт попытался шутя дотянуться до голого плеча Линды.

Но Юрэк предусмотрительно его протянутую ручищу откинул.

— Ты подумай, — встрял Никки, — мысль неплохая. Ночевать нам сегодня так-то негде.

— Кого-то выперли из дома на Колледж-Лейн? — фыркнув, засмеялась Линда.

— Кого-то выперли даже из гаража на Джеймс-Стрит, — состроив соответствующую мину, пожаловался Элек.

— Заебись, — в голос одобрили Балицки.

— Может, приютите бродяжек у себя, весёлые вы волшебники? — Кемерон, до этого просто слушавший, не выдержал.

— Исключено, — отказала Линда.

— Кругом, мать их, одни друзья, — поджал губы Никки и выпил два раза подряд.

Захмелеть не удалось, тут Юрэк не обманул, но в кругу трепящихся без запинки вампиров и конунгов Дайан словно оттаял. Будто те туго свёрнутые почки на ветках жимолости и миндальных деревьев, что вытерпели зиму, а стоило только появиться тёплому ветру, они начали зреть и распускаться под солнцем, обещая листья и цветы. Ну, для цветов было ещё рано: проблема с детьми никуда не делась. Но тёплый ветер был ощутим в смехе Балицки и Милднайтов, а солнце во взгляде Сойера. Потому что Джон не сводил с него глаз, отслеживая малейшие движения и выражения в лице.

Тем вечером, когда Дайан проснулся вампиром и попытался блеснуть собою во всей новорождённой красе, он и Джон вместе стояли под горячей водой в душе. Пена стекала по спине и локтям вместе с ароматом английской лаванды, пока он сам прижимался головой к плечам Джона. Дайан чувствовал, что Сойер возбуждён, но вопреки всегдашнему диктату похоти тот не отвлекался ни на что иное, кроме как на мягкие сглаживающие прикосновения при мытье его волос и тела.

Кровь Элека позволила Дайану обрести ясность мысли. Тот выворачивающий голод, что мучил его с момента пробуждения, отступил сразу же, стоило сделать последний глоток. Дайан чувствовал, что Элек насторожён и даже опасается его. Как чувствовал и то, что о своём поступке Элек не сожалел. Жертвы в его щедрости не было.

Дайан завёл руки под локти Джона и ухватился за его плечи со спины, словно и в самом деле был колючим розовым стеблем, наконец нашедшим опору.

В тот вечер Джон так и не коснулся его. Равно как и во все последующие ночи. Дайан не выяснял причин, почему. Он был отвлечён окружающей его действительностью и её контролем. И, похоже, единственное, чего ему хотелось по-настоящему, это обыденного присутствия Джона рядом, потому что ощущал себя Дайан сверхчеловеком и беспомощным котёнком одновременно. Равновесие же наступало лишь тогда, когда сдержанный и прохладный голос Джона объяснял, а прикосновение определяло рамки и границы.

Пару раз в прогулках по ночному Ливерпулю Джон просил от Дайана воздействовать на прохожих. Первого Дайан в течение десяти секунд заставил отдать ему бумажник и ключи от автомобиля. Второй полез купаться в Мёрси в одежде. На Сойере внушение не работало. Единственное, чего Дайан добился, так это поцелуя. Но то был добровольный порыв.

Если вампиры переносили алкоголь стоически, то конунги, задавшись целью накидаться, часам к трём по полуночи к цели пришли. Причём с таким успехом, что Кемерон закрыл для тех бар. Грэй достал свой трёпаный ежедневник, раскрыл на самой затёртой литере и спросил:

— Какая буква, Элек?

— Эм, — самодовольно ответил тот.

— Хорошо. А теперь вопрос сложнее: на страницах с буквой «М» есть пустое место?

— Ничерта там его нет.

Стоило заметить, что язык у Милднайта не заплетался и его не вело, но фиолетовые глаза были абсолютно стеклянными.

— Ещё лучше. Теперь соберись. Почему на страницах с литерой «М» нет ни одной чистой строчки?

— Кем, грязно играешь, — привалился к стойке Никки. — Только глянь, все остальные литеры почти пусты. Свешиваешь на нас чужие верёвки?

— Упаси господь, Никки. Всё, что отмечено в этой тетради под вашей буквой — это всё честно вами наколочено, сломано и разбито к херам. Поверь, даже пришлось занимать страницы у соседних букв, чтобы всё записать.

— Кем, — заговорщицки протянул Никки, склоняясь совсем и почти ложась на стойку, — тебе же знакомо то чувство, когда вот-вот станешь отцом?

— Нет, Никки. Так получалось, что о том, что я стал отцом, меня уведомляли позже. Детей уже приводили за руку. А однажды так даже привели чужого, но быстро разобрались. Так что мне не знакомо то чувство, когда вот-вот станешь отцом, — Кемерон зашвырнул тетрадь обратно.

— Кем, раз ты был так невнимателен к своим девушкам и раз у тебя такие пробелы в жизненном опыте, позволь, я тебе объясню, что всё это значит. Я объясню, а ты откроешь нам бар.

— Никки, бар закрыт, а тебе и Элеку пора домой.

— Не хочешь меня слушать? Тогда пускай Джон тебе расскажет, что значит «вот-вот стать отцом». Верно, Джон? — Никки развернулся к Сойеру.

— Никки, похоже, Кемерон прав. Тебе и Элеку достаточно, — заметил тот.

— Прелестные детишки у вас получились, сир, — отблагодарил Грэй, — особенно Адам, вылитый Дайан.

Брук улыбнулся.

— Спасибо, Кем. Но не помню, чтобы показывал их тебе, — повёл бровью Сойер.

— Линда показывала фото, — широко улыбнулся Грэй.

— Дайан скидывал, — ввернула Линда, улыбаясь точно так же.

— Вот, с сюзереном сразу завязалась беседа, а с нами, значит, нет? — начал заводиться Элек.

— Элек, я вас выслушаю. В конце концов отчасти для этого я здесь и стою. Но после вы соберётесь и, оставив всё таким, как оно есть, уедете домой.

— Я не могу уехать домой, Кем, и Никки не может, — тяжело вздохнул Элек. — Мы же говорили об этом?

— Да, точно, вы говорили, — закрыл и открыл глаза Кемерон.

— Валери сказала, что во сне я складываю на неё свои ручищи, а это почти как рухнувшее в грозу дерево.

— Ну, это миледи преувеличила, — попытался выкрутиться Кемерон и спасти свой паб.

— Как бы там ни было, она опасается за ребёнка. И спать я должен не с нею рядом, а на ёбаном диване.

— Или в гостевой, как какой-то пришлый, — гневно хлопнул ладонью по стойке Никки.

Стакан, заряженный сигаретами, подскочил.

— Так в чём проблема, Элек? — Кемерон уронил локти на стойку и охватил голову руками. — Миледи Сесиль тоже считает, что вы как лесополоса в ураган?

— И с Сесси бесполезно говорить, — понизив голос и подавшись вперёд, сказал Элек. — У неё и у Валери абсолютно схожие ассоциации.

— А Иво, Кем, мы заебали, — решил поставить точку в аргументации Никки. — Так что открывай бар, потому что мы напьёмся до беспамятства и будем спать у тебя.

— Шуруйте в ваш блядский стриптиз на Чёрчхилл Уэй, — оттолкнулся от стойки ладонями Грэй.

Милднайты переглянулись, ошеломлённые нерассмотренным вариантом. Поднялись со стульев и двинули к выходу.

— Юрэк, — сказал Кемерон, — расхлещутся по дороге сами и передавят всех встречных бездомных.

— Чья была идея с Чёрчхилл Уэй? — Балицки посмотрел на Грэя так же, как только что пялились друг на друга Милднайты.

— Просто положи конунгов в свой «транзист». Уверен, стоит тем лечь, так уже не встанут.

Юрэк покачал головой и, закуривая на ходу, отправился за Элеком и Никки.