— Когда в Элэй я тебя нашёл, я захотел тебя. Для себя. Только для себя. Тогда я думал, что не видел за все свои обе жизни никого, кто бы нёс в себе столько красоты во всех её проявлениях и достойных черт характера, сколько собрал в себе ты.

«Сука», — подумал Дайан, отвернувшись и прикусив губу.

— Я решил, что заберу тебя, даже если бы ты был против.

— Сука, — вслух выматерился Брук.

— Но так ты же не был против? — напомнил Джон.

— Бауэр сказал, что дело было в твоей крови. Ты смог влиять на меня, потому что я её пробовал.

— Моя кровь не всемогуща, Дайан. Она могла искушать тебя и сделать меня привлекательнее внешне в твоих глазах, но на том всё и заканчивалось. Она абсолютно бессильна в том отношении, чтобы диктовать тебе условия, внушать несвойственные тебе мысли и делать тебя кем-то другим. Ты оставался и остаёшься собою! — Джон заговорил страстно.

Дайан никогда ещё не видел его в таком, если так можно было выразиться о Сойере вообще, волнении.

— И я привёз тебя в Ливерпуль. Да, это было эгоистично. Потому что только здесь я понял, что есть кое-что, что меня не трогало прежде, но что вдруг приняло размеры существенной проблемы. Питер Бауэр. У него было больше моего, начиная с общественного положения и привилегий и заканчивая его драгоценными хедж-фондами по всей Европе и в Швейцарии. Вопреки всему сюзерен мне завидовал. Открыто он этого не проявлял, но секретом его отношение ко мне не было ни для кого. Дайан, когда появился ты, Питер Бауэр сделал свой выбор. Будь на твоём месте кто-то другой, так же мне дорогой, его бы ждала такая же участь. Но тебя, ко всему прочему, от других отличает твоя природа.

— То, что я омега? И беременею от вампиров? — сквозь зубы прошипел Дайан.

Джон просто опустил голову в сцепленные ладони и просидел так секунд пять.

— Да. И это тоже.

— Ты организовал свадьбу и добивался моей беременности для того…

— Нет. Нет. Это был первоначальный план. Я действительно хотел тебя обезопасить, дать защиту от своего имени. А то, что ты забеременел… Я этого хотел так же, как хотел тебя. Ты и дети от тебя — два самых значимых моих желания за последнюю сотню лет. К тому же я думал, что понятия о семейственности среди вампиров окончательно лишат Бауэра мотивов опротестования прав владения и принадлежности в отношении нас. Начав вредить тебе или мне, он преступил бы этические нормы нашего вида. Это неприемлемо и наказуемо.

— Но он преступил этические нормы.

— Он решил их саботировать и обойти. Ты становился свободным с моею смертью. Но ждать моей смерти он не мог. На такой неопределённый срок его терпение не распространялось. Поэтому он должен был убить меня. А ты стал бы его законной добычей.

— И он тебя убил?

— Он сделал для этого всё. Каким-то образом он узнал, что серебро меня не остановит, поэтому по его приказу меня просто разобрали на части, распилив электрострунами для обвалки быков.

— Ты… тебе было…

— Да, — коротко ответил Джон. — Но Юрэк Балицки и Милднайты сработали хорошо. Элек и Никки положили челядь Бауэра, пока те собирали меня в мешки, чтобы везти и сжечь в крематории. Никки взял облик одного из челяди и был с тобою и Линдой рядом в «Золотой гордости». Поверь, если бы тебе хоть что-то стало угрожать, Никки бы себя раскрыл и убил Бауэра, Новотного, любого прямо там, не дожидаясь нас.

— Зачем ты позволил сюзерену думать, что ты мёртв?

— Доказательства моей смерти обеспечивали тебе более долгий период безопасности в поместье. Бауэр чувствовал себя победителем. И думал, что у него очень много времени.

Дайан услышал, услышал то, что хотел. Одно из того, что он хотел услышать. Уже было проще.

— А то, что сюзерен поднял руку на мою семью, облекло меня правом разобраться с ним. Я должен был тебя вернуть.

— Потому что я ношу твоих детей?

— Потому что моих детей носишь ты. Не кто-то другой, боюсь, это вообще невозможно, а именно ты. Остальное ты знаешь.

— Бауэр собрался укусить меня, — напоследок напомнил Брук.

— Ну, я видел, с тобой это так просто не пройдёт.

— Ты смотрел?

— Я засмотрелся, так будет правильнее.

— Джон, ты сукин сын.

— А в «Sweet baby’s» ты был не в пример сговорчивее.

— Ты что, только что обвинил меня в доступности?

— Ну, разве что немного, — повёл глазами Джон и вдруг приглашающе похлопал ладонью по подушке дивана рядом с собою.

Дайан поднялся, однозначно и взбешённо смотря на мужа сверху вниз.

— Ну же, милый, я до сих пор с удовольствием вспоминаю тот раз, когда ты врезал мне на заднем сиденье «крайслера». Поэтому твоё согласие важно для меня.

Джон словно собрался перед прыжком, но рука продолжала поглаживать синюю обивку дивана.

— Ну, раз так, то я ценю это, поверь, — в тон ответил Дайан, тоже подобравшись, — подожди минуту, я сейчас.

Он вышел. Вернулся с одеялом, содранным с супружеской кровати, и с подушкой. Швырнул всё это в Сойера.

— Джон, твоё терпение очень важно для меня, — развернулся и быстрее пошёл вон.

— А ну-ка, вернись, Дайан! Какого хуя с тобой стряслось теперь? — Сойер отпинался от белья.

— Я беременный, откуда мне знать, какого хуя со мною теперь? — прокричал Дайан из спальни и закрыл дверь.

Джон ударил в ту так, что выбил из верхней петли.

Дайан обмер.

Но на том всё и прекратилось.

Джон оставил разбитую дверь как напоминание, что он мог бы войти.

***

Сойер дошёл до «Каверны» в той же одежде, в которой был. Попасть в гардеробную можно было только через спальню, где психовал его беременный и уязвлённый омега. Кроме прочего Джон был голоден. В «Каверне» он взял в баре третью группу с положительным резусом, а оглядевшись, увидел Элека и Валери, которые сидели за столом у стены.

— Привет, — сказал Сойер, подходя и подволакивая третий стул к их столу.

— Привет, Джон. Ты чего здесь? — Элек осмотрел несвежий вид вампира.

— Дайан выселил меня на диван и закрылся в спальне.

— Только и всего? — подняла совершенную бровь Валери. — Джон, я ожидала вилки или штопора в бедро как самое меньшее после всего, что ты устроил.

— Я устроил?

— О’кей, мы все устроили, — миролюбиво согласилась миледи.

— А вы чего здесь? Не самое ли время спать сном праведников? — решил не остаться в долгу Сойер.

Элек закашлялся, а Валери соскоблила ногтем стружку со стола.

— У нас теперь не поспишь, — меланхолично заметил Элек. — Не раньше, чем суток через двое.

— Иво вернулся, — развела Валери когтистые лапки. — Сейчас никакой кинематограф от Марка Дорселя****** не составит конкуренции дому по Колледж-Лейн, 124/2.

— Занятно-то как, — согласился Джон и откупорил бутылку.

Элек странно проводил глазами первый глоток вампира, но ничего говорить не стал.

На сцене играли местный андеграунд с примечательным вокалистом, который пел о том, «что нет никого, кто бы понимал твою печаль так глубоко, как я».

Джон обсмотрел юношу, снова выпил.

— Что, даже переодеться не успел? — спросил Элек, узко и фиолетово следя за ним.

— А вы успели? — ответил тот.

Валери дёрнула носом.

— Милый, будешь водку?

— Самое время, дорогая, — согласился Элек и ушёл в бар.

— Какого чёрта ты пялишься на этого парня? — в лоб спросила Валери.

— На Дайана похож, — отпихнулся Джон.

— Ты серьёзно сейчас, милорд? — зашипела ведьма. — Допивай и вали домой. Поговори с моим мальчиком.

— Он не твой, а мой.

— Ох, блядь, так ты об этом помнишь?

— Валери, угомонись, — прогудел Элек, хлопая перед женой два шота с водкой, а один из своих опрокидывая в рот ещё стоя.

— Я сегодня превысил полугодичную норму выговоренных слов, если что. Боюсь, больше не найду, — ответил Сойер.

— А точно, что только слов? — Валери повторила жест Элека, даже не дрогнув и не требуя ни лайма, ни прочей бесполезной закуски.

— Слушай, милорд, — Элек грузно свалился на свой стул, и тот застонал, — наш мальчик беременный…