В салон втиснулись остальные.
Линду поджали сбоку. Она почти что села на колени к Дайану. И тот был рад этому обстоятельству. Он не мог утверждать, что без её присутствия около смог бы сохранить лицо.
Рядом с водителем сел вампир в бомбере.
Автомобиль стронулся с места.
***
Джон убрал бархатный футляр в карман и вынул из него же телефон.
Звонил Юрэк Балицки.
— Привет, Джон. Ты сейчас где? — сухо спросил Юрэк.
— В ювелирном.
— Адрес.
— Элиот-Стрит, 67, у Бивербрука, — ответил Джон.
Балицки положил трубку.
Сойер посмотрел в монитор. Убрал телефон.
Мистер Бивербрук вернулся, протянул ему карту:
— Уверен, ваш супруг будет рад подарку. Вышло красиво и изящно, что редко встречается у перстней подобного типа.
— Благодарю, Клайв. Я не сомневаюсь, — ответил Джон против воли хмуро. Ему не понравилось довлеющее чувство беспокойства, которое можно было сравнить с подсознательным ощущением пропущенного важного своротка с трассы. Или с упущенными подсказкой и шансом.
Джон поднял взгляд на мистера Бивербрука и увидел, как тот, смотря ему поверх плеча на входные двери, меняется в лице, теряя в дружелюбии и бледнея. Джон же услышал вампиров, даже не оборачиваясь.
— Клайв, уходите, — сказал Джон, — только быстрее.
— Вызвать полицию? — прошептал мистер Бивербрук.
— Не стоит, — холодно сказал Джон.
Мистер Бивербрук ушёл.
Сойер обернулся.
Шестеро из личной охраны Питера Бауэра вошли в магазин. Последний из входящих перевернул табличку на входе. Колокольчик над дверью звенел.
Сойер увидел надпись «Открыто». Осмотрелся, достал сигареты и спички. Новотного среди вошедших не было, как и не было знакомых ему Кёрха и Саммерса. Джон знал, почему тех не было. Слух о том, как ополоумела на отходах после приёма Беспричинной Радости Сара Хаммиш, всё же пополз, вызвав у Сэндхилл предовольные сытые улыбки. А вот где был Даниэль, Джон лишь мог предполагать. И ему не нравилось это предположение. Единственным, кого Сойер узнал теперь, был Илайя Дьюк, попавшийся на взятках и уволенный из полиции.
— Милорд, считаю нужным сообщить, что ваш муж направляется в Броад Грин, где ему окажут подобающий приём. Полагаю, это должно вас успокоить? Он жив, — сказал Илайя Дьюк и паскудно улыбнулся.
— Умрёшь первым, — дал знать Сойер и затянулся в последний раз. — Вот только не возьму в толк, чего вас так много? Достаточно было одного-двух с вашими хвалёными «зиг Сойерами».
— Да так бы и было, если бы птичка на хвосте не принесла, что серебро вам вреда не причиняет, — повёл головой Илайя и вынул из кармана ветровки свёрнутую в жёсткий моток струну.
Следом за ним то же сделали остальные.
— Обещаю, милорд, что соберём вас в один гроб, как только придёт время кремации. А пока что сюзерен выражает надежду, что вы будете чувствовать боль. В любом виде. Этот выбор за вами, — говоря, вампир размотал струну и включил оба аккумулятора на концах той.
Джон увидел, как струна засветилась тусклым красным, потом огненным, потом розовым и наконец белым. Запах горящего воздуха достиг его.
И Дьюк не соврал. Впрочем, как и Сойер.
Илайя умер первым, не успев причинить Джону большого вреда.
Сойер сорвал ему голову и его же струной, ухватив за запястья, прорезал грудную клетку, лёгкие, сердце и позвоночник. Быстро и достаточно легко, как, должно быть, легко такими же струнами взрезались туши быков при обвалке. Ткань одежды чадила жжёными нитками, а тело Илайи Дьюка горелым лежалым мясом.
Почти тут же, как разделённый им на части холоп Бауэра осел в пол, Джон почувствовал незнакомую прежде боль. А с разными её проявлениями он сталкивался предостаточно.
Боль прошлась через бедро, и равновесие стало ускользать.
Сойер успел развернуться и накинуть петлю из струны на зашедшего справа, обезглавив.
Следующей на пол упала его собственная голова. Потом обе руки, срезанный под диафрагмой корпус.
Крови не было. Электрические струны работали и как пилы, и как электрокоагуляторы: резали ткани тела и тут же спаивали обрывы повреждённых сосудов, вен и артерий.
Джон Сойер не умер, но ад для него разверзся. И, как и предполагал Питер Бауэр, физическая боль не так досаждала ему, сколько знание, что Дайан, носящий их детей, теперь в Броад Грин.
Челядь Бауэра принялась собирать Сойера в полиэтиленовые мешки для промышленного мусора. Попутно прикончили своего же, которого успел зацепить Джон, перед тем как потерял голову.
— Хороший каламбур, — заржал один из челяди.
— Эй, читать разучился? Видишь, что закрыто? — обернулся на звук колокольчика под притолокой второй из неудачно выживших четверых вампиров.
— Я и не умел, — умиротворённым рокотом отозвался Никки Милднайт, поднимая чёрный четвёртый Wabley Mark с переломной рамкой.
***
Поскольку Линда не успела положить трубку, позвонив мужу, Юрэк слышал и то, как Новотный отобрал у неё смартфон, и то, как вёл тех к «мерседесу» Бауэра. Отключился Балицки сам. Тут же набрал номер Сойера. Узнав, что требовалось, снова отключился. Набрал номер Милднайта. Сообщил адрес ювелирного и выразил надежду, что оба конунга поторопятся, иначе придётся вылавливать челядь Бауэра по всему Ливерпулю.
Элек сказал «угу».
Оба Wabley Mark, которые у него остались со времён Мировой, лежали под сиденьем мотоцикла. Само собою, что патроны в барабанах были не оригинальные, а с серебряным наполнением.
— Что, наконец-то пригодились? — спросил Никки, когда Элек протянул ему один из револьверов.
— Наконец-то обоим, — осклабился тот, — здорово, да?
— Ещё бы, — сказал Никки, надевая шлем. — До сих пор в себя прийти не могу от радости. Ведь я хожу в сортир в одиночестве и даже Сесси трахаю без твоего братского участия.
— Я старался как мог, — в уже привычной двусмысленности бросил Элек и следом, — ты сзади.
— Заткнись, а? — Никки уселся позади брата.
Окрик вампира только раззадорил входящего в ювелирный магазин Бивербрука Никки Милднайта. Он пристрелил двоих сразу, третьего в прыжке, когда вампир инстинктивно бросился к нему.
Четвёртый, замерев с мешком в руках, переводил взгляд с одного конунга на другого.
— Выдыхай, парень. Да, теперь я порознь, — разрешил Никки. — Как тебя зовут?
— Фердинанд… Фрэдди Макинтош, — ответил вампир, подозрительно оглядывая близнецов.
Никки, не спеша пристрелить его, подошёл ближе.
— Фрэдди, давай-ка скажи мне, чего это вы удумали делать дальше с лордом Сойером?
— Да с хуя ли тебе надо знать? И что это за средневековая волына у тебя в руке? — Фрэдди Макинтош похвально быстро пришёл в себя.
— Неплохая, да? — благосклонно заметил Никки. — Я с нею похож на Джона Уэйна*? Ну хоть немного?
— Ничерта подобного… — Макинтош не успел закончить, потому что Никки ткнул его стволом револьвера в говорящий рот и прошёлся тем по выпущенным клыкам.
— Фрэдди, если ты пробуешь дерзить, то стоит делать это изящно. Иначе выглядит отвратительно. И чем тебе не нравится мой Wabley Mark? Или ты не смотрел мальчиком вестерны? Непозволительные культурные пробелы, — Никки цокнул языком. — Хочешь, чтобы эта, как ты изволил выразиться, «средневековая волына» смешала тебя с дерьмом, как и остальных холопов Бауэра?
Макинтош закатил глаза и отрицательно покачал головой.
— Тогда ответь на мой вопрос, — попросил Никки и протолкнул ствол револьвера глубже в глотку вампира.
— Никки, ну так-то он точно ничерта тебе не скажет, — наконец подал голос Элек, который до этого рассматривал содержимое мусорных мешков.
— А давай попробуем? — оптимистично предложил Никки.
— Сжечь. Сойера сжечь, — напрягая горло, язык и все мышцы рта, выдавил Фрэдди.
— Где?
— Крематорий на Уэст-Дерби-Роад, — сглотнул слюну Макинтош.
— Что-то ещё?
— Кольцо Сойера, обручальное кольцо вместе с пальцем отвезти сюзерену.
— Что? Это как в «Белоснежке**»? Мачеха требует глаза и язык прекрасной девочки в доказательство её смерти?