Второй стол был пуст от графинов и блюд. За ним, вытягивая голые руки по шёлковым скатертям, сидели девушки и юноши с закрытыми масками лицами. И точно так же, как и вкруг первого стола, вкруг этого ходили вампиры и пили из сидящих, выбирая, следуя правилам фуршета, кому кто нравился, разве что тарелки тут были без надобности.

Джон понял, что Дайан замер. Изнутри. Он пытался не смотреть в сторону фуршетного стола для нечисти, но получалось плохо. Сойер взял мужа за руку, поднёс ту к губам, развернул ладонью к себе и поцеловал в те же самые прокусы, которые оставил в его запястье накануне. Он слышал, как внутри Дайана поднялся хороший такой бунт, и понял, что тот готов сказать. Джон поцеловал его запястье несколько раз, прикрывая глаза от удовольствия. И почувствовал, как буря сбавила обороты. А когда глаза открыл, увидел, что Дайан оставил все свои вопросы при себе. Или отложил до более удобного момента для поругаться. Как бы то ни было, он просто кивнул Дайану и сказал, целуя напоследок ещё раз:

— Сол-ныш-ко моё. Всё правильно.

Дайан фыркнул в нервном смешке, откинул чёлку движением свободной руки, но пленённой не отобрал. Ещё раз бросив взгляд на стол для нечисти, Брук увидел, что на него и Джона пристально смотрит вампир с тонкими усами, на смокинге которого были приколоты листья остролиста.

— Мне надо отойти, Дайан, — предупредил Джон, — будешь скучать?

— Да, — кивнул тот.

— Здесь относительно безопасно. Только не попадись ланон ши. Любая золотистая блондинка, кроме Сесиль — это враг.

— Кто такая ланон ши?

— Яблоневая дева, — Сесиль втиснулась между ними, сдвигая Сойера голым плечом. — Лакает кровь одиноких и беспечных путников без разбора. И если вампиры, занимаясь тем же, немного задеты цивилизацией и светским этикетом, то ланон ши клали на всё. Заманили, выпили, закопали. Несколько таких тут. Иди, милорд, я позабочусь о твоём мальчике.

Сойер показал зубы, что значило допустимый порог фривольности, и ушёл.

— Пойдём, милый, пробовал засахаренные фиалки?

— Нет.

— Тогда попробуй, — наказала Сесиль и уложила ему на ладонь сморщенный тёмно-синий цветок. На вкус тот был словно капля парфюмированной воды, разведённая сахаром.

И Дайан пока не знал, как к нему относиться.

Сесиль, видя хмурый лик, присунулась ближе:

— Если ты терзаешь себя размышлениями, ел ли Джон вон за тем столом, как прочие вампиры, прежде, то будь уверен.

Дайан взглянул с вопросом.

— Да, — отрезала Сесиль. — И не стоит так сочувствовать всем тем девушкам и юношам, кого ты видишь на тарелках. Возможно, это как раз то, что им нужно.

— Да как так? — вспылил Брук и съел вторую фиалку.

— Милый, все мы рождаемся с определёнными задачами и целями. И всю свою жизнь задачи выполняем, а к целям движемся. Хорошо выполняем — погладим своё следующее воплощение по шерсти. Выполняем плохо — родимся в ещё большем дерьме.

— Ушам своим не верю. Ты что, сейчас о чуде реинкарнации? — Дайан не знал, как отнестись к фиалкам, а теперь ещё вот к сентенциям ведьмы.

— О-о-о, да, — Сесиль была довольна собой и дотянулась до виноградной кисти. — Но самое смешное, что задача у всех одна.

— И это какая же, миледи?

— Мы должны научиться любви. Любить и быть любимыми.

— Вон там, — Дайан повёл головой в сторону нужного стола, — этому как учатся?

— А ты с Джоном это как делаешь?

Дайан обернулся к Валери.

— При чём тут я и Джон?

— А у вас не так? — приложила та когтистую лапку к голым ключицам.

— Блядь, — выругался на третьей фиалке Брук. — Это другое. У меня и Джона — другое. Я его люблю. И он любит меня. А вот там одни — это просто еда. Для всех. Как в «Старбаксе».

— Так это тогда всё меняет, Дайан, если у вас любовь, — чуть ли не в голос выдохнули обе, уставившись на него.

Дайан, сузив глаза, посмотрел в ответ, пытаясь на слух определить градус сарказма в выдохе ведьм.

Те сжалились.

— Просто кто-то в прошлой жизни себя хорошо вёл, милый. Поэтому в этой жизни тебе дали выбирать самому, кого любить. И ты выиграл взаимность. А вон те, — Валери показала подбородком, — ещё только в начале пути, но уже ушли от тех, кого продаёт мисс Сара Хаммиш. Девушкам и юношам за столом платят за их кровь. Сара Хаммиш продаёт людей в рабство. А рабам не платят ничерта.

Ведьмы переглянулись, словно договариваясь, озарять ли дальше прописные истины перед Дайаном.

— Не переживай за них. Подумай о себе.

— Только этим и занимаюсь, — буркнул Дайан и дёрнул носом.

— Видишь вон того отвратительного типа с остролистом в петлице? — Сесиль прижалась к локтю Дайана и чуть развернула.

— Да, пялится уже давно.

— Это Даниэль Новотный, «уборщик» у Бауэра, — Валери тоже обернулась и совершенно бессовестно, но изящно показала «иди нахуй» наблюдающему за ними Новотному.

Тот едва ли не бросился к ней, намереваясь разорвать, но вместо этого развернулся и ушёл.

— Миледи, — раскрыл глаза Дайан, но закрыл ладонью рот, чтобы не хохотать.

— Так надо. Джон кое-что упустил. Ланон ши и Даниэль Новотный — вот чума этой дискотеки.

***

Сначала за столом собрались шестеро желающих сыграть в покер. А чуть позже, раздачи через три, те немногие гости, что желание выразили, покинули стол, избегая ввязываться в холодную вражду между Сойером и Бауэром.

Мисс Хаммиш не играла, а держала банк, выкладывая по пять карт перед каждым и сдавая карты на прикуп.

Милднайт был единственным, кто никого не боялся, а продолжал играть, подолгу смотря в свои карты и измочалив вконец зубочистку в зубах. Он сбрасывал ставку все три первые раздачи. Но всё равно каждый раз так долго раскрывал и смотрел в розданное, что после третьего повторившегося отказа от антэ** Бауэр раздражённо спросил:

— Полагаю, конунг, то, что карта сдана плохая, — видно с первой секунды? Что за нужда смотреть в те столько времени?

— Ещё бы не видно, сир, — медленно согласился Элек, — но Валери говорит, что чем медленнее, тем лучше.

— Это хоть как-то относится к картам? — сморщил брови сюзерен.

— Чаще всего, нет, сир. Но сейчас её нет рядом, и я скучаю. Мысли только о жене.

Бауэр внимательно посмотрел на дуркующего Милднайта, но тот был так поглощён текущей раздачей, что даже не поднял глаз.

Сойер перекатывал фишки с номиналом между пальцами, слушая препирательства. Он проиграл пятнадцать фунтов, потом пятьдесят пять, потом выиграл сотню. И сюзерен сразу помрачнел, после чего попытался сорваться на Элеке Милднайте.

Снова стали играть. Молча.

Сойер скинул.

В следующую раздачу скинул антэ Бауэр.

Элек скинул подряд две раздачи, а потом собрал с прикупом двух карт каре и вернулся к первоначальной сумме в своём банке.

— Поздравляю. Красивая комбинация, — сказала Сара Хаммиш.

— Пустое, мисс Хаммиш, — добродушно отмахнулся Элек. — Просто отбил своё. Перекладывать свои деньги туда-сюда — это не похоже на надёжный способ обогатиться.

Сара улыбнулась губами, стасовывая колоду.

— Какие ещё стройные логические сентенции приходят в голову вашей жене, Милднайт? Обычно она весьма остроумно изъясняется, — царапнул того сюзерен. — Что-нибудь о «туда-сюда»?

— Об этом ничего не припомню, — пожал плечом Элек. — Как водится, здесь даже её стройные логические сентенции бессильны.

— Что же так? Что может быть точнее и действеннее слов миледи Валери? — спросил Бауэр, поднимая карты.

Элек тоже поднял свои.

— А мы всё ещё о «туда-сюда»?

— Всё ещё, — подтвердил Бауэр и кинул фишку на прикуп карты.

— Стоны. Быстрое дыхание. Иногда крики. По-разному, — Элек выкинул остатки зубочистки в пепельницу и вытянул из-за пояса свежую.

— А-а-а… — протянул Бауэр, — я-то думал что-то в роде «слезай с моей сестры».

Тут Милднайт всё-таки поднял глаза, долго и фиолетово смотрел на сюзерена, перебросил зубочистку в другой угол рта.

— Зависть, сир, редко кому делает честь.