«Всё равно. Мне всё равно. Я продолжаю тебя ненавидеть. Ты принуждаешь меня».

«Солгу, если скажу, что это не приносит мне удовольствия», — говорит Ганнибал, не давая Уиллу отстраниться от себя ни на дюйм.

Уилл даже прокусил кожу Ганнибала в шее, под воротничком сорочки, выказывая своё отношение к методам убеждения мужа. Но это не возымело абсолютно никакого эффекта, кроме обратного цели. Но вполне нормального для доктора Лектера. Мейстер почти вдавил мужа руками в себя, лишая дыхания и позволяя почувствовать последствия такой критической близости Грэма около него. Тело подводило Уилла, совершенно не считаясь с этическими конфликтами, что раскатывали того вдоль и поперёк. Ведь возбуждение Ганнибала почти всегда выглядело для Уилла как комплимент.

«Хорошо. Я согласен, только отпусти меня», — сдаётся Уилл.

«Я рад это слышать, Уилл. Я ценю твою разумную сговорчивость. И ещё раз — тебе понравится».

Грэм в отчаянии застонал, стискивая зубы. Но Ганнибал оказался прав. Уиллу всё и в самом деле понравилось.

***

Стоило быть честным с собою. Убивать вместе с мужем Грэму хотелось до одури. Временами темнело в глазах, когда он начинал представлять то, как бы они могли это сделать. Или как действительно будут. Поэтому расхожее выражение о том, что все средства хороши, вдруг оказалось чуть ли не зерцалом истины.

Уилл после долгого и изнуряющего игнорирования позволил Мэтью Брауну подкатить к нему, льстить и фантазировать не только в сети, но и при недолгих встречах за кофе и покурить. От него не укрылась вполне понятная насторожённость Брауна в отношении изменения климата в общении, когда насмешливая брезгливость Грэма вдруг принялась светиться заинтересованностью и поощрением. Уилл чувствовал, как в Мэтью сражаются жгучее любопытство и нечаянная радость с одной стороны и тревожное недоверие с другой.

«У вас что-то не ладится с Лектером?» — спросил Браун, когда оба проходили по берегу озера в Гамбер Рэй парке, покрытого серыми утками.

Уилл пожал плечами спустя несколько секунд.

«Как сказать… Не думаю, что это из категории «что-то не ладится». Наверное, мы просто экспериментируем».

Грэм на физическом уровне чувствовал то, как касается его щеки и шеи взгляд Брауна. Словно чёртова уховёртка юркнула под воротник и снова вернулась к лицу. Если Браун проглотит наживку, то вечером Уилл дорого продаст это Ганнибалу. Уж он постарается.

«В какой области эксперименты?» — радужка серых глаз Брауна заслонилась расползшимися зрачками.

Уилл, не замедляя прогулочного шага, поглазел на отливающее солнцем озеро и заставил себя встретиться взглядом с потонувшими глазами Мэтью.

«Хочешь прийти на ужин? Ann что-нибудь приготовит, что обязательно тебе понравится», — вместо прямого ответа спросил Грэм.

«Просто ужин?» — коротко развёл губы в улыбке Мэтью.

«Ох, ну как сам решишь», — несколько и деланно нервничая, улыбнулся Уилл.

«С чего так?»

«Подозрительный сукин сын», — выматерился про себя Грэм.

Вслух же сказал:

«Я помню, что ты мне обещал перед самой моей женитьбой. И когда возникла проблема, я решил воспользоваться твоим предложением».

Какое-то время шли молча. Уилл шкурой чувствовал, что Мэтью Браун не позволит себе упустить такого заманчивого шанса, пусть это и не пахнет «наедине».

Наконец Браун ответил:

«Я принимаю ваше приглашение. Но, Грэм, по мне, так ты не на том женат».

Уилл свёл брови к переносице, искоса посмотрел.

«На месте Лектера я бы тобою ни с кем не делился. Даже в условиях поиска и эксперимента».

«Он, блядь, и не намерен», — огрызнулся снова про себя Уилл.

***

Ганнибал Лектер положил перед собою два японских обвалочных ножа с шестидюймовыми тонкими лезвиями, идентичных один другому. Оба лежали на матовой разделочной поверхности столешницы, лениво сбрасывая друг на друга голубые всполохи в свете верхних белых ламп. Почувствовал, как руки Уилла обняли его под мышками, охватив по груди, через галстук и шёлковый жилет.

Белый свет ослепительно прыгнул с кольца Уилла на дамасскую сталь лезвий.

Лектер на мгновение восхищённо закрыл глаза, вдыхая под нежностью рук мужа.

Уилл прижался щекой к плечу Ганнибала со спины, молча укладываясь всею головой. Потом заглянул через.

— Я не видел их.

— Новые. Не доставал прежде, — сказал Ганнибал, стаскивая за руку Уилла перед собою.

— Какие красивые. То, что надо, — одобрил Грэм, замирая перед мужем, но тут же протягивая руку, чтобы убрать пряди высветленных волос со лба Ганнибала. Тот точно так же отправил Уиллу за ухо перевитые друг с другом несколько тёмных колец.

Уилл смотрел чистыми, распахнутыми зимними глазами. Ганнибал, едва сузив, тёмными и умиротворёнными. Ни один ни другой, убрав волосы, не отняли рук. И теперь ладонь каждого мягко и раздумчиво касалась лица, обласкивая и признаваясь в чувстве.

Дверной Демон заставил их прекратить кружить ртами вблизи, не дав поцеловаться. По ту сторону двери стоял Мэтью Браун. Грэм досадливо повёл глазами вверх и вправо:

— Проще было бы его прирезать без показательного выступления.

Ганнибал коротко улыбнулся, поймал лицо Уилла в ладони и поцеловал, удерживая на месте.

— Ну пусть так. Я буду хорошим мальчиком, — смирился тот, позволив мужу уйти к двери, чтобы встретить гостя.

Мэтью Браун стоял с бутылкой сухого вина «Кастильо де Чива» и не сводил взгляда с морды Дверного Демона. Впрочем, как и тот с него.

— Здравствуйте, — наконец сказал Мэтью. — Простите, загляделся на ваш дверной молоток.

— Могу понять. Этот один из лучших, — согласился Ганнибал.

Дверной Демон, довольный очевидным признанием, смежил кованые веки рептилии.

— Прошу, проходите, — Лектер отступил, впуская гостя. И затворяя двери.

Мэтью Браун переступил порог чьего бы то ни было дома в последний раз.

Уилл вышел тому навстречу, решительно и очаровательно улыбаясь.

— Привет, Мэтью, — сказал он, принимая бутылку. — Замечательно. Сохраню для подходящего случая.

Брови Брауна изогнулись в вопросе.

— О, Ann уже выбрал вино к ужину. Тут я бессилен.

— Зато ты можешь выбирать многое другое сообразно своему вкусу, — отозвался Лектер, останавливаясь рядом и оглядывая Уилла и Брауна.

— Не проблема. Я могу пить, что угодно. Это здорово облегчает жизнь, — заверил Мэтью.

У Грэма сформировалось ощущение, что вот сейчас были реплики не совсем о вине и выборе того. Но решил не выяснять, поэтому даже не посмотрел на мужа.

— Лазанкам по-польски требуется ещё немного остыть. Желаете аперитив? — спросил Ганнибал, приглашающим жестом разворачивая ладонь в сторону накрытого бутылками и стаканами стола, над которым висел «Автопортрет в обнажённом виде» Альбрехта Дюрера***. Уилл сильно сомневался, зная тёмного мейстера, что в Венской галерее Альбертина**** хранится оригинал.

— Конечно, с удовольствием, — согласился Браун. — Никуда не спешу.

— Мы вам очень рады, Мэтью, — улыбнулся Лектер. — Что будете?

— Джин? — уточнил Мэтью.

— Джин, — кивнул Ганнибал, подхватывая зелёную бутылку «Танкерея». — Уилл?

— Да. Валяй.

Ганнибал шевельнул бровью.

— Будь любезен, — поправился Уилл и улыбнулся тому губами.

Мэтью принял бокал, отсалютовал Уиллу и Лектеру, отпил и огляделся. Гостиная Дома с Демонами была самобытной, что не удивительно. И голый провокационный Дюрер — это были только цветочки.

Неплохо себя чувствовал «Сатурн, пожирающий своих детей» над каминной полкой в паре с «Обнажённой Махой» кисти Франсиско Гойи*****, что возлежала над буйной розовой азалией в вазоне. Лично Уиллу симпатичны были двинутые «Блаженные и проклятые» Босха******, в цвете перекликающиеся с кофейными обивками мебели и тёмным деревом. Сатурн отталкивал. А вот розовая Маха, несмотря на расслабленную боковую позу, часто жаловалась на неподходящую той компанию. Не вслух, конечно, но Уилл это подозревал. Азалии Махе нравились. Не нравились многочисленные костяные оленьи рога и икебаны из лакированных голых ветвей. Сатурну был безразличен интерьер гостиной, поскольку родные дети донимали того почище рогов.