Вытащив ребёнка из колодца и с улыбкой взглянув на него, она снова стала опускать Данила вниз, приговаривая:

– Катику, катику, Данила.

– Миша, чего это твой брат Данил так сильно плачет? – спросил Петриков Самоил, который всю ночь с мужиками просидел возле покойного Анания.

– Дядя Самоил, ни мамы, ни Данила нигде нет.

– Миша, глянь в саду, крик оттуда доноситься, – сказал Самоил.

Михаил забежал за гранатовый куст и увидел мать, которая крутила лебёдку, вытягивая из колодца ведро.

– Катику, катику, Данила, – не замечая Михаила, блаженно повторяла мать.

Михаил спрятался за гранатовый куст. Он понимал, что удержать мать и вытянуть из колодца брата он один не сможет, и потому махнул рукой Самоилу, который смотрел в его сторону.

– Мужики, гляньте, что там случилось, – сказал Самоил мужчинам, входящим во двор.

– Миша, чего там? – спросили они.

– Мама брата моего, Данила, в колодец опустила.

– Господи! Отец Небесный! Верни Мане рассудок, – молились мужики, пока шли к колодцу.

– Миша, сейчас мы подойдем к матери сзади и возьмём её за руки, а ты сразу выхватывай крюк. Да не упусти. На большой скорости его не остановишь. Так совсем дитя загубить можно, – сказал пожилой мужик.

Мария в очередной раз вытащила ребёнка из колодца и одну руку оторвала от крюка. В это время мужики набросились на неё сзади, а Михаил выхватил из её руки крюк и подхватил ведро, в которой находился Данил. Ребёнок, прижавшись к брату, испугано трясся.

– Отдайте! Отдайте мне Данила! Анания отняли, хотите и Данила отнять? – кричала обезумевшая женщина.

– Бабушка, как страшно кричит Маня, прямо жутко мне, – сказала Рахиль бабушке, готовившей возле печи снадобье для Мани.

– Обезумела она от горя. Но ничего, Рахиль, переболеет она, а там потихоньку и на поправку пойдёт. Мне её будет лечить намного легче, чем тебя тогда. Чужих людей лечить намного легче, чем своих близких.

– Я хорошо понимаю Маню, потому что сама однажды чуть не потеряла рассудок.

– Мне тогда очень трудно было лечить тебя, потому что я сама заболела вместе с тобой.

На похороны Анания собралось всё село. Это горе было общим. Его гибель вызвала сильный гнев среди мужчин и посеяла страх в женских сердцах. Каждая женщина, глядя на изуродованное тело Анания, с содроганием думала, что на его месте мог оказаться её муж, отец или сын. Отряд Фёдора Бочарникова прискакал на кладбище с гор после очередного объезда, когда гроб с телом Анания под душераздирающий бабий вой опускали в могилу. Прощальное слово произнёс староста Семён. За ним свою прощальную речь от имени всего отряда произнёс Фёдор Бочарников.

– Прости, Ананий, что мы не смогли уберечь тебя, – боль и отчаяние прервали речь Фёдора, – прости, Ананий. Но мы клянёмся, что отомстим за тебя и уничтожим банду Алихана. И не будем больше отгонять от себя этих шакалов. Мы будем их уничтожать, безжалостно будем уничтожать каждого, кто посягнёт на нашу жизнь, будь то банда Алихана или иная, потому что врагов нужно уничтожать! Если не уничтожим их мы, то они уничтожат нас. Клянусь, что с сегодняшнего дня я буду защищать каждого из вас вплоть до последней капли своей крови. Никто не смеет трогать нас безнаказанно!

– Клянусь! Клянусь! Клянусь! – вслед за Фёдором поклялся отряд, сопровождая клятву оружейными выстрелами.

Их поддержали и все остальные мужики.

– У…у! – завыли бабы ещё громче.

Иванова Вера пробралась к сыну и, слезливо сморщив губы, тихо произнесла:

– Данил, чё ж теперь будя? Фёдор вон какой крутой мужик. Дал слово – не отступится. Да и мужики все горой за него.

– Мама, с волками жить, надо по-волчьи выть, – необычайно серьёзно ответил ей сын и перевёл свой взгляд на стоявшую среди женщин Рахиль.

Вера отвернулась от Данила и пошла к бабам. Она окончательно поняла, что её сын так же, как и Фёдор, не отступится от своего слова.

В селе Привольном основную часть работников составляли бедные татары из горных аулов и татары, которые приходили с территории Персии. Они выполняли в основном сезонные работы. Но были и такие, которые работали у одного хозяина по нескольку лет. Это были конюхи и пастухи.

У попа Якова уже полгода работал конюхом шестнадцатилетний парень Абдулла, которого в базарный день привела к попу бабушка.

Поп часто отпускал Абдуллу домой в аул и давал ему продукты, чтобы он отвёз их своей бабушке и младшей сестрёнке.

Поп не разрешал Абдулле ходить по лесу пешком, так как было много случаев, когда на пеших людей в лесу нападали волки и съедали их, – потому всегда давал Абдулле коня и ружьё.

Рано утром Абдулла попрощался со своей бабушкой, взял корзину, в которой привозил виноград и курицу, повесил через плечо ружьё, вскочил на коня и поскакал в Привольное. Он скакал по лесной дороге и сонно посматривал по сторонам, пока не доскакал до ущелья. Этот участок дороги Абдулла не любил, так как в случае нападения волков ускакать оттуда было очень трудно.

Абдулла сильнее пришпорил кнутом своего коня и во весь дух понёсся через ущелье.

Он уже выскочил из ущелья, когда увидел группу вооружённых всадников.

– Турки! – мелькнуло у него в голове.

Своих земляков, даже из чужих аулов, Абдулла сразу же узнал бы по одежде.

«Убегать от них бесполезно, всё равно догонят», – подумал Абдулла и остановился.

– Ты куда едешь? – спросил Абдуллу подъехавший к нему главарь банды Алихан.

– В село Привольное, – ответил Абдулла.

– Зачем едешь? – недовольно произнёс Алихан.

– Я там работаю конюхом у попа Якова, – ответил Абдулла.

– Ты работаешь у этих свиньей? – брезгливо сморщив свое лоснящееся от молодости и крепкого здоровья лицо, спросил Алихан.

– Что ты, брат? В селе Привольном не едят свинью, – с испугом произнёс Абдулла.

– А ну, щенок, давай мне ружьё и слезай с коня, – грубо произнёс Алихан и схватил ружьё.

– Не надо, брат, не забирай у меня ружьё и коня. Я должен вернуть их хозяину, – не выпуская из рук ружьё, закричал Абдулла.

Главарь рассмеялся и, стащив Абдуллу с коня, брезгливо пнул его ногой.

– Жить хочешь? – спросил Алихан, наступив Абдулле на грудь и приставив ко рту ружьё.

– Хочу, очень хочу, не убивай меня, брат. У меня дома осталась маленькая сестра с бабушкой. Они умрут с голоду без меня, – просил Абдулла, вытирая с губ кровь.

– Как твоё имя? – спросил Алихан.

– Моё имя Абдулла, – ответил он и, немного подумав, добавил, – Мамедов Абдулла Гасан оглы. Я живу недалеко от ущелья вон в том ауле.

Он повернулся и показал рукой в сторону своего аула.

От Абдуллы не ускользнуло, как вздрогнул один разбойник, услышав его слова. Он быстро опустил до самых глаз чалму, прикрыв ею лоб и чёрные, нависшие над глазами густые брови, а по бокам закрыл лицо свисающими из-под чалмы тряпками.

– Алихан, дело есть, – тихо сказал он главарю банды и шепнул что-то ему на ухо.

Алихан с удивлением взглянул на него и тут же убрал свою ногу и ружьё с Абдуллы.

Затем оба разбойника отошли в сторону и стали что-то бурно обсуждать.

– Вот что, – вернувшись к Абдулле, сказал Алихан, – щенок попа убил хороших людей, и ещё трое моих лучших людей пропали ночью. Аллах не простит нам, если мы не отомстим за них. Если ты действительно наш брат, то ты должен помочь нам.

– Чем я могу помочь вам? – с удивлением спросил Абдулла.

– Ты должен пойти в село Привольное и отомстить за наших братьев, – сказал Алихан.

– Что я должен сделать? – спросил Абдулла.

– Ты должен убить попа и его щенка, – властным тоном произнёс главарь банды.

– Нет, брат, я не могу убить их, – встав на колени перед Алиханом, произнёс Абдулла.

– Не можешь? Тогда я убью тебя, – сказал Алихан и приставил дуло ружья к уху Абдуллы.

К главарю снова подъехал разбойник с низко опущенной чалмой и тихо сказал:

– Алихан, видит Аллах, он ещё зелёный. Он действительно не сможет убить ни попа, ни его щенка. Позволь мне совершить эту почётную миссию. Только не рассказывай Абдулле ничего ни обо мне, ни о Тарлане. Мы для них давно уже умерли.