— Но дела!

— Если бы я о них не помнил, то явился бы позже.

Под взглядом Атрида Ипатий смутился и наконец встал со ступеней.

— Я не хотел оскорбить тебя, о царь… Но, поверь, при одном взгляде на тебя мое сердце обливается кровью! В чем ты? Где ты был? На кого ты похож? Мой царь! Гордость Эллады! — горестно покачал головой молодой советник — ничуть не хуже старушки Феллы. — Еще вчера на площади ты выглядел так великолепно! А теперь? Ты выглядишь, как последний бродяга! Ты! Сын Атрея! Герой богоравный и славный! Пастырь народов, любимец всесильного рока!

Агамемнон, уже не в силах сдержаться, фыркнул от смеха.

— Боги, Ипатий, ну что за чушь ты несешь? Песни аэдов в мою честь всегда меня вгоняли в тоску! Тебе осталось только сказать, что более тысячи стадий два пальца моих разделяют. Но ты-то ведь в певцы, я надеюсь, не собираешься? Или должность первого советника не устраивает?

Ипатий только судорожно вздохнул — и проглотил готовые сорваться с языка слова.

Атрид рассмеялся, поднимаясь по ступеням и садясь на трон.

— Давай, я слушаю, — с улыбкой кивнул он. — Что там у тебя за спешные дела, требующие мчаться к царю до восхода?

— Да… собственно… ничего спешного… — совсем стушевался советник. — Обычные текущие, так…

— Ну, давай, — снова усмехнулся царь.

Подавая владыке Эллады вощеные таблички с записями, Ипатий едва мог сдержать дрожь в руках. Боги! Он и в самом деле позволил себе непростительно забыться. Атрид никогда не допускал давления на себя, никогда не позволял подчиненным переходить в отношениях с ним некую грань. Он не был тираном и не кичился своим положением, мог и пошутить, и посочувствовать, был внимательным и чутким руководителем… но все же именно руководителем.

Ипатий мечтал управлять царем, и большей частью ему это удавалось, но советнику приходилось всегда идти словно по тонкому льду. Малейшее неверное движение — и провалишься в ледяную воду.

И уже не выплывешь.

Агамемнон не прощал попыток влиять на его решения и поступки.

Больше всего Ипатий боялся появления человека, который откроет царю глаза… или же оттеснит советника подальше и сам займет его место.

Вот где был царь этой ночью? С кем говорил? Что услышал? Советник замечал: разбирая дела, молодой правитель нет-нет да и замирал, с мечтательной улыбкой глядя вдаль, и глаза его начинали сиять.

Требовалось срочно узнать, что произошло, когда Атрид находился вне его внимания.

Понимая, что дальнейшие нотации лишь разгневают владыку Афин, советник, когда с текущими делами было покончено, решил вернуться к утреннему разговору иначе.

Взирая на мечтательный вид царя, Ипатий уже сделал несколько предположений, и теперь их следовало подтвердить.

— Да… — устало вздохнул советник, забирая документы. И словно невзначай заметил: — А может, ты и прав, о царь, что решил повеселиться, бросив нас всех. Иногда надо вносить в жизнь разнообразие. Замечательный вчера получился праздник!

Атрид лишь рассеянно кивнул.

— Позволено ли мне будет спросить? — осведомился Ипатий. — Как другу, не как советнику.

— Конечно.

— У тебя такой вид, царь, будто вчера ты встретил богиню… — несколько смущенно пробормотал молодой интриган, искоса поглядывая на Агамемнона.

Глаза того вновь наполнились мечтательным светом.

— Да. Ты прав, Ипатий. Богиню, настоящую богиню…

Ипатий понимающе улыбнулся, с трудом сдерживаясь, чтобы эта улыбка не превратилась в презрительную и саркастическую усмешку.

«Так я и думал!» — пронеслась мысль.

— Богиню? Верно, прекрасную Афину? Ведь ты славный воин и мудрый политик…

— Афродиту, Ипатий, Афродиту! — пылко вскричал Агамемнон, и тут Ипатий по-настоящему встревожился.

— Афродиту?.. — шутливо переспросил он. — Но, царь, с этой богиней опасно шутить! При всей своей красоте она капризна, коварна и жестока. И, увы, часто лжива. Да простит меня великая Киприда, если я оскорбил ее, но это правда!

— Нет, Ипатий, неправда! — горячо возразил молодой человек. — Во всяком случае, девушка, которую я встретил, обладает красотой и обаянием Афродиты, мудростью Афины, чистотой Артемиды, скромностью Селены… И все эти достоинства, сливаясь воедино, делают ее подобной царице богов Гере! По крайней мере, внутренним достоинством эта девушка ей не уступит.

Ипатий с трудом удержал на лице выражение вежливого интереса. Он чувствовал, как губы его начинают дрожать от злости.

Неужели какая-то девица посмеет спорить с ним, первым советником, во влиянии на царя?!

Кто эта безумная?

— О царь, что же это за неземное создание, столь чудесно наделенное лучшими качествами чуть ли не всех богинь Олимпа? Разве такой драгоценный камень не был бы давно известен в Афинах, являясь предметом мечтаний всех благородных юношей? Быть может, я знаю ее?

Царь усмехнулся уголком рта.

— Не мечтай. Не знаешь.

— Разве такое чудо могло безвестно жить в нашем городе? — не сдавался советник.

Агамемнон вздохнул.

— Да. Представь себе, Ипатий, да! — Советник уловил нотки горчи, проскользнувшие в голосе владыки Эллады. — Это чудо живет у западной стены… и причем не очень богато. А ведь она заслуживает не просто богатства, а почета и всеобщего уважения. Чтобы матери ставили ее в пример своим дочерям! Но увы…

Ипатий кусал губы.

— Царь, по всему я делаю вывод, что ты встретил достойную девушку. Но это ничего не говорит мне. Я же твой друг, я хочу узнать больше! Можешь ты мне сказать, кто она?..

Атрид задумчиво, как-то мечтательно улыбнулся.

— Ее имя Агниппа. Та самая девушка с площади, о которой я просил тебя разузнать. По счастливой случайности я снова встретился с ней — и оценил по заслугам!

Советник закашлялся.

— Вот как?.. Н-да… И что же, царь? Что же дальше?

Агамемнон, нахмурившись, непонимающе посмотрел на придворного.

— Дальше? — приподнял он бровь.

— Насколько я понял, ты влюбился в эту девушку…

Взгляд Атрида смягчился, и, усмехнувшись, царь покачал головой.

— Вот что ты подумал… Нет, Ипатий. Не влюбился. Хотя, может, со стороны так оно и выглядит. Это… сложно объяснить. Понимаешь… Я восхищен ею — как человеком. Она проявила такие качества, которые я очень ценю в людях. И которые прежде не встречал в женщинах. К тому же Агниппа еще и красива. Поэтому… ну да, наверное, я немного увлекся. Но… не стоит придавать этому слишком большого значения.

Ипатий с облегчением выдохнул.

— Значит…

— Значит, я хочу понять, не обманулся ли я, — перебил Атрид. — Я поживу у них пару недель, не больше. Мне хочется пообщаться с ней, получше узнать. Убедиться, в самом деле ли она такая, какой кажется.

— Но… — опешил Ипатий.

Царь отмахнулся.

— О государственных делах не волнуйся. Я буду приходить каждое утро и заниматься ими до вечера. Если же вдруг случится что-то, требующее моего немедленного вмешательства, когда меня не будет во дворце — ты знаешь, где меня искать.

Молодой советник не находил слов, только хватал ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.

— Царь!.. — вскричал он наконец. — Не кажется ли тебе, что за эти пару недель девчонка так оплетет тебя, что… — Он запнулся. — У Афродиты золотые сети; те, кто прельщается их блеском, запутываются в них и потом вырываются со страшными ранами!

Агамемнон улыбнулся — и упруго поднялся с трона.

— А из них вообще не надо вырываться, Ипатий, — сказал он, хлопнув друга по плечу. — Не бойся. Я в них не попаду. До завтра!

С этими словами юноша выбежал из дворца, счастливый от чувства свободы. Две недели! Две недели он может пожить как обычный парень, без фальшивых и скучных церемоний двора. Общаться с людьми, которые ему нравятся, с которыми ему хорошо… Общаться как с равными, не ощущая той незримой стены, что всегда ограждала его от…

От простого человеческого тепла.

Неужели он не может себе позволить хотя бы недолго побыть рядом с девушкой, которая ему понравилась?