— Да, о царица.

— Когда? Где?

— Утром он ждал у тебя приёма, но ты никого не принимала, и это понятно, — Ани чуть покраснел под насмешливым взглядом Нефертити. — Потом я встретил его у царских конюшен. Мена, как всегда, был одет роскошно, ведь он любит блистать… Я втянул его в разговор. Он, оказывается, выбирал лошадей для предстоящих скачек и уже уходил, когда мы столкнулись. Мы заехали ко мне, попили вина… потом Мена ушёл. Он собирался в храм Осириса… не мог же я мешать его молитвам!

— Какой болван… — устало прошептала царица, запрокинув голову на спинку дивана и прикрыв глаза рукой. — Какие люди мне служат!..

Выпрямившись, Нефертити устремила на стражника взгляд, полный гнева и презрения. Золото урея ослепительно горело под пламенем светильников.

— Агниппа уже всё знает. Она всё знает!.. Надо спешить. Что ещё сказал тебе её советник? Где он будет вечером?

— Он… хотел посетить Город Мёртвых…

— А сейчас он где?

— Полагаю… у себя… Царица! Я думал…

Лицо солнцеподобной потемнело. Тонкие ноздри затрепетали, в глазах заплясали бешеные молнии.

— Отлично, — немыслимо ровным голосом произнесла она. — Немедленно стражу к Агниппе и Мена. — И, не сдержавшись, Нефертити крикнула: — Может быть, ты хоть на этот раз не будешь «думать»!..

Ани, ещё раз поцеловав пол у ног солнцеподобной, выбежал из зала.

Нефертити прикрыла глаза.

Боль…

Сильная боль опоясывала живот, сводя с ума. Наверное, не следовало так волноваться из-за какой-то рыжей девчонки, которая никуда не денется…

Кусая губы, чтобы не застонать, царица вновь хлопнула в ладоши.

— Жреца Аменемопе ко мне. Пусть принесёт что-нибудь от боли.

Шелест минут…

Шорох одежд…

Жрец склонился перед солнцеподобной.

Внимательные глаза, озабоченно нахмуренные брови, капли из прозрачного пузырька в кубок с вином…

— Тебе необходим покой, о солнцеподобная.

Молодая женщина обессиленно вытянулась на диване и прикрыла глаза.

О боги, если бы она ещё могла позволить себе этот покой…

— К вам начальник стражи, — послышался от входа негромкий голос рабыни.

— Царица никого не принимает, — сурово ответил жрец.

— Принимает, — Нефертити, сжав губы, села. — Ступай, Аменемопе. Придёшь через десять минут. Зови! — велела она рабыне.

Ани вошёл очень неуверенно и, опустившись на колени, не смел поднять голову.

— Я слушаю, — поторопила его солнцеподобная.

— О царица… — воин поднял голову и мигнул, не выдержав взгляд дочери Ра. — Прости меня… Они… Агниппа и Мена… Они бежали!

— Бежали?.. — хмыкнула царица. — Немедленно отряды ко всем городским воротам! Сейчас ночь, они никуда не денутся из города. На рассвете их…

— Царица… — сдавленно пробормотал стражник. — Они покинули Фивы.

— Что?

— У них… через седьмые ворота Северной стены… они показали приказ… подписанный мной. Я не знаю, как… вероятно… когда Мена гостил у меня… я…

Царица поднялась. Чело её было мрачнее тучи. Неистовое пламя билось в глазах, когда солнцеподобная смотрела на распростёртого у её ног человека, рвалось наружу.

Она заговорила — медленно, с расстановкой, и тон её мог поспорить своим безжалостным холодом с ночной пустыней:

— Если ты хочешь жить, то поймаешь Мена и Агниппу. Разошли гонцов с их описанием по всему Египту. Пусть скачут и день, и ночь, потаёнными тропами, и в бурю, и в жару. Объяви высокую награду: поймавший беглецов получит столько золота, сколько весит сам. И если этой девчонке удастся ускользнуть от тебя… Клянусь Сохмет, тебя бросят в клетку с голодными львами!.. Ступай.

Начальник стражи поклонился и оставил покой дочери Солнца бледный, как полотно.

[1] Та Сет Аат — древнее название Долины Царей.

[2] Та Дехент — с древнеегипетского переводится как «пик». Древнее название горы Эль-Курн (Аль-Корн).

[3] Аттический талант равнялся 26,2 кг серебра или 2,62 кг золота. То есть каждый из всадников вёз чуть больше пяти килограммов.

[4] Египетский лён в тонкости и лёгкости не уступал шёлку: 1 м2 льняной ткани весил всего 5 граммов.

[5] Схенти — набедренная повязка мужчин-египтян. Поддерживалась поясом и украшалась передником.

Кони неслись крутым берегом. Золотые стены Фив, мерцающие призрачным голубым заревом в лунном сиянии, отодвигались всё дальше и дальше… Агниппа обернулась, бросив последний взгляд на город и на громаду Та Дехент, тёмную на фоне южного серебряного неба — и тронула повод скакуна. Всадники перевалили через вершину холма, и столица Египта скрылась из виду.

— Мы свободны!.. — крикнула царевна навстречу ветру и, отпустив повод, галопом пустилась вниз по склону, раскинув руки и смеясь от счастья.

— Да не совсем, о царевна! — в тон ей крикнул советник и пришпорил своего скакуна, догоняя девушку. — О пресветлая, мы только потеряли из виду Фивы.

— Это добрый знак, Мена! Теперь нам надо съехать с дороги и свернуть в пустыню, ведь верно? — живо обернулась к старику Агниппа. — И никто никогда не догадается, что мы сделали!

— И никто не найдёт наших костей, — с самым серьёзным выражением лица кивнул бывший лазутчик фараона. — Их обглодают шакалы и грифы.

— А я думала…

— С повелителями пустыни, Сетхом и Сохмет, нельзя шутить, о царевна. Придётся нам ехать по дороге. Разумеется, ночью, а днём находить укрытие. Поверь, это не так уж и сложно, вдоль берега хватает рощ и оазисов…

Агниппа только смущённо улыбнулась в ответ.

— Я полагаюсь на тебя, Мена.

— Знаешь, мне доводилось прятаться… — смеясь, хмыкнул он.

Кони легко уносили своих всадников в ночь.

Пыльные схены ложились под копыта.

Звёзды катились по небу.

Ветер свежел, и вот на горизонте, над песками Ливийской пустыни, огромным пылающим диском взошло солнце — внезапно и быстро.

— Славься, Амон! — крикнула радостно царевна, протягивая руки к сияющему шару. — И да хранит нас твоя милость!.. Дай нам новую жизнь, о юный Гор, сияющее утро!

— И дай нам победу над нашими врагами… — под нос пробормотал Мена.

Нужно было искать укрытие. Увы, Агниппа не могла ехать столь же быстро, как привык ездить он, воин и разведчик, и потому его расчёты добраться до ближайшего оазиса, прежде чем взойдёт солнце, провалились к Апопу — и это не могло не беспокоить советника.

Но девушке о его тревогах знать вовсе не обязательно.

— Поедем быстрее, о царевна, — мягко заметил он. — Скоро уже день, а здесь открытое место…

Только и оставалось, что молиться богам о заступничестве.

На солнце наползало дрожащее рыжее марево, а ветер продолжал набирать силу: лихорадочно, рывками, словно поднимал огромную тяжесть.

По дороге пронеслись маленькие пылевые смерчи, запутались в траве обочины. Воздух загустел, как гнилая вода.

Солнце — распухшее и тяжёлое — скрылось за завесой бурой мглы.

— Агниппа, стой! — крикнул советник. — Спешиваемся!

Девушка удивлённо посмотрела на старика, но выполнила приказ. Дёрнув своего коня за повод, Мена заставил его опуститься на колени.

— Делай, как я! — коротко велел старый разведчик Агниппе. — У седла фляжка. Смочи водой какие-нибудь две тряпицы, одну намотай на морду коню, другую — себе на лицо. Укройся за конём и, когда начнётся, опусти голову.

Едва они оба последовали этому совету, как ветер взвыл, словно тысяча демонов — и мир захлестнула красная мгла.

Агниппа только испуганно всхлипнула, прижавшись к тёплому лошадиному боку. Её конь, повинуясь инстинкту, уткнулся мордой в плечо хозяйки, тоже пытаясь защититься от бури.

Ветер свистел, набирая силу, и, кроме этого свиста, во всём мире не было ничего: лишь обжигающее дыхание урагана…

«О светлый Гор, защити нас…» — только и могла мысленно молиться царевна. Вокруг росла гора песка, заметая девушку и коня.

Царевна не могла бы сказать, сколько это продолжалось. Просто в какой-то миг поняла, что вихрь теряет остервенение, а мгла рассеивается…