— Хм… — Кощей с притворным размышление в глазах сощуривает взор, — Зависит от степени моего разочарования.

Иван хмыкает, тем не менее заметно краснея, прикусывая острый кадык, спускаясь поцелуями ниже, прикусывая зубами соски. В кончиках пальцев тонкими иголками покалывает волнение, растекаясь то холодком, то горячими волнами.

«Сколько у тебя вообще было любовников до меня?..», — он скользит языком по литым мышцам пресса, прикусывая прохладную кожу, блуждая ладонями по мощному торсу, — «Позволял ли ты им касаться себя так?».

Тебе ведь так любопытно, верно? Ты ведь понимаешь, что ты да-а-а-алеко не первый в его постели, но что куда более важно-в его сердце? Так кто же был до, что случилось такого, что…

Юноша едва заметно морщится, отгоняя воспоминания о неприятном в своей неоднозначности диалоге. Он вновь оказывается между разведенных ног возлюбленного, касаясь возбужденной плоти кончиками пальцев, склоняя голову и проводя языком по всей длине, слизывая с головки каплю смазки.

Бессмертный приподнимается на локте, с удовлетворением наблюдая за Иваном, зарываясь пальцами свободной руки в кудрявую копну.

«Что ж, с твоей неугомонностью, удивительно, что ты принялся за это только сейчас», — усмехается он, ощущая как теплые пальцы мягким жестом, скрывающим первую робость, а затем более уверенно скользят ниже, касаясь ягодиц.

В достаточной степени подзабытое им ощущение, но Иван действует плавно, и в этом совсем легко растворяться, позволяя себе двигаться по потоку.

«Старательный такой», — Бессмертный облизывает внезапно словно пересохшие губы, прислушиваясь к теплым волнам удовольствия, растекающихся от движения этого горячего рта и юрких пальцев. Он провокационно подается бедрами вперед, слегка надавливая на кудрявую копну, подталкивая брать глубже, и это также отдается более резкими и интенсивными движениями внутри.

Спустя пару минут Кощей ловит буквально осоловевший и помутневший от возбуждения взгляд голубых глаз, и с легкой усмешкой обхватывает юношескую шею, притягивая горячее тело к себе, соединяя их в одно. Несколько мгновений, скорее для того, чтобы совсем уж не свести супруга с ума и он, обхватив поясницу, переворачивает его на спину, оставаясь сверху.

Бессмертный смыкает руки на бледных запястьях, подаваясь бедрами вперед, заставляя Ивана прикусить губу.

— Решил выполнить свое обещание, да? — хрипло произносит юноша, блуждая взглядом по лицу партнера, стекая им ниже.

— Скорее не дать тебе совсем уж расплыться, — хмыкает Кощей, откидываясь назад и прогибаясь в спине.

Вид воистину незабываемый — особенно когда Бессмертный каким-то легким и до чертиков грациозным жестом отбрасывает водопад черных волос назад. Теплые ладони ложатся на бедра, мягко поглаживая, скользя выше к талии. То, как двигается Кощей заставляет юношу прикусить губу, и пополам с привычным хищным взглядом это бьет в виски колоссальным, пьянящим возбуждением. Холодные руки ложатся на его грудь, дразняще царапая соски когтями.

«Ох…черт», — Иван не скрывая жаркого стона, позволяя ему слетать с губ громко и протяжно.

Горячо, сладко, по-новому, и вместе с тем, с весьма привычным ощущением обволакивающей властности Бессмертного. Юноша касается рукой члена, размеренно скользя вниз-вверх, сжимая и прокручивая в ладони головку, наслаждаясь хриплым рыком, раздающимся сверху.

«И все же, на все у тебя есть свой сценарий, да?», — мелькает в его голове, пока он всматривается в ярко блестящие лиловые глаза, смотрящие в его лицо с некой провокационной снисходительностью.

— Или не мне? — неожиданно для мужчины, обхватив его спину, Иван юрко приподнимается, и движением уверенным, но мягким роняет его обратно в подушки, — А как насчет попробовать отпустить контроль? — Кощей слышит это возле самого уха, ласково-нежным шепотом, — Хотя бы попытайся, ладно? — и он не дает ему мгновенья промедления для выражения сопротивления или очередной ироничной фразы, целуя мягко, обхватывая лицо руками и прижимая к себе.

— Помнишь, что я говорил тебе про хрупкую статуэтку? — выдыхает Кощей, когда алые губы, прикусив подбородок, соскальзывают на кадык, очерчивая его длинную шею дорожкой поцелуев.

Отпустить контроль — эта просьба порождает в нем горечь, которую, тем не менее, он не выдает ни уголком губ, который не дрогнет в странно-печальной улыбке, ни потяжелевшим блеском аметистовых глаз, ни внезапно сжавшимися на плечах юноши ладонями.

Внезапным холодком отдается мысль о том, что ему чертовски не хочется в какой-то момент поймать это обожаемое лицо под тем углом, которое делает его призрачно похожим на то самое, способное поднять воспоминания сейчас абсолютно неуместные.

«Просто не думай об этом», — Бессмертный выдыхает, усилием воли заставляя себя расслабиться, проходясь кончиками когтей по плечам юноши, порождая на бледной коже россыпь мурашек. У него действительно был план относительно этой затеи, которая, так или иначе, уже какое-то время маячила на горизонте их интимной жизни: проскользнуть лишь по чувствительному в плотском смысле острию, не позволяя себе провалиться ни в слишком глубокие чувства, ни в смутно-туманные мысли и воспоминания.

Там на столе моё сердце

Борется за жизнь из последних сил

Его однажды кто-то недолюбил

Оно так разозлилось, что весь мир не мил

В каком-то смысле ему бы хотелось, чтобы это было простовато, даже грубовато-примитивно, и он бы скорее предпочел соблазнить супруга изгибом мускулистой спины, позволяющим скрыть лицо в шелке и бархате покрывал и подушек.

— Я хочу, чтобы тебе было хорошо, — Иван едва заметно хмурится, замечая промелькнувшую по лицу партнера тень, одна его рука ложится на щеку Бессмертного, пока другая кончиками пальцев огладив холодную кожу груди и живота, вновь обхватывает член.

«Какая ж ты зараза, а», — думает Кощей, закрывая глаза буквально от того, что почти что не в силах выносить это взгляд, в котором слишком много любви, которая не то, что пьянит сейчас, а стремится пробраться буквально в каждую клеточку его мертвой плоти, — «Просто трахни меня и все, без лишних сантиментов».

Стоило догадаться, что его супруг воспользуется этой возможностью не только лишь с точки зрения расширения собственного чувственного опыта. Эгоистом Ивана можно было назвать в последнюю очередь, и эта внимательная сосредоточенность на том, что и как отзывается в партнере, отдавалась в Кощее чувством, похожим на то, когда язык щекочет нёбо: будоражаще-чувствительно, на грани нервного, когда хочется еще раз, и еще, и одновременно хочется прекратить.

Там на столе моё сердце

Ждёт, пока его отнесут в тепло

Оно уже и так всё изранено

Надеюсь, что хоть ты сбережёшь его

— Мне хорошо, — буквально шипит Бессмертный, прикусывая клыками плечо нависающего сверху тела, смыкая ноги на юношеской пояснице, порождая более глубокий и грубый толчок, —Но если не хочешь, чтобы я уснул, можешь попробовать ускориться.

— Расслабься, — Юноша не удерживается от мягкого смешка, но тем не менее, просьбе внимает, ускоряя темп, — и просто дай этому быть, — его губы так же ласково зацеловывают каждый попадающийся на их пути кусочек кожи.

Вообще-то, отдаться в эти теплые, любимые руки Кощей был вполне себе не против, но мыслил это через призму того, чтобы побыть источником удовольствия для возлюбленного, пусть и в ключе, отличном от обычного.

Но Иван с прямодушием, лишенным всякого коварства, и от того только сильнее поражающим в самое сердце, каждым касанием и каждым движением желал не овладеть, использовать, а разделить, словно самому стать частью другого, слившись в теплое и вязкое нечто, в котором нет места притворству, даже мимолетному оттенку неискренности, нечто, из которого невозможно сбежать от себя и своих чувств.

И это парадоксальным образом оказалось для Бессмертного неожиданностью, потому что отдаться он был готов, а вот перспектива раскрыться и обнажиться так, как подводили к этому горячие уста, чувственно зацеловывающие каждый сантиметр его бледно-серой плоти, скорее пугала.